В этом году будет четверть века, как писателя и журналиста Сергея Довлатова нет с нами. Он прожил до обидного мало – 49 лет.

Московский литературный журнал прислал мне вопросы к интервью – дожила! Один был о любимом писателе. Я озадачилась. Дело в том, что любимых писателей, как и книг, у меня множество – это те, которых я время от времени перечитываю. Выбор зависит от настроения, времени суток, погоды, места, где я в данный момент ночую. Да и вообще, черт знает от чего. В моей домашней библиотеке, как и в голове, – мешанина. Предлагаю списать на то, что я женщина. На это, наверное, все можно списать.

Но есть два писателя, которых я всегда читаю с неослабным интересом – вне зависимости от внешних причин. Это – Чехов и Довлатов. Собственно, их я и назвала в интервью. И даже не удивилась, когда у Сергея Донатовича потом прочла, что его любимым писателем был Антон Павлович. Закономерно.

С Довлатовым мне повезло. Я знаю его не только по книгам. Мне посчастливилось говорить с людьми, которые хорошо знали его, включая дочку Катю, и видеть место, где он жил, правда, недолго, – в Пушкинских горах. Более того, наблюдать за трансформацией деревянного домика-развалюхи в более-менее благополучный и посещаемый музей. С моей точки зрения, изменения – не в лучшую сторону. Но, возможно, иначе не получилось бы сохранить дом. Хотя Довлатова стало в нем намного меньше.

Катя в жизни оказалась такой же, как в книгах отца: немного колючей и скованной. Но искренней и настоящей. До сих пор жалею, что наше знакомство прервалось.

Дорога в Березино

Когда приезжаю в Пушкинские горы, а езжу я туда ежегодно – только там полноценно восстанавливаю силы, то обязательно хожу к «домику Довлатова». Так здесь называют избушку в Березино, где Сергей Довлатов обитал, работая экскурсоводом в Михайловском заповеднике.

Друзья Василевичи – нынешний директор музея-заповедника и его супруга, моего увлечения Довлатовым молчаливо не одобряют, как не одобряют его тут почти все, искренне и навсегда влюбленные в Пушкина. Поэтому хожу туда, почти таючись, как молодая девушка на свидание с человеком, который не нравится родителям.

Я иду дорогой, которую Довлатов описал в «Заповеднике». Из Пушгор – через турбазу, по полю, мимо валунов, которые почему-то ему не нравились. Мне они нравятся очень.

Гораздо ближе, конечно, идти из «Арины Р» – небольшого придорожного отеля, где я почти всегда останавливаюсь. Но мне ближе не надо. Мне хочется пути, как раз таки подлиннее.

Летом дорога цветная и со звуками – разнотравье в поле, ярко-синее небо с ватными обрывками белоснежных облаков, музыка и отдыхающие на турбазе, гомон птиц в деревьях. Зимой она черно-белая и в тишине. Летом настраивает на приподнято-радостное ожидание встречи со старым знакомым, зимой – на грустно-философские раздумья.

Да, к домику Довлатова я отношусь как к старому знакомому, ведь знакомы мы с ним почти два десятка лет. Как у старого знакомого отмечаешь появившиеся морщины на лице или килограммы на боках, так и тут я отмечаю изменения в архитектуре, на приусадебном участке, во внутреннем убранстве.

Как со старыми знакомыми ты обычно разочаровываешься нанесенными на их облик годами разрушениями, так и у домика Довлатова я разочаровываюсь сделанными владельцами изменениями.

Хотя пытаюсь утешить себя мыслью, что, если бы Пушкин попал сегодня в Михайловское, то вряд ли узнал бы родительскую усадьбу, дом, обстановку. И скорее всего, они тоже ему бы не понравились. Не то, что плохие, а просто чужие. Во время войны имение господ Пушкиных, как известно, было уничтожено. Восстанавливали музей с нуля – по старинным изображениям и сохранившимся фундаментам. Обстановку и предметы пушкинских времен по сей день собирают по антикварным лавкам.

Так и с домиком Довлатова: чем больше времени проходит с момента, как он жил у лесника, тем менее дом походит на жилище из «Заповедника». Сейчас это уже почти приличная изба деревенских жителей середины семидесятых.

