Тернист путь оленеводческих хозяйств. Сотни лет ненцы вели спокойный и размеренный образ жизни. Пасли личных оленей, по вековым традициям тундры никогда не посягали на пастбища соседей, не помышляли о том, чтобы прибрать к рукам чужих животных, даже если они сами прибились к их стаду. Это были негласные и неписаные законы выживания в Заполярье.

С молоком матери каждый из них впитывал правила поведения. Не делай худо другому, и тебе худа не будет. Хэвы! (грех) – Великий Нум всё видит и всё знает о твоих помыслах. Каждый олень в тундре имел родовую метку или клеймо, поэтому никому и в голову не приходило взять чужое. Поэтому очень странным и непонятным для тундровиков стали правила отъёма оленей в пользу государства, конфискация имущества и обобществление личных вещей в послереволюционное время. Народ не понимал, как можно лишать людей всего, что нажито каждо-дневным трудом с утра до поздней ночи. Оценить, насколько сложна работа оленевода в тундре, может лишь человек, связанный с его жизнью! А какую огромную роль в организации оленеводческого быта в родовых стойбищах играла женщина, тут и говорить нечего.
По мнению тундровиков, новая власть поставила всё с ног на голову. Многовековой уклад жизни был разрушен и признан противозаконным.
Случилось это тогда, когда председатель Совета народных комиссаров Молотов написал в распоряжении: «Конфисковать у частников и передать оленей местным оленеводческим колхозам. Каждой семье врага народа оставить такое количество оленей, которое должно обеспечить им переезд по тундре, но не свыше 30 голов». Это распоряжение поставило крест на будущем многих оленеводческих династий ненецкой тундры. Вот как об этом суровом времени вспоминала старейшая и передовая колхозница Индиги Фёкла Ильинична Апицына. Я записала её воспоминания на магнитофонную кассету ещё в 1992 году.

История СПК в лицах
– Очень хорошо помню это время. Страшное оно было и жестокое. Тогда по всему Тиману ездили уполномоченные, выявляли кулаков, оленей отнимали. Я рано осталась сиротой. Мои родители скончались от неизвестной болезни в 1914 году. Тогда очень много ненцев на Тимане умерло. Говорили, болезнь пришла со стороны моря. Воспитывали меня бабушка с дедушкой. Они взяли меня к себе и дали свою фамилию Апицыных (мой отец был Ванукан, а мама – их дочь – Апицына). Помощников у них не было, кроме меня, поэтому мы по очереди ходили в стадо. Оттуда я всему и научилась. Дед с бабушкой всю жизнь прожили на Тимане. Их родители тоже с этих мест. В общем, Тиманская тундра – родина для всей нашей семьи. В 20-х годах уполномоченные ездили с красноармейцами, а уже потом сами по себе. Красноармейский отряд было видно издалека, поэтому сразу по стойбищам шёл клич о надвигающейся беде, ведь никто не знал зачем или за кем они едут. Ещё помню, как «врагов» и шаманов начали забирать из стойбищ. Увозили крепких мужчин, молодёжь, если она в семье кулацкой росла, а в стойбищах оставались одни женщины, дети да старики. Когда ненцев увозили, они понимали, что навсегда расстаются с семьями, а старики – что видят сыновей в последний раз. А плакать можно только детям несмышлёным. У стариков и женщин слёзы текли по щекам, но ни рыданий, ни причитаний не было. От этой молчаливой картины ещё страшнее было! К 1926 году увезли ненцев из стойбищ Варницыных, Апицыных, Вануканов, Выучейских, Пырерок, Хатанзеевых, Двойниковых, Ардеевых, Лагейских. Может, ещё кого-то, наверное. Называю только тех, кто недалеко от нас кочевал. А потом были ещё аресты...»
По данным окружного архива, аресты продолжались вплоть до 1937 года.
Вот список врагов народа, арестованных только с января по март 37-го в Тиманской тундре:
Ардеев Алексей Егорович
Ардеев Гермоген Егорович
Хатанзейский Николай Фатеевич
Косков Иван Ефремович
Ванукан Пётр Александрович
Соболев Ефим Семёнович
Валейский Егор Тимофеевич
Валейский Андрей Егорович
Выучейский Никифор Павлович.
Судьба каждого из них обрывается сразу после ареста. У одних – в мезенских лагерях, у других – на Соловках, Воркутлаге. Кто-то закончил жизнь на строительстве Беломорканала и Волго-Донского канала.
– Мы с дедом и бабушкой надеялись, что крутая судьба нас минует. Кто решится обидеть одиноких стариков, воспитывавших девочку-сироту? – продолжала рассказ Фёкла Ильинична. – Но ошиблись! Очередь дошла и до нас. Оленей было немного, голов 500, на жизнь нам хватало. Даже пасти мы могли их без труда, потому что дед каждого оленя знал, и они его тоже узнавали и не боялись. В тундре олени своё родовое клеймо имели, поэтому сразу можно было определить хозяина.
В то время люди не воровали, понимали, что всё в этой жизни даётся с трудом, поэтому всегда возвращали хозяину заблудившегося оленя.
Весной 27-го уполномоченные добрались до нашего стойбища. Мы тогда стояли в районе Пэ’ яха. Её теперь рекой Белой называют. Пришли и говорят, что нельзя теперь жить единоличниками, надо в колхоз вступить и оленей отдать в общественное стадо. Бабушке с дедом пригрозили, что если будут сопротивляться, то их арестуют по законам революционного времени. Им в то время было уже за 70.
Уполномоченный говорит, мол, хватит жить как при царе. Внучке учиться нужно, молодым везде дорога, а старикам – почёт. Что такое почёт дед мой, конечно, не понял. Мы тогда вообще по-русски плохо понимали. А потом уполномоченные пошли в стадо и вместе с дедом стали оленей считать. Пересчитали и уехали. Мы вздохнули с облегчением, но через неделю к нам снова приехали люди. В руках у них была бумага с печатью. Забрали всех оленей. Помню, как гнали их мимо чума. У деда моего Захара слёзы катятся по щекам, бабушка тоже едва сдерживается, а олени не хотят идти с чужими, оглядываются назад, на деда и на чум родной смотрят. Как будто прощаются с нами. Вожак дедовский – красивый, белый. Рога огромные и ветвистые. Никак не хотел покидать стойбище. Его гонят, а он опять назад идёт, около меня остановился. Я заплакала, в его шкуру лицом уткнулась. Тогда уполномоченный сказал красноармейцу, чтоб оставил нас в покое. В общем, оленей увели, а нас объявили колхозниками, равными среди равных, потому что тогда все оказались в одинаковом положении. Сначала нам сказали, что мы должны ехать в район Индиги. Деревня тогда только начинала строиться. Дома завозили в разобранном виде отовсюду.
Дед наотрез отказался, решил умереть в родном стойбище. Так и случилось. Колхозником он не стал. Через три месяца умер, а через полгода ушла и бабушка. Я осталась совсем одна. Мне было 13 лет.
Когда пришла пешком в Индигу, люди стали называть меня сиротинкой.
Уже потом узнала значение этого слова. Теперь мне не за кого было переживать, не за кого держаться, и я решила выжить любой ценой. Шёл 1928 год, зимой создали колхоз, который назвали «Едэй ты» (по документам «ЯДЭЙ ТЫ»).

