Вы здесь

Спой жизнь рода своего

Песню духам пою

Древний ненецкий эпос – это отдельный, ни с чем не сравнимый пласт самодийской культуры. Эпические песни: сюдбабц, ярабц или сабдабць имеют мало что общего с современным понятием песни. Каждая из них – это литературное произведение, включающее в себя целые эпохи, жизнь многих поколений, взлеты и падения самодийских родов, войны, победы и поражения. Каждая эпическая песня ненецкого народа – это русское «Слово о полку Игореве» и финская «Калевала», киргизский «Манас» и калмыцкий «Джангар», вместе взятые, только написанные, точнее, пропетые представителями отдельного самодийского рода.

С незапамятных времен ненцы создавали свои родовые песни-послания, сохраняя для потомков историю своего тэйпа. В этих древних песнях сохранялись имена прародителей, название родовых мест и так далее.
Каждый род имел свою неповторимую мелодию, использовать которую имели право только его представители. Заимствование мелодии считалось преступлением.

Эпос – листы песенной книги
Например, в древней эпической песне рода Худи рассказывается о битве тунгусов (падтавы) и ненецких родов за пастбищные земли. На мой взгляд, самым интересным является эпизод, связанный с междоусобной войной родов Худи и Ламдо. А воевали они из-за родовой мелодии, которую Ламдо присвоили и начали петь историю Лодо Лампоя на личную мелодию рода Худи. Так что мелодия была такой же неизменной собственностью наших ненецких родов, как чум, олень, тундровые пастбища и рыбные ухожаи. Вот текст этой песни:
«Солнце кровавым шаром опустилось на дно океана, лицо его обрызгано кровью наших братьев. Спроси меня, откуда эта кровь? Это кровь Юрачей, Ютамов, Аседов и Ятнов, это кровь Лампой и Вангов, и Салей. В жестокой схватке с коварными и хитрыми врагами погибли наши братья. Семь полярных дней, семь полярных ночей шла война на земле Салей. Семь родов Худи сражались с семью родами Салей.
Кылыки из рода Лодо силой своей отличались. Старый шаман Лодо камланьем своим черных духов на помощь послал им, телами своими духи тьмы врагов от наших стрел заслонили. Луки у них большие, стрелы у них прямые, черные хищные взоры в сторону Салей глядят. Беда пришла на нашу несчастную землю».
В этом сражении погибли все воины, женщины и дети были взяты в плен. Они стали рабами на собственной земле. Мальчикам из поверженных родов теперь никогда не смыть позор пленения, никогда не взять в руки лук – признак воинской силы и доблести.
В эпической песне с нескрываемой завистью повествуется о том, как готовили самодийских воинов-кылыков. Только самые достойные могли претендовать на звание воина. Умение бесшумно подкрадываться к врагу и крепко держать лук ценились превыше всего. Поэтому перед сражением воинов-кылыков подвергали особому испытанию. К ногам ниже колена привязывали колокольчики, и нужно было идти настолько осторожно, чтобы они не издали ни единого звука. К луку тоже привязывали медные колокольчики: воин должен был иметь такие сильные руки, чтобы при натягивании тетивы лук в его руках оставался неподвижным и колокольчики не звенели. Только пройдя эти испытания, мужчина мог быть назван воином и допущен к будущему сражению.
«Сорок лучших воинов из рода Лодо стояли на высоком холме, сорок луков кылыков были подняты в небо, но ни один из сорока колокольчиков не пропел свою песню, ни одна рука не дрогнула, выпуская стрелу в воинов Аседа–Ныо. Сорок воинов наших как один, кровью своей омочили землю Салей… Солнце кровавое село в море, залитое кровью. Встать оно больше не сможет, радости в стойбищах наших не будет. Нет среди нас Юрачей, Аседов, нет и Ятнов, Вэнгов, Салей, Лампоев…»
Причиной столкновения между представителями разных родов и народов чаще всего становились распри из-за земель. Их захватывали под будущие пастбища, чаще всего вместе с ними победителям доставались и стада оленей. Взятые в плен становились рабами. Интересно, что каждый из плененных лишался права считаться представителем того или иного рода, превращаясь в ХАБИ – раба. Кстати, ненцы – это единственный северный народ, в чьем словаре есть слово «раб». Если вольный энец назывался ВАЙ, селькуп – МАДО, а нганасан – ТАВЫС, то взятые в плен, они получали новый пожизненный статус – ТАСУНГАБИ (рабы с реки Таз). Плененные ханты становились САЛЯНГАБИ (обские рабы), манси – СЭВАНГАБИ (белые рабы), кеты – ЕНСЯНГАБИ (рабы с Енисея) и так далее…
В старинной ненецкой эпической песне рода Вэра поется:
Мы живем здесь спокойно,
Мы не знаем беды,
Но вот в стойбище нашем
Проживают рабы…
Семь десятков ХАБИ,
Что еще с давних пор
Мы пленили в боях
У тех Каменных гор.
Хоть живут те ХАБИ здесь
С далеких времен:
Кто рожден от раба,
Быть рабом обречен.

