считает Федосья Антоновна Кислякова, которой сегодня, 10 февраля, исполняется 90 лет

 Коллективизация, первые колхозы, раскулачивание... Когда слышишь эти слова, в памяти всплывают какие-то бравурные марши, картинки с плакатов, где толстый «кулак» повержен красивым колхозником с мужественным подбородком. Машина советской пропаганды надолго запечатлела в сознании эти стереотипы.

А вот когда слушаешь истории тех людей, по чьим судьбам жестким катком прошлись государственные реформы начала прошлого века, картина меняется. Остается только одна мысль: «Так нельзя».

Горькие плоды коллективизации
Жила в Усть-Цильме семья: мама, папа, четверо детей – три дочки и сын. Дом справный, хозяйство крепкое, работы не боялись, скотину держали, рыбачили, сами себя обеспечивали и на продажу оставалось. Отец с дедом ходили с обозами в Мезень, торговали. Дети были маленькие, поэтому для помощи в хозяйстве работников нанимали.
А 21 мая 1929 года Совет народных комиссаров издал постановление «О признаках кулацких хозяйств», которое многие такие же работящие семьи приравняло к кулакам. Страшная волна накрыла собой всю страну, не обошла стороной и плодородную Усть-Цильму.
Семью с детьми, о которой сегодня идет рассказ, выселили из дома 2 июня 1934 года. С раскулаченными тогда не церемонились: в 24 часа освобождай жилье – и иди куда хочешь.
Об этом мне рассказывает Федосья Антоновна Кислякова, труженица тыла. Говорит без надрыва, с улыбкой даже иногда. А из глаз то и дело выбегают светлые прозрачные слезинки, словно где-то глубоко внутри все еще плачет о потерянном детстве маленькая девочка Феня:
– Так нас и выгнали, хорошо, родня приютила. В доме нашем сделали аптеку, а отец, Антон Иванович, отправился, как и многие в то время, вниз по Печоре, в Нарьян-Мар, на поиски новой жизни. Доехал на деревянной лодке по Печоре до деревеньки Никитцы, что в 15 км от Нарьян-Мара. Там тогда было уже около тридцати хозяйств, жили рыбаки. Через некоторое время и мы к нему в Никитцы приехали, а потом и в Нарьян-Мар перебрались.

«В людях» и на промысле
Своего дома у семьи не было долгие годы – жили и в Захребетной, и в Качгорте, где добрые люди приютят. В 1936 году семья осиротела, умерла мама. Детей на время приютил сын тети – Алексей Пименович Дуркин. У него на Кирпичном прожили около года, потом Антону Ивановичу выделили землянку, там и зимовали.
Зимы были лютые, в сырой землянке постоянно было очень холодно. Да и одежонкой были небогаты, отцу четверых детей едва удавалось заработать на пропитание для своей многодетной семьи. Только в 1938 году они возвратились в родную Усть-Цильму, где Антон Иванович по настоянию своей матери Анны Ивановны взял в жены вдову Наталью Ефремовну, которая так же бедовала с четырьмя детьми.
Главе выросшего семейства вновь предложили идти в колхоз, но он отказался – детей теперь было много, на трудодни колхозника их нереально было прокормить, одеть, выучить. И в 1939 году Антон Иванович отправился в Низёва – на заготовку дров. Однако «заработал» совсем не то, что ожидал. В стране уже полным ходом работал закон, охраняющий государственную собственность. В народе его называли «закон о трех колосках»:
– Отец с бригадой лес рубили, пилили, сплавляли по реке, – вспоминает Федосья Антоновна. – А тут один из плотов разнесло. Всю бригаду долго допрашивали, но, слава Богу, не судили. А пока следствие шло, держали в заключении в Нарьян-Маре, но потом выпустили. Старшая сестра Женя уехала в Нарьян-Мар, устроилась в няньки. Мне было десять, когда я тоже отправилась из Усть-Цильмы в заполярный город. Ехала «зайцем», без билета и без взрослых, такое тогда было не редкостью. На берегу в Нарьян-Маре всех детей выстроили в ряд, милиционер отлучился за другой партией малолетних «нарушителей», мне удалось сбежать. Догонять меня не стали, чтобы не растерять оставшихся. Тут папа меня и встретил, увез на рыбацкий участок.
В школе ей не удалось долго учиться. На рыб-участке отца не было школы, а в городе детям приходилось жить «в людях», да и есть было нечего.
– Отец приехал и забрал нас всех – Ольгу, Женю, Настю и меня на рыбучасток. Старшие – Ольга и Женя стали работать на катерах, потом и мужей будущих там встретили. Мы уже помогали старшим рыбачить. Шла война, были дороги каждые рабочие руки. А в 16 мне уже трудовую книжку выдали: я стала рыбачкой Печорского отделения Торгмортранса. Работа была очень тяжелая, особенно зимой – лунки долбить надо было, невода тянуть, потом сушить. Жили в рыбацком домике, бригада – два старика и молодежь. В то время с нами рыбачили Настя Бабикова, Маруся Дуркина, Петро Дуркин – всего около двенадцати человек. Спали на настилах, стол стоял длинный на всю комнату.
Такие нечеловеческие, на наш сегодняшний взгляд, условия жизни люди воспринимали спокойно. Знали, что идет война. Знали, что надо работать. Ради Победы! Ради жизни!
– Сегодня-то ведь жизнь такая, что – слава Тебе, Господи! – возвращается из воспоминаний Федосья Антоновна. – Такую жизнь беречь надо...
Благодарить Бога за каждый прожитый день, не роптать на судьбу, верить в божественный промысел...Такой взгляд на мир, продиктованный унаследованной от предков крепкой верой старообрядцев, пожалуй, единственное, что помогало не просто выжить, но и сохранить на долгие годы милосердие, желание заботиться о ближних.

