Нынешний 2020-й стал годом, когда в круг юбилейных дат попал самый загадочный остров нашего региона – Вайгач

90 лет назад сакральная территория Вайгача была включена в общегосударственную карательную систему ГУЛАГа. В 2020 году исполняется 110 лет со дня рождения известного режиссёра, актёра и киносценариста Вацлава Дворжецкого. Он стал заключённым ГУЛАГа за антисоветскую деятельность в 1931-м. Почти три года отбывал срок, работая на цинковых рудниках Вайгача.
Именно тогда наше государство развернуло на просторах страны – от Мурманска до казахских степей – цельную карательную систему для врагов народа, позднее вошедшую в историю СССР пугающим словом ГУЛАГ. Территория округа уже в конце 20-х стала частью отработанной системы, винтиком этой страшной машины, перемалывавшей свой собственный народ. Так на лагерной карте севера России появились воркутинские, вайгачские, соловецкие, котласские, норильские и прочие лагеря, куда ссылали миллионы людей, кого по решению тройки признали врагами народа, предателями и неблагонадёжными элементами. Одним из таких мест на территории НАО был остров Вайгач.

Вихри времени

Остров этот – территория таинственности, туманная земля, зона ветров, как её называли голландские мореплаватели, считавшие себя первооткрывателями этого загадочного острова «Молочного» Ледовитого океана.
Даже само его название, по мнению голландских и английских исследователей, происходит от слова WAAYGOCT, что в переводе означает страшные ветры или WAAIN GAT – врата ветров. Немцы же считают, что слово Вайгач происходит от «Weihen» – свет или просвет. А вот по мнению людей, живущих испокон века на этой территории, название острова имеет самодийское происхождение и звучит не иначе как Вай Хабць – территория смерти или страшная смерть. Но так или иначе, суровый остров в Ледовитом океане внушал всем чувство страха и тревоги.
Северный ветер, сильное течение и огромные волны поразили воображение первых европейцев, когда 7 веков назад голландское парусное судно впервые прибило к загадочному, ранее неведомому материку.
По воспоминаниям мореплавателей, этот остров, окружённый со всех сторон кипящим океаном, своими чёрными острыми скалами, торчащими из бездны, более напоминал ад на земле, чем спасительную бухту для уставших от многомесячной борьбы с океаном пилигримов. Остров был необитаем, лишь громогласное рычание невидимых зверей, доносящееся из чёрной бездны, служило подтверждением тому, что они в этом аду были не одни.

Колючка ржавая, барак восьмой......

То звёзды надо мной,
То солнца красный мяч,
И жизнь моя,
как остров, коротка.
Мы встретимся с тобой
на острове Вайгач,
Где виден материк издалека,
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где долгие кончаются срока...
(А. Городницкий)