Удивительно, но вся эта информация сохранилась, благодаря эпическим песням двух самодийских родов: Худи и Вэра. А сколько еще этих песен сегодня ждут своего слушателя! Сколько удивительных историй, событий и имен можно вернуть из небытия, послушав эти самодийские былины.
Именно по этой причине каждая эпическая песня имеет для нас непререкаемую ценность и несет колоссальную информацию, вплетенную в песенную мелодию нашими предками с целью сохранить историю своего рода для потомков, чтобы не было среди ненцев «Иванов, не помнящих родства».

Песни ненцев, бравших Измаил и побывавших в Африке
Ненецкий эпос можно сравнить с бисерной нитью, куда каждое новое поколение – от прадедов, дедов, отцов и сыновей – нанизывало свою собственную жизнь, вплетая в нее события, выпавшие на их долю. Поэтому фраза: «Спой мне свою жизнь, жизнь рода своего», так понятна каждому из нас.
В этих удивительных сказаниях, положенных на музыку, реальные события переплетаются с событиями сказочными, так как изначально их должны были слушать, воспринимать и запоминать не только взрослые, но и дети. Поэтому реальная жизнь в сюдбабц или ярабц, не говоря уже о шаманских Сабдабц, включена в водоворот сказочных событий и персонажей.
В общине единоличников «Ямб то» мне удалось записать эпическую песню Григория Семёновича Валея «Саля ерв ня». Старинный эпос содержал в себе повествование о том, как молодой человек из рода Вэли, спасая свою сестру от сказочного великана-сюдбя, попал в морскую пучину и был проглочен китом-халэ. Путешествуя во чреве кита, парень оказался в неизвестном ему месте. Кита убили охотники, вспороли ему живот, и перед взором изумленного ненца предстал райский мир, где летали пестрые птицы, росли деревья, в сотни тысяч раз превышающие по своим размерам карликовую иву его родной земли.
Но более всего его поразили люди: одни были покрыты шерстью, как собаки или олени, могли быстро бегать и скакать по деревьям, а другие были черны, как ночь, говорили на непонятном наречии и ходили почти обнаженными, без паниц, малиц и рубах. Здесь было очень жарко, такого огня ненцы еще не ощущали.
Саля ерв ня приглянулся одной из «чернавок», она захотела женить его на себе, но молодой Вэли смог объяснить ей, что он очень хочет к себе на родину в тундру к родному чуму. Он сказал ей, что там далеко-далеко у него есть родители и сестра, которые его ждут. И черная женщина согласилась ему помочь: показала отверстие в земле, по которому он сможет вернуться назад. Правда путь этот будет трудным и опасным, на пути ему встретятся все жители подземного мира, он увидит своих умерших родственников. Они будут пытаться остановить его. Главное – никого не слушать и идти вперед.
Два года шел Вэли к своему чуму. Вышел из пещеры недалеко от полуострова, где он родился. Чум его родителей стоял на том же месте, сколько радостных возгласов услышал он при встрече, сколько удивленных «ювэй» запомнил, когда рассказывал собратьям о своем нелегком подземном пути с юга на север.
Я думаю, вряд ли кому-то из ненцев в те далекие незапамятные времена пришла бы в голову подобная африканская экзотика, если бы человек не видел это своими глазами. Так что сейчас, слушая слова этой эпической песни «Сюдбабц», очень нелегко отличить правду от вымысла, сказку от реальности. Ведь вряд ли наш древний предок смог бы описать и жаркий берег, и пальмы, и обезьян, и чернокожих женщин, если бы он этого не видел.
Другая песня, записанная мною уже на Канине, рассказывала о ненце-солдате, которого хитрый купец отдал в русскую армию вместо своего сына, обманом заманив в Мезень. Двадцать лет прослужил парень, но не забыл своей родной Канинской тундры, по ночам снились олени и родной чум.