Первое ощущение от домика Довлатова, еще не реставрированного, было – шок. Как тут можно жить? Тем более, писать? Но перечитав имевшегося у меня к тому моменту Довлатова, поняла – только в таком он и мог обитать. Этот поседевший от времени, с просевшей крышей, неровными заплатами толя на стенках, домишко, окруженный почти непроходимыми зарослями запущенного сада, с кривыми окнами, набитым доверху грязными бутылками подполом, – и есть действительность Довлатова, его мироощущение. Растерянный большой человек, которого бросает по жизни, а домик – одно из суденышек, за которое он временно уцепился. К роскошной яхте его бы не прибило. Да он и сам не стал бы подниматься на ее борт. Иначе это был бы не Довлатов.

В гости – к Довлатову

Начали мы ездить в Пушкинские горы с закадычной подругой с середины девяностых, когда перебрались, гонимые независимостью родного Узбекистана, в Россию. И сразу же влюбились в заповедник, в бородатого директора Георгия Василевича, Надюшу – его интеллигентнейшую и добрейшую супругу, в атмосферу увлеченности поэтом и поэзией. А еще в шорох листвы и стрекотню кузнечиков летом и таинственную величавость этих мест зимой – синеватый снег, поскрипывающий под ногами, прозрачный стеклянный воздух, лай деревенских собак и попахивающий хвоей дымок из труб. Короче, в те самые «псковские дали», над которыми иронизировал Довлатов.

Я на всю жизнь сохранила ощущение тепла от обычных деревенских валенок, которые меня как-то заставил надеть Василевич после прогулки в морозный, потрескивающий стволами застывших деревьев, лес. Промерзла я в городских сапожках до зубовного стука. И как же уютно было натянуть валенки, юркнуть в настоящий овчинный тулуп и привалиться к стене возле русской печки в избе, куда мы забрели на огонек. Одно из лучших моих воспоминаний.

После Пушгор чувствую себя обновленной как после доб-рой баньки, и это состояние приподнятости над суетой иногда удается сохранять месяцы.

«Заповедника» Довлатова я тогда еще не читала. А прочитав, в следующий же приезд попросила музейщиков проводить меня к нему. И встретила глухую стену обороны. Под любыми предлогами, отводя глаза – народ тут живет искренний, говорить неправду не привыкший – мне в просьбе отказывали: не знают про Довлатова, не слышали про домик, не читали «Заповедника», некогда, дорога раскисла.

Но Довлатова к этому моменту уже активно печатали в России, и тропу к нему протоптали сами туристы, причем в буквальном смысле. Музейным работникам пришлось смириться, что в заповедник теперь ездят не только к Пушкину. Но отношения своего к Довлатову в большинстве своем они не изменили.

– Он, походя, унизил и оскорбил многих достойных людей. Конечно, большое видится на расстоянии, но я говорю с позиции тех, кто знал Довлатова и работал с ним, – сказала одна из старых сотрудниц заповедника, резюмируя коллективное мнение.

Тут любят повторять слова Гейченко, сказанные им после прочтения «Заповедника»:

– Питался, питался, обгадил и уехал. (Семён Гейченко, правда, употребил более крепкое словцо.)

Однажды я пришла к домику Довлатова – было лето, и застала там пожилую даму в старомодном желтом платье с набивным рисунком. Именно даму, а не женщину и не бабульку. Она представилась Верой Сергеевной. Оказалось, домовладелица.

Москвичка, кандидат филологических наук, на пенсии, приобрела дом в 1998 году, летом приезжает на каникулы с внуком.

Вера Сергеевна уже свыклась с многочисленными туристами, которые просят показать «домик Довлатова». Она радушна и словоохотлива, двигается легко.

– Я не покупала его, как дом Довлатова, – говорит Вера Сергеевна. – Я до этого снимала его на лето пять лет, вывозила внука. Потом сестра Ивана Фёдоровича (в книге он выведен как Михал Иванович), к этому времени покойного, – Евдокия Фёдоровна – сказала как-то за чаем, что тут жил Довлатов. Оказалось, я сплю на его кровати, только головой в другую сторону. Почему купила такую развалюху? А вот что было по деньгам, то и купила. Кандидаты филологических наук в замках не живут. Вы разве не знали?

Вера Сергеевна продолжает экскурсию:

– Вот зеркало, за которым брился Сережка, вернее, осколок зеркала.

Меня коробит панибратское отношение хозяйки к Довлатову. Но потом я начинаю понимать, это – не желание присоседиться к чужой славе. Просто с домом она вжилась в его судьбу.

Крупный обломок зеркала без рамы стоит на окне, опираясь острым углом на стекло. Потом я видела его еще не раз. Не заметила только в последний приезд прошлым летом. Честно говоря, расстроилась.

