Нашему земляку, известному политическому деятелю Аркадию Дмитриевичу Евсюгину 25 января исполнилось бы 105 лет. Его нет с нами уже 20 лет, но нынешняя круглая дата дает возможность еще раз вспомнить и этого человека, и время, в которое ему пришлось жить, и людей, с кем его сводила судьба в годы становления округа.
Прошлое Ненецкого округа богато не только интересными и значимыми событиями, но и именами людей, которые вписаны в его историю золотыми буквами. Меняется время, сменяют друг друга поколения, но многие из тех, кто в далекие 20–30-е годы создавал будущее НАО, навсегда останутся в памяти людей, живущих здесь сегодня. Доля им досталась нелегкая, многим пришлось испытать не только «моменты славы, но и время репрессий, унижения и забвения».
Кто из нас сегодня не знает имен Ивана Павловича Выучейского, Ивана Федотовича Тайбарея, Афанасия Иосифовича Лымина, Андрея Федотовича Хатанзейского, Ивана Яковлевича Проурзина, Анатолия Дмитриевича Евсюгина и многих-многих других наших земляков, стоявших у истоков становления первого национального образования на территории Крайнего Севера.
Я уже писала о трагических судьбах многих из них: в 1936 году был убит первый председатель Ненецкого исполкома Иван Павлович Выучейский, в 1937 году были репрессированы Аркадий Евсюгин, Иван Проурзин и Иван Тайбарей, обвиненные в создании контрреволюционной вредительской группы. В 1939 году в доследственном изоляторе после допросов умирает до мозга костей преданный революции Андрей Хатанзейский. Остаться в живых из этого списка в свое время «посчастливилось» лишь Ивану Проурзину, Афанасию Лымину и Аркадию Евсюгину. Но каждому из них пришлось провести в лагерях с клеймом «врага народа» от 16 до 25 лет. Слово «посчастливилось» в этом контексте может показаться странным, если учесть, через какие испытания и муки пришлось пройти этим людям. Но сам факт, что они остались живы, для нас имеет огромное значение. Благодаря их воспоминаниям сегодня можно восстановить и сохранить для истории имена и судьбы людей, преданных в свое время забвению. История и время не терпят брешей: любая прореха, любой пробел в исторической памяти чреваты искажением истины.
«Враг номер два»
1937 год запомнился всем как год начала массовых репрессий, но это был еще и год выборов в Верховный Совет, где первоначально в числе кандидатов был и ненец Аркадий Евсюгин, а также товарищ Аркадия Дмитриевича – Иван Тайбарей. Но маховик репрессий первым коснулся именно Евсюгина. Перед выборами «Нярьянка» запестрела разоблачительными статьями, портрет и имя Евсюгина были зачеркнуты всюду. Сам же он вслед за Иваном Проурзиным был арестован и объявлен «врагом народа» «номер два».
Прослеживая связи «врагов», после долгого следствия в конце 1938 года внезапно всплывает и имя Ивана Тайбарея, которого всячески поддерживала прежняя верхушка окружной власти. Евсюгин, Лымин и Проурзин уже стали персонами нон грата. А любой человек, кто был связан с ними, автоматически становился таким же «врагом народа». Тайбарея рекомендовал на этот пост Евсюгин, за него ходатайствовал Лымин, тоже арестованный в 1937-м, с ним здоровался за руку Проурзин – вот и все. НКВД взяло Тайбарея в разработку, он стал четвертым в списке неблагонадежных после Проурзина, Евсюгина и Лымина. В 1939 году он был арестован.
Его так же, как и остальных 28 человек (из его списка), обвинили в шпионаже и вредительстве, в недальновидности и подрывной деятельности. В 1939 году осудили всех: от Лымина до Проурзина, от Евсюгина до Тайбарея, от Сущинского до Контиевского. Одних отправили отбывать свои двадцатилетние сроки на Колыму, других – в лагеря Коми, в Воркутлаг, Казахстан и на Вятку.