Много бед ему пришлось пережить: воевал и с турками, и с варягами, и с немцами. Выучил их язык, потому что смышленый был. Все отмечали его за меткий взгляд, за твердую руку, за бесстрашие в бою. Только никто из военачальников не знал, почему он так рвется в бой, почему не пугают его ятаганы турок и копья шведов. Парень из рода Карачеев просто не хотел жить, только вот ничто его не брало, кроме тоски бескрайней по родным тундровым просторам. При взятии крепости Измаил он был везде первым и видел, как один за другим мечи турок рубят головы его товарищей. Он сам подставлял свою голову, но турецкие воины каждый раз принимали его за своего и не трогали. Так он остался жив.
Прошло 20 долгих лет: солдат постарел, срок службы его кончился. От зимы до лета он добирался до родины, приехал в Мезень. Грудь вся в медалях, в руках мешок с золотыми монетами. Пришел в кабак, чтобы узнать, где живет его давний обидчик. Деньгами сорит, народ угощает. Все его вокруг уважают за целковые, добрые слова и сладкие речи говорят.
От людей узнал, что мезенский обидчик сгинул, что жив лишь сын его. Он такой же жестокий, как и отец: «Посмотри за окно, видишь, девушку. Она уже несколько дней здесь сидит. Он привез ее откуда-то, и никто не знает, какого она роду-племени». Солдат-карачей подходит к девушке, заговаривает с ней. Плачет бедняжка и ничего сказать не может. Я спросил ее сначала на немецком языке – она молчит, не понимает! Спросил на аглицком – опять молчит, спросил по-русски – снова ничего не поняла. Гляжу, лицо у нее совсем молодое, заплаканное. Я решил ее на своем родном, ненецком, спросить: она и ответила! Оказалось, пленил ее старший сын купца из Мезени, уж очень она ему приглянулась. Она сирота, заступиться за нее некому: ни отца, ни матери нет, а стойбище их стояло всегда около реки Мадахи. Пригляделся к ней солдат-карачей и уловил в ее лике, что-то родное. Спросил, какого она роду-племени, как звали ее родителей? И оказалось, что это его младшая сестра, взял ее к себе за долги подлый мезенский купец «собачье племя» и решил продать в рабство. Вскипело сердце у карачея, пошел он к  купеческому сынку, побил его, а потом дал целковых солдатам, которых купеческий сынок прислал его арестовывать. Приехал на родную Мадаху уже с сестрой, нашел там свою старенькую маму, которая давно уже потеряла надежду увидеть своих дорогих сына и дочь. Стали они жить хорошо и сытно. Солдата выбрали старостой, и он уже никогда не позволял чужакам обижать своих ненцев.

Лишь бы родник не иссякал
Тексты этих песен передавались из поколения в поколение, и каждое новое поколение нанизывало на нить памяти свои песенные бисеринки, свою жизненную историю. Но вот постепенно, после Октябрьской революции, когда большое количество людей было репрессировано, уничтожены шаманы – хранители древней языческой культуры, ненцы стали реже петь, собираясь в семейном кругу собственного чума.
Потом молодежь перестала разговаривать на языке своих предков, не говоря уж об исполнении эпических песен. И петь жизнь своего рода, семьи, народа стало некому. Ниточка оборвалась, песни, как бисер, рассыпались. И сегодня мы имеем только малую часть исторического красивого эпоса ненецкого народа. То, что мы слышим сегодня, – это осколки великой песенной культуры, которую мы теряем с каждым днем. И сейчас уже неважно, чью мелодию поет человек, из какой тундры пришла эта песня, от какого древнего рода она берет свое начало, лишь бы звучал этот родник, несущий по бескрайним тундровым просторам живую память наших предков.