Новый олень с новой судьбой
По словам Фёклы Ильиничны, никто так и не понял, почему общественное поголовье назвали Едэй (новый олень), ведь там были все тиманские олени, да ещё с Канина пригнали целое стадо быков. По архивным данным и воспоминаниям Надежды Фёдоровны Ардеевой, быков конфисковали у знатных оленеводов Артемия Федотовича Ханзерова и Афанасия Михайловича Талькова.
Уже потом сообразили, что теперь всё вокруг новое и красное. В это же время в Пеше открылась школа, куда свозили всю детвору Канино-Тиманья:
– Мы, дети тундры, тогда должны были стать символом новой жизни. Правда, собрали нас на Тимане совсем немного: два Васи Выучейских, Федот, Михаил и Николай Апицыны. Егор и Виктор Выучейские, Дуся Соболева, Валя Хатанзейская и я. Когда нас привезли в Пешу, там ожидала точно такая же толпа ребят с Канина. Ну а мы с канинскими ненцами всегда в родстве жили, поэтому сразу начали искать среди них близких и дальних родственников.
Договорились, что друг друга в обиду не дадим, поскольку вокруг незнакомая территория, люди тоже чужие. Выжили, проучились до 1932 года. Сначала мальчики несколько раз пытались сбегать, но успокоились, как только за эти проступки начали наказывать родителей. Я тоже включилась в новую жизнь. Стала комсомолкой. Меня как передовую начали отправлять на совещания и собрания сначала в столичную Тельвиску, а потом и в Нарьян-Мар. Так я стала активисткой, ну а мои земляки – первыми колхозниками.

