Господин Эйнштейн как-то сказал: «Можно жить так, словно чудес не бывает, а можно думать, что все в этом мире чудо…» И тут каждый решает сам, что ему выбрать. Я честно признаюсь: мне второй вариант нравится больше, но я его не выбирала.

Он меня выбрал.

Утро каждого дня начинается традиционно: носом к оконному стеклу. Что там, какой он, новый день? Двух одинаковых не бывает! И пусть там, за окном, дождь или солнце, пурга или иней, вот он – новенький, неизведанный, полный чудес день. Он там, а я тут? И начинается… ванная, кухня, умыться, одеться, глотнуть кофе… быстрей, быстрей… он же ждет!

Первое чудо – гарантированное! То есть – постоянное, но каждый день – новое. Я его «унюхала» много лет назад – вышла из самолета в северном порту и…

Воздух! Им не дышать… его пить положено или есть большой ложкой. Прохладный, необыкновенно чистый, с ароматом вечных льдов и охапкой тундровых привкусов. Если слушать себя внимательно, можно заметить, как с первым глотком утра душа наполняется этим миром, и ты сам на один короткий миг становишься Вселенной, в которой мечты превращаются в новую реальность. Волшебство.

– Я люблю тебя! – говорю я на выдохе. И это самые правильные слова для начала дня.

Чудо второе меня всегда смешит. Оно не всегда деликатное: то в спину толкнет («Что столбом стоишь?»), то волосы взлохматит («У-у, ты какая!»), то в рукав залезет – и ну щекотать… Ветер – то еще чудо! Озорничает, значит, соскучился. Ветер в моем городе – существо разумное: с шумных подростков шапки сорвать (в воспитательных целях) – это он горазд, а вот во двор ворваться, где старички живут – ни-ни. И детские сады стороной облетает, ну, может, иногда, тихой поземкой подкрадется, чмокнет детишек в щечки, чтобы румянцем цвели, и айда в тундру, на простор! В городе он ночью хозяйничает: наметет свежие сугробы поискристей, помягче, чтобы бабули с дедушками любовались, как внуки в этой снежной перине кувыркаются. А сам из-за угла подглядывает, умиляется переливам детского смеха.

Я давно поняла – Ветер с Городом в сговоре. Мы для них – словно дети, которых положено беречь, закалять и воспитывать. А уж от глупостей излечивать – их любимое развлечение.

Была у меня такая придурь: ляпну, не подумав, потом хожу-маюсь, вдруг обидела человека, вдруг это бедой обернется? То есть занималась самоедством. Чуть всю себя не съела.

И вот однажды шла я с визитом в одну важную организацию. По этому случаю – плащик светленький, туфельки на шпилечках, реснички… все как положено. Солнце светит, люди улыбаются, а я иду и грызу себя, по поводу и без. И тучка-то была с пятак, а сыпануло вдруг сверху крупными каплями, вихрь ветра подхватил песок, швырнул, не глядя. И осталась я стоять посреди дороги как пугало. Волосики, ладно, их причесать можно, но лицо и плащик – в шлепках налипшего песка. Честное слово, я слышала, как город хихикал.

Это было так неожиданно и так нелепо, а главное, непонятно, что дальше-то делать? Домой бежать переодеваться – на встречу опоздаю, а в таком виде вообще никуда нельзя. Никогда бы не поверила, что недоумение может быть таким мощным.

А потом выглянуло солнце, за пару секунд высушило скромные осадки, и песок нежно осыпался, вернув мне изначальный приличный вид. С тех пор я боюсь самоедством баловаться. Я же знаю, на что эти двое способны – мой Город и мой Ветер.

Третье чудо совсем рядом. Ива! Лет тридцать назад посадил ее добрый человек в углу двора. С двух сторон высокие стены ивушку от мороза и ветра защищали. Выросла она красавицей, но не плакучей. Уж каким чудом она ветер ловит-приманивает, непонятно (не иначе ворожит, красавица), только танцует ива все время: то в вальсе кружит длинными ветвями, то отчаянно плещет ими в ритме танго. Летом – изумрудно-зеленая, серебристая зимой, кружит-завораживает. Всем своим видом она говорит: «Эй, смотри на мир проще, живи – танцуя. Танцевать – это так весело!» Я делаю вид, что соглашаюсь, поднимаюсь на цыпочки и шагом медленного фокстрота перехожу дорогу, заворачиваю за угол дома. Во-первых, иву обижать неохота, но главное – дорога посыпана мелкой галькой, и каблуки моих модных сапожек вязнут в ней по самые пятки. Походка в раскоряку – зрелище не для слабонервных. Так что на цыпочках – однозначно лучше. Забавно, но по удовольствию, эти пять шагов слоу фокса стоят двух часов фитнеса.