Известный поэт Александр Городницкий никогда не был на Вайгаче, не отбывал наказание на цинковых рудниках сурового острова. Благодаря тесному общению с бывшим узником вайгачского лагеря и будущим известным кинорежиссёром и актёром Вацлавом Дворжецким, очень точно передал ощущение человека, помещённого на долгие годы в зону смерти.
В начале 30-х Вайгач, действительно, становится территорией смерти для сотен заключённых, осуждённых по политическим статьям и объявленных врагами народа. Хотя тогдашние ОГПУшники, выбиравшие место для ГУЛАГа, даже и не подозревали о том, какую смысловую нагрузку несёт в себе название острова. Выбор пал на него лишь потому, что был изолирован от Большой земли, побег оттуда – невозможен, а значит, сюда можно отправлять самых опасных, политически неблагонадёжных. Кроме этого, ещё в 20-х на острове были обнаружены залежи медной руды, а страна Советов в те годы очень нуждалась в этом металле, так как он входил в состав многих сплавов, используемых в оборонной промышленности.
В 1929-м на свет были вытащены разработки и исследования учёных-гидрографов и геологов, которые ещё в царское время обнаружили на территории заполярных тундр залежи угля, медной и железной руды, нефти и флюоритов. Север нужно было осваивать любой ценой.
Именно в 30-м году, когда первому национальному образованию на территории молодой Советской Республики – Ненецкому округу исполнился год, Москва принимает решение использовать для этих целей заключённых. Но для такого муд-
рёного дела вор-домушник или медвежатник с мокрушником не годятся, нужны были кадры образованные, учёные. И пошла гулять «красная доктрина» по городам и весям нашего тогдашнего государства, повсюду высвечивая врагов народа по профессиональному признаку.
Когда в Нарьян-Маре открыли морской порт, пассажирами первых судов, прибывших по морю через Соловки, были заключённые. Людей сотнями отправляли этапами в Воркуту (тогда это была территория Ненецкого округа) для строительства узкоколеек, разработки угольных шахт, рубки леса для строительства бараков в том же Варнеке или Хабарове. Здесь был организован перевалочный пункт с небольшой тюрьмой, где заключённые ждали отправки на Вайгач.
Кто-то, может быть, засомневается и скажет: «При чём тут профессиональный принцип?», но подумайте, вывод напрашивается сам собой. В 1931 году, когда началось строительство шахт и топографическое исследование поверхности острова, сюда привозят людей из Москвы, Питера и Киева:
Павла Виггенбурга (профессора геологии с мировым именем), картографа Буха (имя неизвестно), топографа Переплётчикова, инженера-строителя Ливанова, геолога, исследователя залежей воркутинского угля, специалиста по разработке полезных ископаемых шахтовым методом – Флерова, а также первооткрывателя амдерминских флюоритных месторождений – Преображенского. Как сложились судьбы этих людей, где они похоронены: в затопленных ли шахтах на прииске Раздельном, в братских ли могилах на мысе Цинковом или Долгом – сегодня нам никто не скажет. В архивах ОГПУ сохранились лишь заключения о смерти геологов Флерова и Преображенского, датированные 1935 годом.
Наш округ в 30-40-е годы был частью единой системы ГУЛАГа, созданной для организации социалистического строительства. Воркутлаг, Хабаров, Усть-Кара, Хальмер-Ю, Вайгач, Нарьян-Мар  – это лишь малый список пунктов, которые в эти годы играли роль гаечек и винтиков для работы огромной и страшной мясорубки, называемой ГУЛАГом.
В эти годы подобные лагеря начинают строить по всему Северу. Долганская писательница Огдо Аксенова так рассказывала об этом страшном периоде в жизни своего народа: «Репрессии обрушились на наш народ в 34-м году. Пастухов начали осуждать по всякому недоразумению. Даже утрата одного оленя могла привести человека в Таймырский ГУЛАГ. Чем же была вызвана такая жестокость? Оказалось, причиной арестов стал вновь строящийся Норильский металлургический комбинат, рядом с которым, к несчастью, проходили родовые кочевья и охотничьи угодья долган. Новый гигант советской индустрии задыхался без транспорта. Строительство железной дороги затягивалось. Выход нашли – оленьи упряжки.
В то время, когда таймырские оленеводы возили лес и стройматериалы, заключённые Вайгачского лагеря добывали в шахтах медную руду и цинк. Эта непосильная работа многим стоила жизни. Труднее всего приходилось людям немолодым, так как работа на рудниках была организована в три смены. Известный киноактёр и режиссёр Вацлав Дворжецкий, осуждённый на 10 лет за антисоветскую пропаганду, почти три из них отсидел на Вайгаче.

