Вы здесь

Здесь война ощущалась острее

Говорят, когда началась Великая Отечественная война, многие жители тундровых стойбищ, призванные на фронт, с трудом понимали, с кем им придется воевать. По этой причине в стойбищах упорно звучало, что на нас напала «Аглия», страна далекая, чужая и непонятная.

Где эта странная «Аглия», что ей от нас нужно? От непонимания война казалась еще ужаснее.

Девять тысяч наших земляков ушли на войну, треть из них не вернулась назад. В 2013 году в День памяти и скорби смогли поклониться своим соратникам лишь 14 солдат великой войны. И среди них уже не было ни одного солдата, ушедшего на фронт в составе оленно-транспортных батальонов.

Вспомним всех поименно

День 22 июня в нашем округе прошел, как и во всей России, под знаком памяти и скорби. Поклонившись памятникам участникам Великой Отечественной, нарьянмарцы и жители окружных сел вспоминали воевавших земляков, говорили о своих близких, кто не вернулся с огненных позиций Второй мировой.

В НАО сегодня установлено более 30 памятников и памятных знаков, увековечивших имена вое-вавших северян. На карте нашего региона уже давно нет многих поселений, а памятники, когда-то установленные здесь, все еще являются объектами поклонения бывших жителей деревень и поселков. И каждый год в это время сельчане стараются попасть на свою малую родину, чтобы вспомнить братьев и отцов, бабушек и дедушек, сестер и матерей, ковавших великую победу на фронте и в тылу.

В Нарьян-Маре в этот день северяне почтили подвиг земляков у обелиска Победы рядом с поч-той, у монумента погибшим работникам Морского порта, у памятного знака теплоходу «Комсомолец», потопленному немецкой подлодкой, возле самолета летчика Тарасова и мемориального комплекса, посвященного солдатам оленно-транспортных батальонов.

Минутой молчания, спуском венков в воды Печоры, впадающей в Баренцево море – место гибели «Комсомольца», завершились эти траурные мероприя-тия в окружной столице.

Тундра вспоминала солдат

Особое значение для многих нарьянмарцев имеет памятник оленно-транспортным батальонам, в составе которых сражались их деды и отцы. Каждому из земляков, пришедших к нему в День памяти и скорби, было кого вспомнить и о ком рассказать.

У памятника собралось более 50 человек. Почтив память павших, они отправились затем в стойбище общины «Нерденя».

Отдавая дань традициям предков, гости «Нерденя» сначала прошли обряд очищения – только после него можно обращаться к духам ненецкой земли, и одарения, а затем рядом с идолом вспоминили близких, воевавших на фронтах Второй мировой войны за свободу великой страны – СССР, за свою родную землю – Ненецкий округ.

Можно сказать, что в этот день в общине «Нерденя» звучали голоса наших предков: песни-обращения фронтовиков к близким, исполненные перед отправкой на фронт, звучали в исполнении их детей и родственников. Память об этих горьких, трагических и героических судьбах ненецких родов в истории НАО прописана отдельной строкой.

Вот что сказал сын фронтовика Иван Егорович Ледков:

– Сегодня мы собрались для того, чтобы вспомнить своих дорогих отцов, дедов, прадедов и просто родственников. У ненцев нет такой строгой градации, а есть объемное слово «перня», которое говорит само за себя. Перня – похожий, свой, родной: понятие не является определением родственных связей, оно служит определением идентичности, ведь не случайно в годы войны встреча на фронте двух ненцев считалась настоящим чудом. Удивительное дело, но такие встречи происходили на фронте нередко, особенно если речь идет о Карельском фронте и службе в оленно-транспортных батальонах.

Вот воспоминания Валентины Артемьевны Ханзеровой:

– Когда немцы начали войну, я была ребенком, но помню, что в 1941-м из каждого стойбища на Канине людей начали призывать в армию. Стойбище за стойбищем – и вот в них остались только женщины и дети. Когда наши родные уходили на фронт, в Шойну с Канина их везли жены или родители. Перед моими глазами до сих пор стоит печальная картина: когда в стойбище возвращаются люди, ведущие за собой опустевшие нарты отца, сына или брата. Как помню, моего отца трижды призывали в военкомат, но каждый раз давали бронь. В годы войны именно на таких мужчин ложился весь основной груз ответственности. Помню, когда на фронт были призваны все его младшие братья и дядья, он переживал, но ему сказали, что люди-труженики очень нужны тылу, ведь фронт без помощи тыла – это ничто.