Следующее чудо – утреннее путешествие по городу. Поэтому и выскакиваю из дома ни свет ни заря. В принципе, я иду на работу, но каждый день другой дорогой. Просто иду, куда душа зовет. Я ей доверяю. И Город показывает мне удивительные события, красивые, поэтичные картинки такой совершенной композиции, какую может создать только природа. Человек, конечно, в этом создании тоже участвует: дома строит, вон – скамейки в сквере поставили… Но сначала это все отдельно, а пройдет дня два и появляется между ними свое-образная гармония, органичность. Ну, не знаю, может кто-то этого не видит, кому-то неинтересно. Мне Город их показывает.

Вон – голуби на карнизе воркуют, любовь…

Солнце спряталось за куполом церквушки, и теперь вместе сияют золотом в полмира. Господне благословение.

Тени деревьев строго расчертили сугробы сиреневыми (чистой воды аметисты) полосками-иероглифами, можно читать, можно любоваться…

Дедушка ведет внука в садик. Одинаковые тулупы перехвачены солдатскими ремнями, одинаковые пушистые ушанки, валенки… оба говорят басом.

Деревья вдоль дороги в жемчужной дымке инея…

Мой город.

Его построили те, кто бежал от царской неволи, для кого свобода дороже всего. Ни холода, ни голода не убоялись. Рыбу в студеном море ловили и песни складывали. А уж как Север их проверял… Не согнулись, не сломались. Настоящие работяги. В пятидесятиградусный мороз от седьмого пота тужурки паром исходят. Кормили Россию рыбой, снабжали углем воркутинским, теперь вот – газ и нефть добывают. Я думаю, их мужество покорило сердце северной земли, и она позволила построить этот Город.

Да, не Рио-де-Жанейро, не Париж, не Токио… здесь нет небоскребов и архитектурных ансамблей. Зато каждый дом как первенец – долгожданный, любимый. Они одинаково прекрасны: и первые деревянные дома стандартной советской архитектуры, и современные монолиты. В них живут прапра-внуки первых переселенцев. За каждым леденцовым окошком – свет любви к жизни. Когда-то давно Михаил Жванецкий ехидно пошутил: «Где, в Нарьян-Маре?» Да, мой любимый, именно в Нарьян-Маре, в Красном городе на белом песке цветут ромашки долгое полярное лето, и самые красивые рассветы, очень-очень высокое небо и много жизни. В этом городе творческих людей в три раза больше, чем населения. Я думала, у меня с арифметикой нелады, а оказалось, что каждый взрослый или ребенок талантлив и в пении, и в танцах, и в живописи. Я про литературное творчество не говорю – это у них на генетическом уровне, от классиков и прадедов. Когда-то для рыбаков, которые нанимались в артели, важнее заработка было наличие хорошего рассказчика. Так что тут такое мощное литературное поле, поэтическая аура, и не захочешь, а ямбом заговоришь, про такую-то красоту.

С каждым шагом – сил все больше, больше радости, больше уверенности в себе, в других людях, в мире.

Утреннее путешествие плавно перейдет в дневное, оно – в вечернее… Ой, как много надо успеть… а на сладкое – звездами налюбоваться. Ах, какие у нас тут звезды, снега и олени. Особенный мир.

– Я люблю тебя. А ты любишь меня, я знаю!

P.S. Это только между людьми любовь бывает неразделенной. В других случаях она всегда взаимная.

Мария Алексеевна Кравченко – телережиссер, сценарист, писатель, автор книги «Сказка Каменного города». Родилась 18 января 1953 года. Окончила Белорусский государственный теат-рально-художественный институт и Минский институт культуры. По распределению работала ассистентом режиссера на киностудии «Беларусьфильм», ПТО «Телефильм».

Стаж работы в СМИ – более 25 лет. Работник культуры высшей квалификации. Много лет работала главным режиссером Общественного телевидения «Приморья», КМ-ТВ в Москве, с 2009 года живет в Нарьян-Маре, работает главным режиссером Ненецкой телерадиокомпании. Автор более 40 программ и документальных фильмов. Член Российского союза писателей (Москва).