Из документальной повести Вацлава Дворжецкого «Пути больших этапов»:
«Я тогда был молод и, наверное, здоров, поэтому всё, что происходило на острове, меня очень живо интересовало. Моя отправка на Вайгач была связана с очень странной историей. Моим следователем по делу «ГОЛ» (молодёжная организация –
группа освобождённой личности, признанная антисоветской) в Бутырке был Штольц, пожилой и очень болезненный мужчина. Он очень старался, выбивая из меня признательные показания, а потом исчез... Каково же было моё удивление, когда при погрузке на судно «Силур», я увидел Штольца. Он пожал плечами и отвёл взгляд. Теперь он был таким же, как и все вокруг. Мы прибыли на остров в августе 31-го.
Нас сразу распределили по бригадам. Работа в шахтах – не для слабых. Тут целиком приходилось надеяться только на себя, конвой в шахту не придёт и не поможет. Здесь мы все – враги народа. Я встретил на Вайгаче много удивительных и интеллигентных людей: инженеров, учителей, врачей, поэтов и даже актёров. Мы жили своей лагерной жизнью, но там, за вышкой наблюдения, была и другая жизнь. С ней я столкнулся впервые, когда увидел самоедов: сидят себе вокруг только что убитого ими оленя. У каждого – длинный узкий нож. Едят сырое мясо, отрезают кусочки у самых своих зубов быстро-быстро. Потом я видел их в лодках, сшитых из шкур морского зайца. Удивляюсь до сих пор их меткости. Ни одной зря пущенной пули, каждая в цель. А одежда у них какая необычная! Когда я приехал в Москву, то козырял перед знакомыми и родственниками словечками «хорей, нарты, совик, малица, пимы, липты, чум, паницы», а они с восхищением спрашивали у меня, что это такое. И я начинал рассказывать о ненцах; о том, как мы, заключённые, спасали в полярную ночь ледокол «Малыгин», ездили на промысел через «ропаки» – подвижные торосы, как наткнулись на белого медведя, а он потом пришёл следом за нами в посёлок. Я видел это, пережил. Я остался жив!»

Люди вмерзали в лёд..

