Вы здесь

Литературная страница

Писатель и педагог Татьяна Окладникова

Парень не из нашего двора

Рассказ

Он меня лупил нещадно. Лупил, пожалуй, громко сказано, а вот подзатыльники, подножки, пинки он с удовольствием отвешивал, где бы меня ни встречал. Мне очень хотелось стать незаметной, юркнуть за какой-нибудь угол, сарай, дом, потому что вину за собой я все-таки чувствовала, и вот почему.

Он был парнем не из нашего двора. Наш двор – это Пырерки, 16, Тыко Вылки, 7, ну еще, пожалуй, Смидовича, 17. Он по этим адресам не проживал, почти рядом, но все-таки не наш.

Старше меня был лет на восемь, а может десять. Не знаю. Широкоплечий, симпатичный, «кудреватый» (как сказала бы моя мама), физически развит, очень.

А мы, девчушки, затеяли популярную в те времена «обманку»: набивали кошелек бумагой, привязывали веревочку, бросали на дорогу, а сами, стремглав, прятались за поленницу. Дорога – это скорей дорожка, которая у нас именовалась «через помойки» и пролегала возле загадочного домика, овеянного недоброй и подозрительной славой, скрытого сараями между улицами Смидовича и Пырерки. Можно было юркнуть возле банка в узкую дверцу в заборе, чуть пройти и оказаться уже дома, на Пырерки, 16.

Так вот, на дорожке лежал кошелек, хорошенький такой, «ридикюльчиком». На велосипеде мчался мой обидчик. И… промчался мимо. Мы вздохнули: «Не заметил». И вдруг… велосипед летит в сторону, он большими шагами несется к кошельку, мы дергаем за веревочку, «ридикюльчик» подпрыгивает, за ним подпрыгивая, бежит счастливый, еще не понявший в чем дело, он, гроза всей дворовой мелкотни. Скорее почувствовав что происходит что-то неладное, он кинулся назад, к спасителю-велосипеду и умчался.

И с тех пор началось…

Нас, меня и соседскую девчонку Гальку, он люто возненавидел. Еще бы, ведь мы были свидетелями его несостоявшегося, такого близкого и легко доступного богатства. Не получилось…

Не получилась и, как оказалось, его жизнь.

Как известно, у нас в Нарьян-Маре нищих нет или почти нет. Попрошайки встречаются редко, и нарьянмарцы, надо признаться, всегда стремятся помочь им. Так вот, однажды в рядах, у нас в Кармановке, ко мне, вышедшей из магазина, не очень смело направился плохо одетый мужчина. «Женщина, дайте мне десять рублей на хлеб». Я торопливо, понимая, что деньги, конечно же, не на хлеб, а на водку, стала рыться в кошельке. «Хоть бы нашлись эти десять рублей». Было как-то неловко за него, попрошайничать – ведь не такое уж и прос-тое занятие. Я подняла глаза, и… мы узнали друг друга, узнали через тридцать лет. На какое-то мгновение замерли: я с новенькой десятирублевкой, он с протянутой рукой.

Он не взял деньги. Мы отвернулись и пошли каждый своей дорогой.

Спустя года два мне стало известно, что он замерз в одном из подъездов нашего города.

 


Мария Агафонова

За морошкой

На берегу палатки…

В звездные вечера

Мы часто сидели

С тобой у костра.

Утром вставали рано,

Умывшись холодной водой,

Брали ведра побольше,

Шли за морошкой с тобой.

Солнце сияло все выше,

Блестела от солнца роса,

Шли за морошкой люди,

Слышны были их голоса.

Болота да топи тундры

Тянутся за горизонт далеко.

Будто лоскутное одеяло

Раскинулось широко.

А вот островки морошки,

Маленький и большой,

Полные ведра ягод

Здесь мы набрали с тобой.

Находившись по тундре

за день,

Устало брели потом.

Пили сок вороники,

Срывая ягоды ртом.

В ведрах желтела морошка,

Блестевшая, словно слеза.

Всю жизнь издалека мне

светят

Твои молодые глаза.

Морошка

Морошка, морошка, желтеет

морошка,

Лоскутная тундра,

бескрайняя даль.

Бери поскорее побольше

лукошко,

Надень на головку яркую

шаль.

Чтобы цветочком шаль та

горела,

Чтоб видно было ее издали.