Сидели там не только политические, большую часть заключенных составляли простые уголовники. Так что политическим доставалось и от конвойных, и от рецидивистов. В год начала Великой Отечественной положение «врагов» стало просто невыносимым. Иван Федотович Тайбарей не выдержал, и в то время, когда фашисты бомбили Киев и Минск, его не стало. Он умер осенью 1941 года и был похоронен в общей зэковской могиле. Сегодня никто не знает, где это место находится. Я дважды пыталась получить хоть какую-нибудь информацию об Иване Тайбарее в архиве Архангельского управления ФСБ и дважды получила отказ.
Мы даже не знаем, в каком лагере сидел Иван Федотович. Как писал о нем позднее Аркадий Евсюгин: он умер от глубокой душевной травмы, сердце не выдержало несправедливости. Там, на Вятке, его постигла страшная смерть и забвение на долгие годы. Только в 1967 году его имя вновь вернулось из небытия. Память об этом человеке воскресил опять же реабилитированный Аркадий Дмитриевич Евсюгин. Отсидев почти 20 лет в колымских лагерях, он вернулся домой и написал большую статью в газету, которую так и назвал «Он живет в памяти народа». Статья послужила толчком к реабилитации Ивана Тайбарея, правда, ему самому уже было все равно.
У ненцев есть примета: неупокоенные души соплеменников прорываются из прошлого искрами огня. Разожгите костер и, может быть, в треске горящего сушняка неприкаянные души расскажут кому-то о своих последних днях на Вятке и Колыме, в Архангельске или на Соловках. И не важно, что мы не поймем этих слов, главное: им станет от этого легче. Когда языки пламени взметнутся к небу, назовите их имена, костер затрещит и заискрится. А дальше просто слушайте.
Сквозь времена и годы
25 января 2015 года одному из людей, стоявших у истоков создания нашего округа, Анатолию Дмитриевичу Евсюгину, могло бы исполниться 105 лет. Его по праву можно назвать личностью во всех смыслах легендарной, бесстрашной и героической.
Он родился в Верхней Пёше в 1910 году и покинул этот бренный мир в 1995-м, в год своего 85-летия. Его нет с нами уже ровно 20 лет, но его воспоминания, книги, рассказы, хранящиеся в фондах музея и окружного радио, смогут поведать об этом человеке очень многое. Даже сегодня, по прошествии стольких лет, в воспоминаниях современников звучат слова о его неравнодушии, стремлении помочь близкому, обостренном чувстве справедливости. Анатолий Дмитриевич всегда обращал внимание на тех, кто был рядом с ним, не выпячивая себя самого, а это многое говорит о человеке.
Кстати, именно Евсюгин в 1939 году помог Матрёне Андреевне Хатанзейской (Селяниновой) узнать о судьбе ее отца Андрея Федотовича. Имя этого человека хорошо известно хотя бы потому, что именно он в январе 1929 года от имени ненцев Архангельской губернии сообщил в Москву решение Самоедского съезда Советов о создании на территории Малоземельской, Большеземельской, Канинской и Тиманской тундр Ненецкого округа. Текст этой телеграммы знаком всем: «Девятый съезд ненцев шлет поклон главному исполкому в Москве… Съезд единогласно просит соединить ненцев всех тундр: Канинской, Тиманской, Малой и Большой в отдельный Ненецкий округ и присоединить к Северо-Восточному краю».
Именно Андрей Федотович Хатанзейский настоял на том, чтобы столица нашего округа город Нарьян-Мар был построен на этом берегу Печоры, а не на месте нынешней Тельвиски. Многие из вас, уважаемые читатели, помнят первый дом окружной столицы. Он вошел в историю как дом партийных работников. Все его жители в конце 30-х были репрессированы: Проурзин и Лымин, Тайбарей и Хатанзейский – они в эти годы жили тут вместе со своими семьями.
Некоторые из них после реабилитации вернулись назад и дожили до преклонного возраста. Не вернулись лишь Иван Тайбарей, осужденный как «враг народа» в 1939 году, и Андрей Хатанзейский, умерший в Архангельской тюрьме в том же 1939-м.