В это же время на вайгачских цинковых рудниках работал и Константин Петрович Гурский, геолог, картограф, писатель. Его осудили по той же 58-й статье и отправили на вновь открывшуюся шахту на острове Цинковом. Позднее Гурский напишет в своих мемуарах «Мой Вайгач»:
«В трюме грузового парохода «Красное знамя», куда нас загнали на Соловках, собралось 720 человек. Расположились в одном из пустовавших отсеков, выделенных для нашего этапа, прямо на холодном полу. Вполне понятно, что удобств никаких нам не положено.
В нашем этапе контингент подобрался довольно разношёрстный. «Контрики», осуждённые по ст. 58, были преобладающим большинством. Потом следовали бытовики, осуждённые за растрату, злоупотребления, взятки и халатность на работе. Несколько человек были из числа осуждённых по указу от 7.08.1932 года с заменой высшей меры наказания на десятилетний срок ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь). Были и уголовники – рецидивисты всех мастей: убийцы, воры, бандиты, насильники, аферисты. К ним относились и лица без определённых занятий и места жительства, ранее судимые, но попавшие сразу после освобождения под вновь придуманную ст. 35, задержанные при облавах и получившие по ней срок по три года. Хотя на момент ареста они никакого преступления не совершали. Их арестовали в целях профилактики. Ночью разыгрался сильнейший шторм. Пароход, словно щепку, швыряло из стороны в сторону, и нам крепко доставалось в полутёмном трюме. При значительной бортовой качке нас беспрерывно перебрасывало от одного борта к другому. Свалила морская болезнь, поэтому мы предпочитали вповалку валяться на холодном железном полу и вставать только по надобности. На третьи сутки шторм стал стихать. После Архангельска в трюме заметно похолодало. Один из вышедших на палубу в туалет сообщил, что в море плавают льдины. Ошарашенные услышанным, зеки принялись строить предположения, куда нас могла завести нелёгкая?
Во второй половине дня кто-то крикнул, что справа показалась земля с безжизненными, пустынными, лишёнными всякой привычной растительности, берегами. Прошло ещё около часа. Пароход стал заметно снижать скорость. Раздался длинный басистый гудок. С грохотом спущена в море цепь с якорем. Мы интуитивно стали готовиться к высадке. Поднявшись на палубу, увидели, что наш пароход стоит посередине узкой бухты, с двух сторон зажатый невысокими холмистыми пустынными берегами. С правой стороны раскинулся посёлок с длинными бревенчатыми бараками. Их было не больше десятка с несколькими производственными и складскими зданиями. На вершине бугра маячил чум со стоящим рядом человеком в странной меховой одежде, как нам стало позже известно – оленьей малице...
Итак, я попал в лагерь Вайгачской экспедиции особого назначения. Здесь идёт добыча свинцово-цинковой руды. Работать будем на руднике в три смены. Как только пароход, на котором нас привезли, начал отходить от берега, случилась трагедия. От судна к берегу отправились два карбаса с рулевыми и зэками, работавшими на разгрузке. Они едва успели отойти от парохода, как плотная масса воды на поверхности стала стремительно смерзаться с толстым покровом «сала», спаиваться с мелкими льдинками. С большим усилием катеру удалось продвинуться к берегу на несколько сот метров. Не доходя метров двести до спасительной береговой кромки, карбасы наглухо вмёрзли в ледяную кашу. Все попытки добраться к ним оказались тщетными. Оставленные на произвол судьбы люди на карбасах отчаянно кричали, взывая о помощи. На берегу собралось население всего нашего посёлка в полном бессилии чем-либо помочь беднягам, попавшим в безвыходное положение. Хотя предпринимали всё возможное, чтобы помочь погибающим. Бросали на тонкий лёд доски, но они не выдерживали тяжести человека. Добросить же спасательную верёвку до карбасов – слишком далеко. А короткий день клонился к вечеру, стало темнеть. Надвигалась долгая полярная ночь. Мороз всё усиливался. Мы уже едва различали бедных рулевых, пытавшихся вылезти из карбасов на лёд, но он не выдерживал, их ноги погружались в сплошное густое замёрзшее месиво, и они вынуждены были возвращаться на карбасы. Одеты они были налегке, в одни телогрейки, теперь уже не спасавшие от мороза, так как изрядно промокли. Наступила тёмная ночь. Долго до берега ещё доносились отчаянные крики со стороны бухты. Но вот они стихли, и наступила тишина. Собравшиеся на берегу опустили головы, сняли шапки...
Эта была первая встреча с Вайгачом, островом, на котором мне было суждено провести несколько лет. Главное, что все мы поняли тогда: перед стихией, перед величественной природой Арктики все равны – и охранники, и надзиратели и матросы конвойных кораблей, и мы – зэки. Она не делает никаких предпочтений. Впереди было ещё много трагедий: потеря товарищей, побеги, расстрелы, убийство председателя Ненецкого исполкома Выучейского, показательные казни, организованные начальством ради получения лычек и орденов. Всё это ещё будет. А пока передо мной был суровый, затёртый льдами Вайгач, остров – тюрьма, ГУЛАГ».
Лагерь на Вайгаче закрыли в конце 30-х годов. Шахты на Цинковом и Раздельном затопило морской водой уже в З6-м, поэтому из-за невозможности продолжать работу, их закрыли. К 1940 году почти всех заключённых с Вайгача вывезли. Но даже сейчас, по прошествии десятилетий, Вайгач лагерный продолжает хранить свои мрачные тайны. Недалеко от Варнека до сих пор сохранились остовы лагерных бараков. К штольням, уходящим в прошлое, протянуты рельсы, кое-где недалеко от рудника лежат ржавые, но ещё целые вагонетки. На сильном вайгачском ветру скрипят обрывки колючей проволоки.
Всё это – обрывки памяти нашей недавней истории. Истории, которую невозможно забыть. Как ни трагично это звучит, но имена большинства мучеников ГУЛАГа так и остались тайной за семью печатями. Никто не знает, сколько их погибло на острове, потоплено вместе с грузовыми баржами при транспортировке на материк в годы войны. Сколько их, безымянных, навечно осталось на главном острове Вай Хабць, что в переводе с ненецкого значит – страшная смерть.