Зря говорят, что война нас здесь не затронула совсем: я помню, как над Шойной и над оленеводческими стойбищами летали бомбардировщики, бросали бомбы и стреляли из пулеметов, как над Баренцевым и Белым морями были видны вспышки от разрывов вражеских снарядов. Да, много жизней унесла эта война. Наши родные погибли, чтобы мы жили на земле, сохранили себя как народ. Сегодня мы заложили прекрасную традицию: на таких встречах говорить друг с другом только по-ненецки, ведь это нам тоже завещали наши предки.

Полина Фёдоровна Бобрикова свой рассказ начала так:

– Мой отец ушел на фронт в конце лета 1942 года. Хорошо помню этот день: жаркий и солнечный. Приехал человек из тунсовета и сообщил, что мужчинам нужно собираться в поселок. Отец мой тоже начал собираться вместе со всеми. Я, к сожалению, плохо помню как он выглядел, небольшая еще была в те годы. Помню только, что был круглолицый, невысокий, с густыми черными волосами. Еще помню, как все ненцы после того, как чаю попили, собрались уезжать из стойбища. Мы тогда жили на Лабушке в местах наших летних кочевок на берегу большого озера. Сели оленеводы на свои упряжки, мы высыпали из чумов их провожать, я тогда сильно болела, но тоже выползла из чума, чтобы помахать отцу на прощание. Сейчас все еще перед глазами стоит, как быстро уносятся вдаль оленьи упряжки вдоль берега озера, как скрываются за холмами. Тогда мы видели нашего отца последний раз. Уже позднее, когда нас привезли в школу в Шойну, я узнала, что в поселке они были недолго, погрузили их на пароход и увезли в Архангельск. А мы-то, когда собирались в школу, еще надеялись его в Шойне застать: оленя забили, тушу привезли в поселок, чтобы он мог поайбурдать, но, к сожалению, так его и не увидели. Рассказывали, что перед самой отправкой он заходил к нашим дальним родственникам попить чаю и очень переживал, кто поможет его семье, кто защитит его детей, ведь они остались без матери, а теперь еще и без отца. Очень он нас всех любил.

Помню, всегда из любой поездки в деревню нам, трем своим дочерям, привозил подарки. Перед самой войной привез нам музыкальную шкатулку, калейдоскоп и пирамидку, до сих пор помню эти последние отцовские подарки. Наш отец пропал почти сразу после отправки на фронт. Где он воевал и где погиб, мы так и не узнали. «Пропал без вести» – и все. Так в то время многие наши ненцы пропали, до сих пор родственники не знают, где они похоронены. Большинство ведь из них были неграмотными, по-русски говорили плохо, русской одежды не нашивали. А тут сапоги, портянки, шинели, как они, бедные, все это выдерживали? Вот и погибали в первые месяцы войны! Конечно, я не перестаю отца искать. Может, и найду. Если нет, надеюсь, дети мои продолжат. Не случайно же я старшего из сыновей назвала Фёдором, в честь деда.

В тот день своих отцов и дедов вспоминали выходцы с Большой и Малой земли, тиманцы и уроженцы Канинской тундры. Звучали имена солдат Великой Отечественной войны, и, казалось, наши предки незримо присутствовали рядом с нами.

И, что немаловажно, внуки и правнуки бывших фронтовиков, кого уже нет среди нас, носят теперь их имена. Потому-то и мы можем говорить о непрерывной связи поколений наших самодийских родов: Явтысых и Боб-риковых, Косковых и Ханзеровых, Латышевых и Ледковых, Вылка, Вонгуевых, Ардеевых, Талеевых и Канюковых – всех, кто пришел в День памяти и скорби в ненецкое стойбище на берегу реки Куи, где в далеком сорок первом шли оленные аргиши и солдатские обозы на страшную кровопролитную войну.