Вы здесь

Истории, написанные войной

За полярным кругом смерть в 41-м
Расплескала кровь на снег клевером,
Не за ранги и медали
Люди тверже камня стали,
Не отдали, не предали Севера!

Олег Митяев

Песня Олега Митяева посвящена участникам Великой Отечественной, воевавшим на Мурманском направлении в составе Карельского фронта.

Именно там оказалось большинство солдат-северян, ушедших на фронт из тундровых стойбищ и оленеводческих бригад Ненецкого округа.

В мае этого года родственники солдат традиционно пришли к памятнику оленеводам, участвовавшим в Великой Отечественной войне в составе оленно-транспортных батальонов. Пришли с портретами героев, потому что память не может быть безликой, а солдаты не должны быть безымянными. Сегодня в Ненецком округе уже не осталось ни одного участника войны, ушедшего на фронт из оленеводческих стойбищ и рыбацких станов: одних забрала война, других унесла Река времени.

Чем дальше она бежит, тем трагичнее звучит для нас слово «война», а слово «победа» становится еще ярче, торжественнее. Нам есть чем гордиться, нам есть с кого брать пример!

Ненецкий округ в этом фронтовом списке стоит особняком: именно отсюда в 1941-м ушли первые в мире оленно-транспортные батальоны. Что бы ни говорили, но НАО – это единственный регион, где солдат набирали прямо из оленеводческих стойбищ. Их считали уникальными во всех отношениях, такими они были и на деле.

Впервые в 2008 году, за несколько лет до открытия памятника оленеводам – участникам Великой Отечественной войны, олени – символ нашей «тундровой памяти» – вышли на площадь к обелиску Победы. Тогда в НАО еще были живы два фронтовика, ушедших на войну из оленеводческих стойбищ.

Сегодня мы еще раз хотим сказать землякам: память о ваших отцах и дедах священна, никто не забыт и ничто не забыто! Мы помним каждого, мы верим, что не останется ни одного без вести пропавшего солдата.

А я ведь не был на войне, пришлось потом родиться…

Еще до начала торжественного митинга 9 Мая я встречалась с нарьянмарцами, которые пришли на площадь, чтобы отдать дань памяти подвигу солдат-освободителей, вспомнить близких и родных.

В этом году встреча детей, внуков и правнуков солдат, участвовавших в войне в составе оленно-транспортных батальонов, перестала быть безымянной.

Люди пришли к монументу с фотографиями близких, не пришедших с фронтов Великой Отечественной или умерших уже после войны.

С фотографий на нас смотрели молодые и жизнерадостные лица фронтовиков, они посылали карточки своим матерям, сестрам, женам в оленеводческие стойбища Большеземельской, Малоземельской, Канинской и Тиманской тундр из Невеля и Ленинграда, Дубровки и Мурманска, Киркинеса и Синявино, Шлиссельбурга и Гданьска.

Посылали фотографии и солдатские треугольники, в которых сообщали, что все у них хорошо, что бьют они проклятых фашистов, не дают им спуска! Как похожи оказались друг на друга эти письма, как мало своего личного солдаты из тундры могли рассказать в них родным, ведь большинство были неграмотными, а весточки с фронтов писали за них командиры или сослуживцы, владевшие русской грамотой.

И эти письма с фронта долгие годы бережно хранились в железных баночках из-под чая или в деревянных сундуках в чумах наших бабушек и прабабушек. Пусть в них не было информации о военной жизни сына или мужа, но все равно – это была весточка оттуда, с полей страшных кровопролитных сражений, весточка от любимых и родных.

...но знаю, что у нас в семье с войны письмо хранится

Елизавета Филипповна Хатанзейская пришла на митинг, посвященный Дню Победы, с дочерьми. Ее отец ушел на фронт в 1942 году и не вернулся.

Она рассказывает:

– Моего отца звали Филипп Иванович Канюков. Сначала его отправили сопровождать оленей, потому что он тогда председателем колхоза работал. С оленями ушел, и больше мы его не видели!

