Вы здесь

Рисковый бизнес Фёдора Прядунова

Черная тягучая жидкость под названием «нефть», похоже, становится главной материей российской жизни. И главное в этой материи сегодня – ее цена. Цена повысилась – рубль подорожал – общий облегченный выдох: вроде бы богатеем... Цена покатилась вниз – подешевел рубль… И грустные вздохи слышатся повсюду: беднеем, все-таки беднеем.

А ведь недавно – по историческим меркам – всего 270 лет назад человечество не ведало, что это за штука такая, нефть, что с ней делать и какое место займет она в будущей жизни человечества. Так вот, Россия раньше всех в мире поняла суть нефти. Мы стали первой в мире страной, осуществившей на практике промышленную (по масштабам XVIII века) перегонку нефти. Еще конкретнее – первый в истории «невтяной завод» построил гражданин Архангельского посада, «рудознатец» и купец Фёдор Савельевич Прядунов в 1745 году. И произошло это не где-нибудь, а на территории тогдашнего Пустозерского уезда (нынче – Республика Коми), «в пустом месте при малой реке Ухте». Факт этот подтвержден в середине ХХ столетия на основании многих архивных документов и литературных источников.

Первый НПЗ

До Прядунова нигде в мире еще не умели перегонять нефть и пользовались натуральным продуктом, добытым из нефтяных ключей. Сырой нефтью заправляли лампы, смазывали колеса. Шло «горное масло» на военные цели, для иллюминаций. А еще… лечили ею от всех болезней. В России, в основном, использовали «заморскую», бакинскую нефть. Купец и грамотный деловитый промышленник, Фёдор Прядунов нутром учуял, что может она стать товаром, и весьма прибыльным. Тем более, при тогдашнем отсутствии конкуренции.

Однако товаром ее еще предстояло сделать, и Прядунов догадался, каким образом: так как «курили» на Руси с древних времен смолу – экспортный товар при царе Михаиле Фёдоровиче. Русские умельцы путем перегонки уже в XVI веке изготавливали скипидар и канифоль и продавали их «за море». Производственный процесс был ему известен, смолокурением успешно занимались земляки Прядунова – жители Архангельского Севера. Так что рождение гениальной догадки о перегонке нефти в голове именно нашего нефтяного «левши» вполне закономерно.

Об ухтинской нефти в России знали давно, с 1721 года, когда «рудознатец» из Мезени (земляк почти из наших мест) Григорий Черепанов заявил в Берг-коллегию о «сысканных» им в Пустозерском уезде нефтяных ключах. На тех же ключах устроил свой завод Прядунов, или на других, которые сам «сыскал», неизвестно. Можно только задаваться вопросами, почему довольно успешный купец решил ставить новое дело в дремучей и безлюдной тайге, из которой путь в Москву или Петербург шел «лесами, снегами и реками, по наслузам», как писал сам Прядунов.

Может, надеялся на фортуну? Полагаясь на удачу, он, смелый и предприимчивый хозяин, не боялся рисковать, зная, что от казны помощи не будет. Постановлением Берг-коллегии предписывалось «архангельскому мужику» создавать дело своим «довольным капиталом», то есть на собственные деньги, да еще два раза в год докладывать в Берг-коллегию «верные рапорты» о добыче нефти, да уплачивать десятинный налог. Первому российскому нефтянику велено было доставлять ежегодно в Москву «для аптекарских потреб» как «передвоиную», так и натуральную нефть по ценам ниже «заморских».

От налога его освободили только на первые два года – «для придания лутчей ему охоты». «Лутчей охоты» от Прядунова и ожидать было нечего: бросил он и лавку в Архангельске, и свое купеческое торговое дело ради нового промысла. Можно сказать, жизнь и будущее свои на кон поставил, на ту самую «госпожу Удачу».

Ведь повезло же ему в 1732 году, когда он вместе с «рудознатцами» Егором Собинским и Фёдором Чирцевым нашел залежи серебряной руды на острове Медвежьем в Порьей Губе Белого моря. За 35 фунтов серебра, нижайше преподнесенных императрице, Прядунову с товарищами выдали три тысячи рублей, а еще высочайше позволили разработку месторождения и выплавку руды. Из того беломорского серебра чеканили русский рубль в правление Анны Иоановны.

Свое нефтяное предприятие в 1745 году Прядунов создавал один, без товарищей. В короткий срок в северной глухомани его трудами появилось уникальное производство со всеми необходимыми, как сказали бы теперь, цехами. В производственном находилась нефтеперегонная установка. Во вспомогательных имелись склад для хранения сырья и пустой тары, помещение для ремонта тары, резервуары для хранения нефти, представлявшие из себя вырытые в земле колодцы. На участке стояла жилая изба для работавших на заводе «за хлеб и харч» пяти-шести человек. Была и баня, без которой русскому человеку никуда.