На изломе памяти: сердце, которое болит
– Это было очень страшное время, – рассказывала в свое время дочь Андрея Хатанзейского Матрёна Селянинова. – 1937 год был очень тяжелым для оленей, а отец в те годы возглавлял земельный комитет. Его обвинили в непроизводственных утратах и нанесении ущерба государству. А он был человеком малограмотным, поэтому жаловаться никуда не мог, письмо хотел отправить в ЦК, чтобы отстоять свое честное имя и на работе восстановиться, но не смог, а помогать ему в этом было некому.
– В четыре утра отца вывели из дома. Я хотела выбежать за ним, попрощаться, поговорить, успокоить, но меня не выпустили. Утром я побежала в милицию, стала его разыскивать, но мне сказали, что всех арестованных уже готовят к отправке в Архангельск, ждут пароход. Я побежала на берег. Помню, бегу и плачу, спотыкаюсь – плачу! Два дня подряд я бегала на берег, все надеялась встретить папу.
17 августа 1938 года: помню, раннее утро было, я опять на берег пошла. Иду, а навстречу мне идет младшая сестра первого секретаря Ивана Проурзина, Рая, она потом замуж вышла за Юса Хыльму. Я ей говорю, что отца ищу своего. Проурзин в то время уже был арестован и увезен вместе с Евсюгиным, Тайбареем и другими бывшими советскими и партийными работниками. Она мне сказала, что всех арестованных уже погрузили на судно еще затемно, чтобы народ не видел. Сейчас пароход уже от берега отходит. Я побежала со всех ног, кричу, зову. А кто мне ответит: они же все в трюмах находятся.
– Отца увезли в 1938 году. Летом 1939 года в Нарьян-Маре состоялся суд над врагами народа. Помню, 28 человек тогда из Архангельска привезли в Нарьян-Мар. Каждый день их из тюрьмы (здание теперешнего тубдиспансера) водили под конвоем в здание старой четвертой школы (его давно уже нет, раньше оно напротив нынешнего ресторана «Север» находилось). Впереди шел Иван Проурзин, арестованный в 1937 году, за ним Аркадий Евсюгин, а потом все остальные арестованные. Я все время ходила рядом с этой колонной, надеялась что-нибудь узнать об отце. Один раз оказалась рядом с Аркадием Евсюгиным, он мне тихонечко на коми-языке сказал: «Ты, Мотя, не ходи тут, отца твоего нет. Он болеет». Суд прошел, их всех осудили и отправили кого куда.
Одних, говорят, на Колыму, в Магаданскую область, кого на Вятку, кого в Воркутлаг, кого в Казахские степи. Я еще надеялась, что отца моего оправдают, как в первый раз. Но от него не было никаких вестей. И только в 50-е годы, когда вернулся из ГУЛага Аркадий Евсюгин, я узнала, что отец мой умер во время допросов в сентябре 1939 года, что его нет в живых уже больше десяти лет. Евсюгин сказал, что у отца не выдержало сердце, его водили на допрос только ночью и не давали садиться. Сначала у него ноги отнялись, а потом еще и ослеп от переживаний и побоев. Умер в камере, а мы так и не узнали, где он похоронен. Ему же по статье хотели приписать контрреволюционную деятельность и связь с американскими шпионами. Я все время переживаю, что не простилась с ним тогда, что не смогла поклониться его праху. Какая страшная судьба! Я благодарна Аркадию Дмитриевичу за то, что он не побоялся конвоиров и смог сообщить мне информацию об отце.
…Воспоминания бывшего политзаключенного Аркадия Евсюгина, опубликованные в книге «Судьба, клейменная ГУЛагом» в 1993 году, говорят очень многое о самом человеке и его соратниках. В 1939 году после суда они ждали отправки по этапу в колымские лагеря. Уже тогда он решил записывать события, происходившие с ним и его товарищами. История страны, история людей, – вот что всегда интересовало и волновало Евсюгина.