Я тогда еще маленькой была, не понимала, куда это наши ненцы уходят: отец на войну вместе со своим младшим братом ушел, с Фёдором (отец Анастасии Фёдоровны Михайловой). Я помню, прыгала на нартах и радовалась, думала, в город едут, значит, обязательно привезут гостинцы. Так всегда у нас было заведено: кто-то из взрослых едет в поселок или город, обязательно в тундру для детворы гостинцы привозит. Вот я и думала, что скоро с подарками или гостинцами будем! Еще наказ давала, что привезти, и говорила, чтобы не задерживались. Ушли они на войну, и оба не вернулись. Где похоронен мой отец, где он погиб и в каком году, мы так и не узнали. Очень горько, что не могу поклониться ему, не знаю, где его могила, поэтому обязательно пойду к памятнику оленеводам, вспомню всех своих солдат. Фёдор погиб под Синявино в Ленинградской области, его дочка Анастасия Михайлова нашла братскую могилу, где похоронены солдаты, защитники Ленинграда. А вот где погиб наш отец, я так до сих пор и не знаю. Очень грустно и тяжело на сердце от этого!

У Серафимы Васильевны Адаменко отец также воевал в составе оленно-транспортного батальона и погиб на Мурманском направлении. Серафима Васильевна до сих пор без слез не может вспоминать то страшное время:

– Отца Василия Ивановича Канева забрали на фронт вместе с оленями прямо из тундры. Жили мы тогда в районе Сизябска, это на границе с Коми. Маме было 28 лет, когда она овдовела, на руках у нее остались я и мои братья. Мама очень любила отца, не могла поверить, что его нет в живых, 60 лет ждала его – до самой кончины.

Пока в тундре жили, она каждую весну отцовские тобаки вытаскивала, сушила их, ремонтировала. Брат у меня, когда подрос, в тундре работал, но она ему эти тобаки не давала. Говорила – это отцовские! Раз он без вести пропал, может еще и вернется. Отец у меня был грамотный, окончил семь классов, умел писать. Поэтому письма присылал по мере возможности регулярно, а вот мама была совсем неграмотной, поэтому фронтовые треугольники откладывала в ящичек отдельный. Ждала, мол, Сима (то есть, я) вырастет, научится читать и письма эти мне прочитает. Я, конечно, после войны читать научилась. В школу пошла в Сизябске, там у нас в классе ни у одного ученика отцы с фронта не пришли, такой полусиротский класс был. Некоторые письма я маме прочитала, а вот с другими случилась беда. Жили мы тогда худо, и вот моя двоюродная сестра решила растопить печь. Бумаги никакой не нашла и решила эти письма использовать на растопку сырых поленьев. Так мы эти письма и потеряли навсегда. Не могу этого себе простить, не уберегла, не уследила. Я в то время в доме была за главную, мама все время пропадала на работе, надо же было нас кормить. Так наш папа и пропал, до сих пор не знаю, где он погиб, где похоронен! Поэтому сейчас иду к памятнику оленеводу как на братскую могилу, где, мне кажется, память о моем отце жива.

Анастасия Фёдоровна Михайлова пришла на площадь вместе с внучками. Девочки держали в руках фотографии прадедов, не вернувшихся с фронтов страшной войны.

– В нашей семье до сих пор бережно хранится письмо от отца – Фёдора Ивановича Канюкова, где он обращается к своей молодой жене Евдокии Егоровне: «Моя жена, здравствуй. Добрый день, веселый час. Я – ваш муж, Канюков Фёдор Иванович, посылаю вам горячий привет. Я живу хорошо, послал вам пятьдесят рублей, можете получить их в окбезе в Нарьян-Маре. Мне много писать нечего, живите и будьте здоровы. Остаюсь жив и здоров, ваш муж Фёдор Иванович».