А нефтепроводов еще не было…

Прядунов путем перегонки получал на своем заводе, как он писал, «светлую невть», что-то похожее на современное дизельное топливо, как полагают ученые. Транспортировку нефтепродукта в центр страны, а это дорога более тысячи верст, тоже наладил. До Ижмы нефть в бочках везли на оленьих упряжках, потом перегружали на сани и лошадьми отправляли в Москву. Был и другой путь: через Ижму в Архангельск, оттуда по Северной Двине и другим рекам, по волокам, – до Москвы, Петербурга и Тулы. Возможно, «светлая невть» Прядунова поставлялась и на экспорт.

Тут оправдывалась русская пословица «За морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Доставка нефти в центр и перегонка делали прядуновскую нефть нерентабельной – ведь продавал он ее, по указанию Берг-коллегии, дешевле бакинской, сырой, которая на самом деле обходилась значительно дешевле. В одном из своих «верных рапортов» он докладывал в Берг-коллегию, что добыча и перегонка каждого пуда нефти обходится в 9 рублей 50 копеек, да за перевоз он платит еще полтора рубля, итого 11 рублей. Производительность «комплекса» Прядунова, как считают современные исследователи, составляла от 400 до 1000 пудов в год. И без длинных подсчетов ясно: промысел стоил огромных по тем временам денег, был высокозатратным.

Не удивительно, что вскоре первый в мире нефтяник ощутил острую необходимость искать дополнительный доход. Лицензия Берг-коллегии обязывала доставлять «горное масло» в аптеки. Но Фёдор Прядунов по своему обыкновению рискнул: в поисках прибыли стал самостоятельно лечить «не только подлый народ, но и знатных персон», без разбору. И удача отвернулась от него. Нескольких его пациентов «из знатных» постиг летальный исход. За это промышленник, по решению Медицинской канцелярии, угодил под арест. К счастью, вмешалась Берг-коллегия, его освободили, разрешили вновь запустить завод, но лекарскую практику запретили.

К занятиям медициной его привлекла, как мы понимаем, не фаустовская жажда познания, а пошлая нехватка денег для уплаты налога, и эта нехватка сопровождала его теперь всегда. Всего через три года после начала добычи он снова «как в Берг-коллегии, так и в Медицинской канцелярии марта с 30-го прошлого 1748 году был под караулом» за неуплату десятинного налога. Еще через четыре года, в 1752-м, он уже «содержится» в долговой тюрьме «в неплатеже с добытой им в 1751 году нефти десятинных денег тридцати пяти рублей двадцати трех копеек». Увы! Берг-коллегия на сей раз не помогла и тюрьма стала последним пристанищем Фёдора Прядунова, достойного наследника русских «хитрецов», мастеров и умельцев. В тюрьме он тяжело заболел и «в марте месяце 1753 году умре», не успев проститься с семьей.

Берг-коллегия, «чтобы оный завод не был без действия», своим указом отдала его «в содержание» вологодскому купцу Андрею Нагавикову, «который распространять и содержать в добром порядке и нефть добывать со всяким радением беспрепятственно». В общей сложности завод Фёдора Прядунова, под управлением различных лиц, просуществовал 37 лет – до 1782 года. Последним управляющим был его сын Степан, работавший на промысле при жизни отца. Но он, как и его предшественники, вскоре умер. Остальные наследники, «по суеверию своему сочтя заведение сие смертоносным, оставили его»…

Места «пустые»?

Изобретение Прядунова, его трагическая жизнь на многие десятилетия оставались безвестными и для России, и, тем более, для всего остального мира. С 1620 года, с правления Михаила Фёдоровича, российские самодержцы всячески препятствовали «хождению» иностранцев на Север, дабы московская казна не терпела убытков от беспошлинной скупки северной «мягкой рухляди» нахальными английскими, датскими, французскими и немецкими негоциантами. Царским наказом 1647 года пустозерским воеводам строго-настрого было велено «…кораблям никаким (иноземным – Л. К.) приставать и торговать не давать, и мимо Пустозерский острог на кораблях никаких людей… никакими мерами не пропускать… к Пустозерскому острогу приставать ничего для и отошли бы они назад», «…а в Пустозерском остроге торговать им не с кем, место пустое…».

Коль место пустое, нет здесь ничего и быть не может, то и говорить о нем нечего. То ли наивно обманывали русские правители заморских гостей, то ли дальновидно умалчивали тайны о державных богатствах, нам знать, наверное, не дано. А ввиду мнения о Севере России, как о «месте пустом», некий информационный вакуум об истинном положении дел возник. И поглотил он благие деяния и Прядунова, и другого подвижника освоения Севера, пытавшегося вести «при малой реке Ухте» нефтяной бизнес и умершего в нищете, купца Михаила Сидорова, и многих других.

Очень давно кто-то назвал нефть черным золотом. И правда – черное. В черный цвет его окрашивают трагедии судеб искателей и добытчиков, а также экономические крахи государств, случившиеся на нашей с вами памяти. Но человечество еще не прошло до конца дорогу нефти. Жизнь без нее в обозримом будущем невозможно представить. Может быть, когда-нибудь для обогрева, освещения, передвижения нефть уже не понадобится. Но это уже совсем другая история. И совсем другой технологический уклад.