Морошка, морошка в тундре поспела,

Ее собирать мы с тобою

пришли.

Запах багульника нас

одурманит,

Мшистый ковер под ногами

хрустит,

Морошка, морошка далеко

заманит,

Душистою сладостью нас

одарит.

Командировка

Тундра безбрежная.

Белая, белая,

Покрывало из снега лежит.

Дороги сердцу

просторы бескрайние

Земля под санями бежит.

Мчит мои нарты оленья

упряжка,

От снежного блеска ломит

глаза,

На улице холод, а в малице

жарко,

Льдинкой из глаз покатилась

слеза.

Солнышко светит все еще

низко,

Пастух, погоняя оленей, поет,

И стойбище наше вот уже,

близко,

Мчатся олени вперед и вперед.


Это круто

Наша коллега, журналист и писатель Ольга Крупенье, номинирована на престижную литературную премию «Наследие».

Премия учреждена Российским союзом писателей, совместно с Российским императорским домом, и находится под покровительством главы императорского дома великой княгини Марии Владимировны. Как говорится в положении о премии, на нее выдвигаются писатели, чье творчество сохраняет традиционные для русской литературы ценности.

Напомним, Ольга Крупенье, которая возглавляет нашу газету, дважды – в 2013-м и 2014 годах – становилась лауреатом Всероссийской национальной литературной премии «Писатель года» (I место в номинации «Романтика»).

Новая книга прозы автора «Хочется немного счастья» была презентована в марте этого года в Доме правительства Москвы.

Мне б газетку

Заканчивается гражданская война в Таджикистане. Мы с коллегой-журналистом оказываемся в уже почти послевоенном Кулябе. Нам дают проводника и телохранителя из бывших боевиков полевого командира Сангака Сафарова. Имени мужика, конечно, уже не помню. Невысокий, разговорчивый, подвижный, до черноты загоревший и отлично говорит по-русски.

Приходит время уезжать, и он провожает нас на военный аэродром. Уже прощаясь, вдруг неожиданно смущенно спрашивает, нет ли у кого русской газеты? Все равно, какой. Очень надо. Газеты у нас нет, и он не на шутку расстраивается.

Тут я вспоминаю, что у меня в рюкзаке не то в «Труд», не то в «Известия» завернута запасная пара обуви. Но газета совсем старая и, конечно, сильно помята.

- Неважно! Давайте! – загорается он.

Я вытряхиваю из газеты башмаки и отдаю ее мужику. Он, не скрывая радости, аккуратно расправляет, очень аккуратно складывает и бережно прячет газету в карман. Мы с удивлением следим за его действиями.

- Несколько лет не видел русских газет, очень соскучился, дома почитаю, – объясняет мужик.

Выясняется, что в советское время работал в Душанбе учителем истории. Имеет два диплома – исторического факультета Ташкентского университета и высшей партийной школы в Москве.

Субботник

Апрельский субботник 1996 года в Санкт-Петербурге. В Сампсоньевский скверик прибыл тогдашний мэр города Анатолий Собчак. В новеньком джинсовом костюме, ослепительных кроссовках, моложав, импозантен, в хорошем настроении.

Раскопал яму и стал сажать тую. Рядом толпятся придворные журналисты: как же, мэр на субботнике, предвыборная кампания – в полный рост. Телеки снимают, пишущие шуршат блокнотами.

И вдруг мы замечаем, как мимо нас совершенно невозмутимо идет Владимир Ильич Ленин – в кепочке, черном костюме-тройке, с бревнышком на плече. Так спокойненько себе идет, ни на кого не глядя. Отошел в сторонку, покряхтывая, снял бревнышко с плеча, положил на землю, сел на него, достал клетчатый носовой платок, вытер пот…

Интерес к Собчаку был сразу же и начисто утерян. Телеки кинулись снимать вождя мирового пролетариата, мы – информационщики – помчались на корпунк-ты передавать новость, мобильников тогда еще не было. Бедный Собчак в полном одиночестве закапывал свое дерево. Все, что он думает про Ленина и мировой пролетариат, читалось на его лице.

Вечером все каналы крутили не мэра, озеленяющего город на Неве, а блаженно вытирающего лысину после трудов праведных Ильича. Потом уже мы узнали, что это был мастерский пиар-ход одного из конкурентов Собчака, нанявшего актера петербургского театра.

Ольга Крупенье