Это письмо было отправлено в колхоз «Нярьяна ты» в стадо Ивана Матвеевича Канюкова (отца солдата). Сегодня это – единственная вещь, оставшаяся мне от отца, я ведь никогда его не видела, он погиб, так и не узнав, что у него родилась дочь Настако. Он ушел на фронт и погиб в 1943 году под Ленинградом. Более 20 лет я искала его могилу, делала запросы в архив.

Главной отправной точкой в поиске стало единственное – первое и последнее письмо рядового Канюкова, написанное в феврале 1943 года из-под Синявино, за несколько недель до гибели солдата.

На каменном обелиске, установленном на месте кровопролитных сражений за Синявинские высоты, среди 200 фамилий написано и имя Фёдора Канюкова – рядового Красной армии, героически погибшего при защите подступов к Ленинграду, городу-памятнику, в котором рядовому Красной армии так и не пришлось побывать.

– Ненцы на войну в то время вместе с оленями уходили, говорили, что фронту нужен транспорт. У моего отца была прекрасная упряжка и очень красивый бык-вожак, он его сам всему научил, выпестовал и вырастил, можно сказать. И на войну ушли они все вместе: ненцы и их олени. Когда наши отцы добрались до пункта отправки, людей погрузили в один эшелон, а оленей начали загонять в грузовые составы для отправки на фронт. И что там случилось – непонятно, но только «пелей» – вожак выпрыгнул из поезда на ходу и побежал. Отец это видел, и другие солдаты видели, но ничего не смогли сделать. Так он на лесном полустанке и остался. Правду говорят, что олени как птицы, всегда дорогу на родину найдут. Так вот этот бык через шесть месяцев вернулся назад в отцовское стойбище, к родному чуму. И многие тогда подумали, что одинокий пелей какую-то весть в тундру принес, только мало кому хотелось признаться, что весть эта, скорее всего, печальная. А этот смелый олень так в нашем стойбище до старости и дожил. И никто никогда не трогал отцовского пелея.

Ксения Филипповна Явтысая пришла к памятнику Победы с внучкой. В руках она держала мемориальную табличку, на которой было написано: Тайбарей Андрей Филиппович (1923 – 1945).

– Это мой старший брат, он погиб на фронте в самом конце войны. Где погиб и где похоронен, нам так и не удалось узнать. Ушел на фронт из Малоземелья, оттуда очень много оленеводов, начиная с 1942 года, забирали: и в оленно-транспортные, и в диверсионные бригады, и в стрелковые роты. У нас сразу трех братьев взяли на войну, двое младших вернулись, а вот старший Андрей так и пропал без вести. Сообщение об этом пришло к нам только в марте 1945-го, поэтому мы и считаем эту дату временем его гибели, хотя, кто знает, может, это произошло гораздо раньше. К сожалению, никто из близких не знает об его судьбе, где воевал, какие награды имел. Нет у нас и его фотографии. Писем он с фронта не писал, потому что был неграмотным человеком. Мы уверены, что сражался он героически, что прошел всю войну, только вот где погиб и похоронен, не знаем. В справке он до сих пор числится как без вести пропавший.

Старые люди, кто хорошо помнил войну, кто трудился для фронта и для Победы в тылу, в тундровых стойбищах, рассказывали, с какой надеждой ждали матери и жены своих сыновей или мужей. Как каждая движущаяся по тундре упряжка заставляла биться сердце с надеждой. И дети, и женщины тогда выбегали из чума, но почти всегда возвращались ни с чем. Помнится, рассказывали, что в соседней тундре или стойбище отец вернулся с войны в 1947 году, что он тоже считался пропавшим без вести. Тем себя и успокаивали, а потом уже постепенно свыкались с мыслью, что родные назад не вернутся никогда. Сейчас все мы, чьи родственники пропали без вести, кто не знает, где они похоронены, приходим к нашему памятнику оленеводам как к солдатскому мемориалу, чтобы вспомнить своих солдат, не вернувшихся с войны. Светлая им память!