Контора, сенокос, рабочий и матрос
В 1947 году Феня с сестрой Настей приехали в Нарьян-Мар. Пошли устраиваться на работу. Ее взяли продавцом, а меня – разнорабочей. В 1948 году девушка перешла в транспортную контору.
Мой вопрос, много ли было транспорта, развеселил собеседницу:
– Весь транспорт – тридцать шесть лошадей! Конюшня была там, где помещения торговой базы сейчас, перед Южной. И шли обозы, обеспечивали продуктами и промтоварами все села Нижнепечорья, от Великовисочного до Носовой. Только позже автомобиль пришел, грузовик-трехтонка. Сколько тогда ящиков, мешков перетаскала, не сосчитать. Наравне с мужиками-грузчиками трудились, работа не делилась на мужскую и женскую. Летом ездили на сенокос. Три года подряд в навигацию ходила на катере «Юный помор» матросом, кроме основной работы еще и готовила на всю команду, и стирала.
Работа была не только тяжелая, но и опасная, на воде все-таки. Однажды и вовсе едва не погибли, вспоминает Федосья Антоновна:
– Работала тогда на одномачтовом катере «Кефаль». Двухмачтовый привозил основной груз, вставал на рейд на губе у моря, дальше пройти не мог. С него на наш и выгружали все, что необходимо было доставить до поселка. Дело было уже осенью, в районе Каратайки. Товары для поселка мы все загрузили, в трюмы упаковали, идем по морю. И налетел шторм! Волны захлестывали катерок «с головой»...
Судно крутило по волнам, пока не зашвырнуло метров на двадцать от береговой линии. Чтобы было понятно, какой силы был шторм, нужно сказать, что в трюмах не осталось ничего – все смыло морской водой в пучину! Катера «Следователь» и «Водопьянов», стоявшие на рейде, были словно чьей-то могучей рукой с силой воткнуты в берег. Потом команда узнала, что оба экипажа погибли...

Крещеное имя роднее
Только с 1954 года работа стала поспокойнее, но ненамного легче. Федосью Антоновну определили упаковщиком на торговую базу. Вместе с другими она убирала снег, содержала пожарный водоем, таскала воду, расчищала дорогу до озера, где была старая пекарня.
Склады, что находились на пересечении улиц Хатанзейского и Смидовича, были очень холодные, печи надо было все время топить, разрубая деревянные ящики. Но берегли в первую очередь не себя. Необходимо было сохранить картошку от морозов.
Переносить все тяготы ей было уже легче. Появилась опора, крепкое мужское плечо – муж Егор Григорьевич. Поженившись в 1954 году, Егор и Федосья прожили душа в душу 49 лет, только одного года не дожила семья до золотой свадьбы. Вырастили двоих детей, которые подарили им четверых внуков и троих правнуков.
И еще одну любопытную деталь я узнала. В официальных документах имя моей героини – Татьяна. Но так ее практически никогда в жизни не называли, а как нарекли по святцам – так и звали Федосьей.
Когда я узнала об этом, вспоминается древний славянский обычай – в миру давать человеку одно имя, а жить – с другим, чтобы ни беды, ни хворобы, ни старость его не нашли.
Видимо старость, которая могла прийти к женщине хотя бы накануне ее 90-летия, искала именно Татьяну – и прошла мимо Федосьи. Так заразителен ее смех, так по-доброму светятся мудрые глаза, что любой из молодого поколения позавидует.

Секрет долголетия
10 февраля Федосье Антоновне Кисляковой исполняется 90 лет. И в эти годы ее жизнь наполнена особым смыслом – она навещает занедуживших подруг, не пропускает ни одной службы в старообрядческом храме, с интересом смотрит все последние новости и воспитывает глазастую кошку, найденную в лесу.
На вопрос о секрете долголетия и молодости говорит просто.
– Надо заботиться друг о друге, беречь людей. И не нервничать по пустякам, не переживать зря. Просто жить.