Вы здесь

Свеча памяти нашей

Хабарово – перевалочный пункт перед отправкой на Вайгач

В начале тридцатых годов прошлого века Вайгач становится территорией смерти для сотен заключенных, осужденных по политическим статьям и объявленных врагами народа.

Но тогдашние чекисты, выбиравшие место для лагеря, и не подозревали, какую смысловую нагрузку несет в себе название острова.

Вайгач был выбран местом заключения лишь потому, что изолирован от Большой земли, побег оттуда невозможен, а значит, сюда можно было отправлять самых опасных преступников.

Кроме того, еще в 20-е годы на острове были обнаружены залежи медной руды, а страна Советов нуждалась в этом металле, так как он входил в состав многих сплавов, используемых в оборонной промышленности.

В 1929 году на свет были вытащены разработки и исследования ученых-гидрографов и геологов, которые еще в царское время обнаружили на территории заполярных тундр залежи угля, медной и железной руды, нефти и флюоритов. Север нужно было осваивать любой ценой.

И именно в тридцатом году, когда первому национальному образованию на территории молодой Советской республики, Ненецкому округу, исполнился год, Москва принимает решение использовать для этих целей заключенных.

Но, видимо, для такого дела простой вор-домушник или медвежатник с мокрушником не годятся, нужны были кадры знающие, образованные и ученые. И пошла гулять «красная метла» по городам и весям нашего тогдашнего государства, то тут, то там выметая врагов народа по профессиональному признаку.

Когда в Нарьян-Маре открыли морской порт, пассажирами первых судов, прибывших по морю через Соловки, были заключенные. Сотни и сотни людей были отправлены этапами на Воркуту (тогда это была территория Ненецкого округа) для строительства узкоколеек, разработки угольных шахт, рубки леса для строи-тельства бараков в том же Варнеке или Хабарово. Здесь был также организован перевалочный пункт с небольшой тюрьмой, где заключенные ждали отправки на Вайгач.

Кто-то, может быть, засомневается и скажет: «При чем тут профессиональный принцип?» Но подумайте, вывод напрашивается сам собой: в 1931 году, когда началось строительство шахт и топографическое исследование поверхности острова, сюда привозят из Москвы, Ленинграда и Киева ученых с мировым именем, таких как профессор геологии Павел Виггенбург. Вместе с ним в списках врагов народа оказываются картограф Бух, топограф Переплётчиков, инженер-строи-тель Ливанов, геолог, исследователь залежей воркутинского угля, специалист по разработке полезных ископаемых шахтовым методом Флёров, а также первооткрыватель Амдерминских флюоритных месторождений Преображенский (имена неизвестны).

Как сложились судьбы этих людей, где они похоронены: в затопленных ли шахтах на прииске Раздельном, в братских ли могилах на мысе Цинковом или Долгом – сегодня нам никто не скажет. В архивах ОГПУ сохранились лишь заключения о смерти геологов Флёрова и Преображенского, датированные 1935 годом.

Наш округ в 30–40-е годы был частью единой системы ГУЛАГа, созданной руководством страны для организации социалистического строительства. Воркутлаг, Хабарово, Усть-Кара, Хальмер-Ю, Вайгач, Нарьян-Мар – это лишь малый список пунктов, которые в эти годы играли роль гаечек и винтиков для работы огромной и страшной мясорубки, называемой ГУЛАГом.

В эти же годы подобные лагеря начинают строить по всему Северу. Долганская писательница Огдо Аксёнова так рассказывала об этом страшном периоде в жизни своего народа:

«Репрессии обрушились на наш народ в 34-м году. Пастухов начали осуждать по всякому недоразумению. Даже утрата одного оленя могла привести человека в Таймырский ГУЛАГ. Чем же была вызвана такая жестокость? Оказалось, причиной арестов стал вновь строящийся Норильский металлургический комбинат, рядом с которым, к несчастью, проходили родовые кочевья и охотничьи угодья долган. Новый гигант советской индустрии задыхался без транспорта. Строительство железной дороги затягивалось. Выход нашли – оленьи упряжки».

В то время, когда таймырские оленеводы возили лес и стройматериалы, заключенные Вайгачского лагеря добывали в шахтах медную руду и цинк. Эта непосильная работа многим стоила жизни. Труднее всего приходилось людям немолодым, так как работа на рудниках была организована в три смены.

Известный киноактер и режиссер Вацлав Дворжецкий, осужденный на 10 лет за антисоветскую пропаганду, два из них отсидел на Вайгаче.

Вот что он пишет в своей документальной повести «Пути больших этапов»:

– Я тогда был молод и, наверное, здоров, поэтому все, что происходило на острове, меня очень живо интересовало. Сама моя отправка на Вайгач была связана с очень странной историей. Моим следователем по делу «ГОЛ» в Бутырке был Штольц, пожилой и очень болезненный мужчина. Он очень старался, выбивая из меня признательные показания, а потом исчез... Каково же было мое удивление, когда при погрузке нас на судно «Силур» я увидел того же Штольца. Он пожал плечами и отвел взгляд. Теперь он был таким же, как и мы все тут. Мы прибыли на остров в августе 31-го. Нас сразу определили по бригадам. Работа в шахтах – не для слабых. Тут целиком приходилось надеяться только на себя, конвой в шахту не придет и не поможет. Здесь мы все одинаковые – враги народа. Я встретил здесь на Вайгаче много удивительных и интеллигентных людей: инженеров, учителей, врачей, поэтов и даже актеров. Мы жили своей, лагерной жизнью, но там, за вышкой наблюдения, была и другая жизнь. С ней я столк-нулся впервые осенью 31-го. Я увидел самоедов. Сидят себе вокруг только что убитого ими оленя. У каждого – длинный узкий нож. Едят сырое мясо, отрезают кусочки у самых своих зубов быстро-быстро. Потом я видел их в своих, сшитых из шкур морского зайца, лодках. Удивляюсь до сих пор их меткости. Ни одной зря пущенной пули, каждая в цель. А одежда у них какая необычная! Когда я приехал в Москву, я козырял перед знакомыми и родственниками словечками хорей, нарты, совик, малица, пимы, липты, чум, паницы, а они с восхищением спрашивали у меня, что это такое. И я начинал рассказывать о ненцах, о том, как мы, заключенные, спасали в полярную ночь ледокол «Малыгин», ездили на промысел через ропаки – подвижные торосы, как наткнулись на белого медведя, а он потом пришел следом за нами в поселок. Я видел это. Я пережил это. Я остался жив!»

Лагерь на Вайгаче закрыли в конце тридцатых. Шахты на Цинковом и Раздельном затопило морской водой уже в 36-м году, поэтому из-за невозможности продолжать работу их пришлось закрыть. К 40-му почти все заключенные были вывезены с Вайгача.

Но даже сейчас, по прошествии 60 лет, Вайгач Лагерный продолжает хранить свои мрачные тайны. Недалеко от Варнека до сих пор сохранились остовы лагерных бараков. К штольням, уходящим в прошлое, протянуты рельсы, кое-где недалеко от рудника лежат ржавые, но еще целые вагонетки. На сильном вайгачском ветре скрипят остатки колючей проволоки.

Все это обрывки памяти нашей недавней истории. Истории, которую невозможно забыть.

Как ни трагично это звучит, но имена большинства мучеников Вайгачского лагеря так и остались тайной за семью печатями. Никто не знает, сколько их погибло на Вайгаче, сколько было потоплено вместе с грузовыми баржами при транспортировке на материк в годы войны. Сколько их, безымянных, навечно осталось на главном острове Вай Хабц, что в переводе с ненецкого значит – территория смерти.