Сестру «Михал Ивановича» – довольно крепкую, кряжистую старуху с палкой, я тоже видела. (Мои коллеги спорили, сколько ей лет – можно было дать и шестьдесят, и все сто.)

Мы немного пообщались с ней накануне двухсотлетия Пушкина, когда в Михайловское навалила толпа журналистов. Некоторые знали уже о Довлатове. С ними мы к домику и пошли.

Кто-то спросил Евдокию Фёдоровну:

– А вы-то сами читали «Заповедник»?

– Читала, Андрюха подарил (Андрей Арьев, друг Довлатова, сегодня – соредактор журнала «Звезда».)

– И как? Понравилось?

– Гладко написано. Но врет много.

Ключ к пониманию

В своих записных книжках я нашла пяти-шестилетней давности записи с пресс-конференции в РИА Новости. Заместитель директора музея-заповедника «Михайловское» Елена Ступина оказалась к Довлатову более терпимой, чем ее коллеги.

Елена Алексеевна – старейший работник заповедника, была принята на работу экскурсоводом в начале семидесятых. («Я горжусь, что моя трудовая биография началась здесь, и здесь была сделана первая запись в моей трудовой книжке».)

– В том, что Довлатов достоин музеифицирования, не сомневается никто, – сказала Ступина. – Его нельзя ставить на одну доску с Пушкиным, про него невозможно сказать – это наше все. Но, безусловно, он – явление в русской культуре и литературе. Нашу литературу знают в мире сегодня во многом благодаря и Довлатову.

Как говорит Ступина, для нее в «Заповеднике» ключом к пониманию стало то, что деревню Березино он назвал Сос-ново. То есть, это – не калька, это художественное произведение, с литературным домыслом писателя, на которое он имеет право. Произведение, написанное на основе реальных событий, но – не сами реальные события.

Конечно, Ступиной задавали вопросы, каким ей запомнился Довлатов.

– Я помню, как он приходил в экскурсионное бюро, помню его фигуру. Помню грустный взгляд. У него была правильная литературная речь. Говорят, он пользовался большим успехом у женщин. Не знаю, я была слишком юной и восторженной, так вся была поглощена Пушкиным и Михайловским, что мне было не до Довлатова. Сегодня я понимаю, он приезжал сюда как писатель, и заповедник ему много дал.

Вспомнила Ступина и забавный эпизод с «Михал Ивановичем», который произошел через годы.

– Он пришел как-то и сказал: «У меня живэ писатель, он про меня книгу написал». Мы ему не поверили, решили, что у него похмельный синдром.

Такой ироничный…

А потом в Пушкинских горах я познакомилась с Виктором Никифоровым, местным музыкантом, который во времена Довлатова – как и тот – водил в экскурсионный сезон по заповеднику туристов. Сегодня Никифоров работает в методическом отделе музея-заповедника. Привожу нашу с ним беседу практически дословно.

– Какое впечатление на вас произвел Сергей Довлатов?

– Такой ироничный, ирония во всем. Мне он тогда показался грузином, большой, черный, с усиками, нос картошечкой. Как сейчас помню нашу первую встречу. Это было воскресенье, я сижу на турбазе, жду туристов. Вдруг слышу в соседней комнате – гомерический смех. Захожу, сидят экскурсоводы, посередине комнаты – здоровый мужик, открыл громадный чемодан, там – носок, галстук и рубаха с одним рукавом. Рассказывает, как он все это за свою жизнь приобрел. Так его первый раз и узнал, Дов-латова. Потом, гораздо позже, прочитал его рассказы «В чемодане» и подумал, что он тогда на нас обыгрывал сюжет.

Второй раз встретил его в Михайловском на экскурсии, я своих экскурсантов за ним вел. Стою в одной из комнат и слышу, как он за дверьми декламирует: «Ты жива, моя старушка, жив и я…» Елки-палки, думаю, это ж Есенин! Но то ли он сам понял, что маху дал, то ли кто-то из туристов спросил, при чем тут Есенин, только слышу, как он говорит: «Так вот, Александр Сергеевич Пушкин оказал огромное влияние на творчество других русских поэтов, на Есенина, например». Потом все это прочитал в его повести «Заповедник».

– А как вы восприняли книгу?

– Мне ее первый раз знакомый рентгенолог подарил, контрафактный вариант. Довлатова в СССР не издавали, запрещен был. Мне тогда, с высоты прожитых лет, «Заповедник» показался немного односторонним. Показана во всем смешная и нелепая сторона. Первая мысль – почему Гейченко нет, или Арьева, прекрасный же экскурсовод был, его друг. Потом думаю, ну, значит, такой талант у него был, просто другой жанр.