Людмила Алексеевна Булыгина к памятнику оленно-транспортным батальонам пришла с двумя плакатами, на которых были написаны имена ее дедов: Коскова Семёна Дмитриевича и Выучейского Григория Прокопьевича. Оба солдата ушли на фронт из Малоземельской тундры, оба служили в диверсионной бригаде Карельского фронта и оба погибли.

– Так получилось, что после отправки на фронт пути моих дедов не пересекались, хотя на войну они ушли практически одновременно. Они были относительно грамотными людьми, поэтому их сразу отправили на фронт. В 1941–1942 годах рассказывали, что винтовок не хватало, забирали из тундры охотничьи ружья, с ними подчас и шли в бой. А некоторые говорили, что в бой приходилось идти просто с палками, а оружие в бою добывали сами у противника. Мой дед по материнской линии – Выучейский Григорий – погиб в 1943 году в районе Синявино-1. В июне этого года я собираюсь посетить воинское захоронение, где покоится мой дед и другие ненецкие солдаты из Малоземельской тундры. Когда Григория Прокопьевича взяли на войну, он был уже взрослым человеком, было ему за сорок, поэтому и жизненный опыт имел немалый, опекал молодых солдат, большинству из которых едва стукнуло двадцать.

У нас в Нельмином Носе говорят, что он был хорошим охотником, метким стрелком, поэтому никто не удивился, когда его назначили в диверсионный отряд для работы во вражеском тылу. Их посылали за немецкими языками и рассказывали: он никогда не возвращался с пустыми руками, всегда тащил на себе фашиста. За это его и отмечали, и не раз награждали. Помню, я еще ребенком была, вдруг к нам в дом пришел человек, спросил мою маму, а она была на работе, поэтому он не дождался ее, а рассказал странную историю про моего деда Выучейского Григория (отца матери). Говорит, что все бойцы, кто был мобилизован из Архангельской области и Ненецкого округа, попали в одну бригаду, ненцев среди них тоже много было. Собрали всех и стали готовить к боевым действиям, но не подготовленный к войне народ попал под бомбежку, многие сознание потеряли, многих контузило.

Очнулись, а их немцы окружили, ходят и проверяют – живы или нет. Кричат, пинают, кого могут, поднимают на ноги и собираются вести в изоляционный лагерь. Это такой был у них местный концлагерь. Вот этот человек и рассказывает, что сели ребята-тундровики вместе, на небо смотрят, в землю глядят и понимают, что пришел конец. Повоевать даже не успели, ни одного фрица не убили. И вдруг видят: к ним подходит человек в форме немецкого офицера, заставляет всех подняться и под дулом автомата ведет их в сторону леса. Когда до лесополосы до-шли, поняли, что никакой он не немец, а ненец, переодевшийся в форму фашиста. Узнали в нем Григория Выучейского. Уж не знаем, где он офицерскую шинель отыскал, но выглядел он, действительно, не по-нашему. Так он этих молодых солдат и выручил. А погиб, говорят, в сентябре 1943 года под Синявино. Тогда там страшные бои шли. Там он и похоронен. А второй мой дед, Семён Косков, тоже в диверсионной группе был, тоже языков таскал из-за линии фронта. В документах написано, что пропал он без вести, хотя его товарищи рассказывали, что когда переходили они через линию фронта вместе с языком, их накрыл вражеский снаряд. Одного разведчика ранило, а вот деда целиком накрыло прямым попаданием, ничего от него не осталось. Когда в госпитале товарищи стали спрашивать про него, им сказали, что боец Косков не был обнаружен, значит, пропал без вести. Хотя каждому понятно, что может остаться от человека, если в него попал артиллерийский снаряд!

Вот такие истории услышала я на площади перед памятником оленеводам-фронтовикам в этот День Победы. Сегодня в НАО не осталось ни одного солдата, ушедшего на фронт прямо из оленеводческих стойбищ, не осталось и вдов этих солдат. Сейчас Вахту Памяти несут их дети и внуки, именно поэтому в День Великой Победы они собрались вместе, чтобы вспомнить своих героев и рассказать невыдуманные истории, написанные войной.