Вы здесь

Тогда потомки оправдают нас…

Сергей Тарабукин проводит занятие в «Школе юного краеведа»

В 70–80-е годы прошлого столетия в Советском Союзе особенно активно велись геологоразведочные работы в районах Крайнего Севера. В Ненецком округе появилось сразу несколько экспедиций: Нарьян-Марская, Тиманская, Хорейверская, Варандейская. 

Конечно, требовались квалифицированные кадры. Со всех концов страны в округ стали приезжать люди. Кто за длинным рублем, кто – за романтикой. Многие прикипали к этим местам и оставались на Cевере навсегда. Герой этого материала – ветеран геологоразведки Сергей Тарабукин. Более двадцати лет он отдал разработке углеводородных кладовых Арктики. Сергей Вениаминович поделился воспоминаниями с корреспондентом «НВ». 

 

Первая Василковская

Окончив буровое отделение Ухтинского горно-нефтяного техникума и отслужив в армии, Сергей стал искать работу и узнал, что в Нарьян-Маре открываются новые экспедиции. Решил, что можно прилично заработать. Тем более до службы уже поездил по разным буровым и знал на практике, что это такое. С такими мыслями Сергей Тарабукин приехал в Нарьян-Мар в 1971 году. 

Первое место работы – экспедиция № 5, позднее ее переименовали в Нарьян-Марскую. Участок – первая Василковская глубокого бурения – 4 200 метров. Мастером там был Владимир Чумаков, с которым Сергей еще после техникума проходил производственную практику в Респуб-лике Коми. Знакомых здесь оказалось у Тарабукина очень много. По его образному выражению, он как кошка приземлился в тундре сразу на четыре лапы. 

– Рядом с буровой, метрах в десяти, стояли два барака, – вспоминает Сергей Вениаминович. – Один был для семейных. В те годы еще позволяли жить с детьми. 

После службы в армии бурильщика Тарабукина вначале определили в помбуры, но разряд присвоили самый высокий. В первый же день, ничего не зная о тонкостях передвижения, пошел не по мосткам, а напрямки и сразу попал в жидкую глину. Хорошо, что был в бродовых сапогах, иначе бы пришлось возвращаться. С трудом вытаскивая ноги из няши, побрел дальше. Наблюдавшие со стороны за этим тяжелым движением молодого работника к буровой, по словам Тарабукина, стояли и отпускали в его адрес колкие шуточки. Зато на следующий день он уже знал, куда и как ходить. Что касается профессиональной сноровки, то здесь все вспомнилось очень быстро. Вахта – 24 дня, затем восемь дней выходных. На отдых выезжали в Нарьян-Мар. Между городом и буровой в летние месяцы курсировало небольшое судно «Айсберг», зимой – вездеход, аэросани, иногда вертолет. Первая Василковская стояла на берегу Печоры. 

 

Что было, то было

Рассказывая о тех годах, Сергей Вениаминович вспоминает, что помимо и без того экстремальных условий работы и проживания трудящиеся сами порой создавали себе проблемы. Иногда, увы, всё заканчивалось трагически. Молодые люди переоценивали свои силы и умения, с необдуманной лихостью шли на рискованные мероприятия. 

– В 71-м зима началась как-то очень быстро, – рассказывает наш собеседник. – Напротив Кареговки два сухогруза уже вмерзли, стояли и ждали ледокол. Хорошо помню, как 26 октября мы пошли пешком через Печору в Осколково. У нас тогда главным энергетиком экспедиции был некто Чайников. Его брат после армии пришел к нам работать трактористом. И вот он повез какой-то груз с деревянными санями на прицепе через Печору на вторую Василковскую. Там, где корабли прошли, был чистый лед. Было опасно. Но он уже этот фарватер проехал. И уже где-то ближе к Осколково трактор вдруг провалился. Очень быстро ушел под лед. А тракторист так и не выплыл. Водолазы потом спускались, искали тело. Рассказывали, что справа на двери кабины была вместо стекла фанера и она выдавлена. Видимо, он выбрался из машины, но сильное течение его унесло. 