– Судя по «Заповеднику», он относился и к своей работе с иронией. А каким экскурсоводом был, на ваш взгляд? Хорошим? Или халтурил?

– Серега был фантазер и выдумщик. Задавал иногда себе задачу: на экскурсии, например, ни разу не сказать – Пушкин. То есть, называл его другом Вяземского, великим русским поэтом, автором «Евгения Онегина» и так далее. Так развлекался. Ему доставляло удовольствие, когда кто-то из туристов в конце экскурсии спрашивал: «А в имении какого поэта мы были?» Удивленно говорил: «А разве я не сказал? Александра Сергеевича Пушкина».

Помню, еще был случай. Веду экскурсию возле озера Маленец, на Савкину горку. Навстречу Довлатов со своей группой возвращается, прошел мимо, вдруг догнал меня и спрашивает: «Вить, а как рассказать?..» Не помню уже, о чем спросил. Я ему объяснил, он так хитро посмотрел: «Ха! И я так рассказал…» – и побежал дальше.

– Говорят, он сильно пил? Да и сам он об этом пишет...

– Вот все говорят, что он сильно пил. Не знаю. Я никогда его не видел пьяным. И не пил с ним.

– Какие-то еще истории, связанные с Довлатовым, помните?

– Байка про него ходила, что у могилы Пушкина, после завершения экскурсии, он говорил, что на самом деле, тела поэта тут нет, оно захоронено в другом месте, и собирал по рублю с человека. А потом отводил на какое-то старое кладбище, показывал место, где поэт якобы покоится. В «Заповеднике» об этом тоже есть... Знаю, другие товарищи у нас этим грешили, а про Сергея не знаю, этого за ним не водилось, по-моему.

– Вы с ним общались потом, после эмиграции?

– Нет, никогда не виделись больше. Но в конце восьмидесятых я работал в детской музыкальной школе, я же – преподаватель музыки на народных инструментах: баян, дом-ра, балалайка, а летом подрабатывал в экскурсионном бюро на турбазе. Но раз смотрю по телевизору – «Чайка» у меня была, черно-белая еще, – Сергей крупным планом, говорит о русских писателях в Америке. Лицо изможденное, я был потрясен. Такая усталость, тоска в глазах. Боже мой, думаю, вот ты где, Серега, в Америке оказался… Я долго думал о нем, все никак не мог прийти в себя, так он изменился, таким выглядел постаревшим.

Виктор Никифоров долго молчит, качая головой, потом произносит:

– Нам и в голову прийти не могло, что такой талант рядом с нами ходит. А сейчас многие им интересуются. Темирканов как-то приезжал, тоже хотел побывать у Довлатова. Все меня коньячком соблазнял… Ох, пора мемуары писать…

Дом-музей

Вопрос сохранения домика Довлатова и создания в нем музея обсуждался лет десять. Как всегда, все упиралось в деньги. У государства их на Довлатова решительно не хватало. В результате дом был выкуплен у Веры Сергеевны частными лицами. (Жуткий канцеляризм. Сергей Донатович, думаю, тут непременно бы съерничал: почему лицами, а не ногами или ушами?) За вполне приличную сумму – хозяйка уже знала, в каком доме когда-то поселилась.

Я – да и не я одна – боялась, что владельцы не сохранят избушку, снесут и представят широкой публике какой-нибудь уже новодел. Слава богу, не случилось. Хотя в прессе весьма уважаемыми людьми и высказывалось мнение – распилить домик на сувениры.

Четыре новых хозяина оказались настоящими меценатами, низкий им поклон. Можно только догадываться, во сколько обошлась операция по спасению дома. Его разобрали, посадили на металлический каркас и собрали снова.

Дом-музей Сергея Довлатова в Пушкинских Горах открылся 3 сентября 2011 года, к его семидесятилетию. Не благодаря, а вопреки. Его не хотели верные почитатели Александра Сергеевича. Его не хотела вдова, навсегда обиженная на страну за прошлое отношение к мужу. На него было наплевать официальным деятелям культуры. Но дом-музей в Березино появился и живет. В этом году там даже пройдет первый фестиваль имени Сергея Довлатова. На деньги спонсоров, разумеется.

Сегодня с домиком Довлатова все в порядке. Не хочется, правда, думать, что будет с ним потом. У частных музеев в России незавидная судьба.