Куда привели тундровые ворги
Кто-то может и не согласится, но именно с этих воспоминаний Фёклы Ильиничны (Ванукан) Апицыной началась история СПК «Индига». И начиналась она не с триумфального шествия в светлое будущее, а с непонимания, неприятия и горя человеческого.
Фёклы Ильиничны нет среди нас уже четверть века, но от этого её воспоминания о прошлом, становлении новой колхозной жизни на Тимане становятся ещё ценнее и дороже. Они – главное свидетельство, точнее, человеческое подтверждение сухих документальных справок, предоставленных окружным архивом руководству СПК «Индига».
Из материалов окружного архива:
«В декабре 1928 года в Тиманской тундре был создан колхоз «Ядэй ты».
В сентябре 32-го – колхоз «2-я пятилетка». 1 января 33-го со-здан оленсовхоз «Индигский», общее поголовье – 7 892. Колхоз «Тиманец» образован в декабре 1953 года путём объединения «Ядэй ты» и колхоза «2-я пятилетка».
В 1967 году, после объединения оленсовхоза и колхоза «Тиманец», создаётся совхоз «Индигский», перерегистрированный в 1996 году в сельскохозяйственный кооператив СПК «Индига».

Что было и что стало
В судьбе хозяйства и его центральной базы (посёлка Индига) происходило много интересных событий, хороших и печальных. Все они напрямую были связаны с историей страны. Возможно, уникальный консервный завод, работавший здесь параллельно с заводом в Шойне, мог бы сохраниться и до наших дней. В месяц выпускалось более трёх тысяч банок рыбных и мясных консервов. А компот и варенье из морошки, куропатка в собственном соку продавались на ура в малых и больших городах по всему СССР. Нынешний глава МО «Тиманский сельсовет» Вадим Глухов, конечно, очень молод относительно истории этих заводов, но помнит, что даже в Севастополе, откуда он родом, в их доме долгое время хранились никелированные красивые банки с надписью: «Сделано в городе Индига». Загадочная Индига, название которой очень напоминало далёкую и в те годы доступную только по кинофильмам страну Индию, просто завораживало.
Совхоз «Индигский» вообще гремел в разные годы, он неоднократно становился победителем социалистического соревнования, обладателем переходящего Красного Знамени. Начиная с 1935 года все хозяйства, вошедшие в состав Совхоза «Индигский»,   принимали участие в выставках ВДНХ, где представляли те же индигские консервы и достижения оленеводства. 56 передовых оленеводов Индиги в те годы побывали в Москве, где представляли наш Ненецкий округ. В 50-е годы в Совхозе «Индигский» начала работать звероферма по разведению голубых песцов и серебристо-чёрных лис. Поголовье росло быстро, в 1958 году общая численность пушных зверьков достигала 360, 160 из них – ценнейшие чернобурки, которых СССР готовил на экспорт. В якутских соболях и индигских чернобурках в те годы козыряли дамы Италии, Франции, Германии. В то же время росло и поголовье совхозных оленей, крепли династии тундровиков, число бригад в хозяйстве доходило до девяти, а поголовье превышало десять тысяч оленей. Сохранность молодняка и взрослого поголовья была максимальной. Оленеводы в Индиге и Выучейском знали своё дело! Но началась перестройка.
Всё это было до 1996 года, пока все хозяйства НАО могли жить спокойно, благодаря поддержке государства. В 90-е всё покатилось под откос. В эти годы страна боролась за выживание. То же случилось и со всеми оленеводческими хозяйствами НАО – им было отказано в государственной поддержке. Во времена стабильного развития председатели колхозов в Ненецком округе не менялись долгое время. Так сохранялась определённая преемственность и ответственность перед людьми, выбравшими этих руководителей на пост колхозного начальника. Позднее всё пошло не так, как хотелось. Трудности породили панику. Люди начали выбирать тех, кто обещал им стабильную жизнь, но доходы продолжали падать, оленеводы начали покидать отрасль, а расходным материалом для выживания стали олени.
Сейчас СПК «Индига» вновь встал на крыло. Оленеводы надеются, что всё самое сложное осталось позади. На сегодняшний день в хозяйстве работают 25 пастухов, пять бригад выпасают стадо в 8 800 голов. В отельную кампанию 2018 года на свет появилось около трёх тысяч оленят, большинство из них удалось сохранить. Так что перспективы у СПК имеются неплохие, сейчас очень важно, чтобы старейший колхоз Ненецкого округа с 90-летней историей был сохранён и не распался на несколько КФХ (крестьянско-фермерских хозяйств) и семейно-родовых общин. Правильно же говорят: в одиночку выживать труднее! Надеются оленеводы, что и дальше найдут выход из сложившейся ситуации: предстоящая убойная кампания поможет увеличить доход тундровиков и сохранить хозяйство. О проблемах и перспективах оленеводы Тимана будут говорить на торжественном собрании, посвящённом юбилею СПК «Индига», которое состоится 22 декабря. А пока пастухам не до праздников, в хозяйстве продолжается просчёт оленей, финалом которого станет традиционная убойная кампания.