Вот так нелепо, по собственной неосмотрительности, уходили совсем молодые люди. Недаром потом поэты приравнивали работу геологов в полевых условиях к военным действиям, к борьбе за нефть и газ. А борьба, как известно, не может быть без потерь. 

 

Всегда надо быть начеку

Таких трагических и драматических моментов в памяти бывалых буровиков немало. Сама буровая несет в себе опасность. Здесь всегда надо быть начеку. 

– Помню, был сильный буран. Ветер штормовой. Вышли из барака всей бригадой, идти просто невозможно. С ног сбивает. Но как-то всё равно двинулись. Добрались до буровой. Однако стало ясно, что работать не получится. Всё ходуном ходит. Посидели в дизельной, посовещались и пошли обратно. У барака оглянулись на шум. Оказалось, на буровой ворота рухнули! А ведь только что там были… Если бы задержались еще немного, нас бы накрыло этими воротами. 

Бывало, что жизни первопроходцев забирала тундра. Ветра, бураны, метели и лютые морозы делали свое дело. Среди буровой братии было немало любителей охоты. Кто-то ставил петли на песцов, кто-то с ружьем ходил за куропатками и другой живностью. Случалось, что кто-то из них не возвращался. По словам Тарабукина, уверенно и комфорт-но при любой погоде в тундре чувствуют себя только оленеводы и местные охотники. А еще те, кто прожил здесь очень долгое время и знает секреты, как ориентироваться, когда ничего не видать. 

– Иван Фещук всегда знал верные направления в тундре, – вспоминает ветеран. – Что бы ни происходило, он всегда сможет сориентироваться и выйти правильно к тому месту, откуда пришел. Как он это делал, не знаю. Рассказывали, что и у руководителя Нарьян-Марской экспедиции Михаила Ардалина был такой же талант следопыта. Едет по тундре с водителем на вездеходе, и тот вдруг останавливается, не знает куда дальше двигаться. Михаил Семёнович выйдет, осмотрится и укажет направление. И окажется прав. 

 

К новым победам

70–80-е годы в истории разведки месторождений нефти и газа на территории Ненецкого округа были, что называется, прорывными. В год открывалось по несколько больших и малых кладовых с запасами углеводородов. Деньги государство вкладывало большие, и отдача была немалой. Но, по словам ветерана, темпы освоения территорий можно было бы и сбавить, дабы минимизировать ущерб природе. Да и открытые залежи нефти и газа можно использовать рациональней. Думается, это мнение Сергея Тарабукина актуально и в наши дни. 

– Хотели всё быстрее, дальше и глубже… Больше открывать месторождений. Не обращая внимания на издержки порою варварского труда. Когда после тебя остаются поля израненной земли. На Василково открыли газ, на Лае – газоконденсатное… Казалось бы, остановись, построй там небольшой перерабатывающий заводик, чтобы топ-ливо было свое, а не завозное. А потом иди потихоньку дальше, открывай. Так ведь нет. Мы шли, шли и шли вперед! К новым победам, открытиям… – заключил он. 

 

Их объединило Заполярье

Когда собираются ветераны геологии, те, кто в сложнейших условиях 60–80-х годов прошлого столетия первыми пришли разведывать недра Арктики, кажется, что это люди одной группы крови. Они с полуслова понимают друг друга. Конечно, вспоминают все трагические и счастливые минуты работы и жизни на Севере. Заполярье объединяло и закаляло их, преподнося всё новые и новые испытания на выносливость и мужество. Спасало одно – готовность прийти на помощь друг к другу в любой трудной ситуации. Они знают, что Север – это место, где не только можно хорошо заработать, но и обрести настоящих друзей, проверить себя на прочность и внести посильный вклад в будущее развитие своей страны. 

Ветеран геологоразведки Сергей Тарабукин в свое время написал такие строчки, которые в наши дни звучат вполне пророчески:

Когда-нибудь не жалкой 

кучкой «рваных»

Валютой обернутся нефть и газ.

Мхом зарастут родимой 

тундры раны, 

Тогда потомки оправдают нас.