«Секретная комиссия»
«В Вологде с железнодорожного вокзала нас привели пешком в вологодскую пересылку. Весь вагон заключенных загнали в одну камеру. Людей, как в муравейнике: уголовники и пятьдесят восьмая статья; женщины и мужчины, подростки, пожилые и старые; грязные и оборванные, больные и немощные. Мрачное, угнетающее впечатление. Наша партия заключенных выглядела прилично, лучше одета, у каждого имелся рюкзак или узелок, по-тюремному – «сидор». Ночью открылась дверь, в нашу камеру вошли несколько уголовников-профессионалов и приступили к осмотру наших рюкзаков, верхней одежды, обуви, потребовали раздеваться. Мы бросились удерживать узелки, и вскоре началась драка, в которую включилась вся камера. Отрывали доски от нар и защищались ими. Жулики отступили, но сумели каким-то образом взять у Ивана Проурзина пилотский шлем.
Днем нашу камеру вывели на прогулку. Когда надзиратель предложил вернуться в камеру, Проурзин заявил, что мы не пойдем и просим пригласить прокурора. Собрались в сторонке и стояли на улице целый день до вечера под мелким осенним дождем. Вывели на прогулку женщин, они тоже отказались пойти в камеру, присоединились к нам.
В конце дня явился «господин» прокурор, выслушал нашу жалобу, в которой мы высказывали, что ночью кем-то камера открывалась и уголовники хотели забрать наши вещи, произошла драка. Мы просили закрыть нашу камеру. Прокурор обещал это сделать. Мы вернулись в камеру.
Ночью снова открывается дверь камеры и входят те же самые жулики, со злостью и угрозами, крича на нас: «Фраера, посмели жаловаться начальству? Мы вас научим, как любить Советскую власть!»
Проурзин скомандовал: «К защите, обороняться всем!». Опять пошли в ход доски, и мы снова отбили атаку жуликов. Установили посменное дежурство в камере, чтобы врасплох на спящих не напали. По тюремной пересылке прошел слух, что приехала секретная комиссия из Москвы – это про нас. С жуликами заключили устное согласие. Через некоторое время ночью несколько человек из нашей камеры – моего старого товарища Проурзина, Докучаева, Рябкова, меня – Евсюгина, летчика Капачинского, вызвали на этап. Долго мы сидели в ожидании отправки, а потом объявили, что отправка этапа отменяется, и нас обратно отвели в камеру».
Евсюгину и его товарищам пришлось отбывать свои долгие сроки на Колыме, в самом страшном и суровом крае. Анатолий Дмитриевич был удивительно наблюдательным человеком, который понимал, что любые события той непростой эпохи имеют историческую ценность и верил в справедливость.
Он прожил долгую и многотрудную, полную событий жизнь. Вступил в ряды ВКП(б) в 1930 году, уже в 1932-м его избирают первым секретарем Большеземельского РК ВКП(б). С 1936 по 1938 год сначала второй, а затем и первый секретарь Ненецкого окружкома ВКП(б), 12 декабря 1937 года избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва, 12 января 1938-го участвовал в первой сессии Верховного Совета. В этом же 1938 году арестован и осужден по статье 58, пункт 7. Приговорен судом к 25 годам лишения свободы. В 1954-м реабилитирован. В общей сложности он провел на Колыме 16 лет, а в 1955 году возвращается на родину.
С 1958 года вновь включается в политическую деятельность – работает председателем Большеземельского РИКа. С 1959 по 1965-й – завотделом Нарьян-Марского горисполкома. В 1960-м избирается депутатом окружного Совета. С 1968 года жил в Армавире. Умер Аркадий Дмитриевич в 1995 году в возрасте 85 лет.
Прошло много времени, кажется, имена, мысли, переживания людей, живших в то суровое и жестокое время, должны были бы остаться в той далекой эпохе 30-х. Но это не так: мы каждый раз возвращаемся к ним, воскрешаем их имена в своей памяти. Оцениваем все, что они для нас сделали: ошибались, страдали, самоотверженно работали ради идеи. Да, их имена уже давно стали символами эпохи, только вот не стоит забывать, что они были просто людьми из плоти и крови. Они так же радовались, испытывали боль, теряли близких, плакали, но не отступали от намеченной цели. Каждый из них достоин уважения и вечной памяти человеческой.
В одном философском трактате Эммануила Канта есть такие слова: «Когда люди позволят тропе памяти зарасти бурь-яном, они никогда не смогут отыскать правильного пути и погибнут от собственного невежества и высокомерия».
