Вы здесь

Родимые лица и Волонга снится

Шура Безбородова (в верхнем ряду) с земляками

Память – это мгновенье,

Это прикосновенье,

Тропка, из глубины веков идущая.

Память – это мечтания, память – это страдания.

Это дорога из прошлого – в грядущее...

 

На днях одно из самых маленьких и «стареньких» селений Ненецкого округа – деревня Волонга – отметило 75-летний юбилей. Еще лет 50 назад Волонга, как и Носовая, считалась довольно перспективным селом, где большая часть населения занималась выловом семги для себя и для Родины. Сейчас былое величие Волонги поддерживают лишь 28 человек, потомки тех, кто осваивал в прошлом веке волонгские берега и возводил здесь первые деревянные срубы.

Говорят, что память – это понятие в равной степени как философское, так и медицинское. Человек – уникальная книга, несущая в себе информацию о жизни многих и многих поколений. Каждый из нас – это хранилище генетической и исторической памяти предков: прадедов, дедов, родителей. Мы есть то, что мы получили от них в наследство. Очень важно знать, где жили, чем занимались, что любили и что отрицали наши далекие предки, потому что от этого во многом зависит наш сегодняшний день.

Память человеческая способна возродить забытые имена и фамилии, лица давно ушедших от нас людей, как в кадрах немого кино, показать нам улицы уже не существующих на карте страны деревень, просторные лабазы, пойменные деревенские луга, крепкие бревенчатые срубы крестьянских изб, оленеводческие стойбища и многое другое. Если напрячь генетическую память, то можно в звуках февральского ветра услышать гортанное пение старых ненецких сказителей, уловить скрип снега под копытами сытых и спокойных оленей, услышать тихий шелест северного сияния в бескрайнем небе, называемом у ненцев жилищем Нума.

У ненецкого народа есть такое поверье: если хочешь, чтобы человека помнили, расскажи о нем другому. До тех пор, пока звучат имена и жива историческая память, наши предки находятся рядом, оберегая нас, неразумных, от бед и несчастий.

Событие, пропущенное через сердце, называется человеческой памятью.

Нашим читателям старшего поколения, конечно же, есть что рассказать, о чем вспомнить. На долю многих из них выпали не только страшное военное лихолетье, голод, разруха и героический труд, но и 30-е годы – время становления окружного хозяйства, время землянок и вынужденных переселенцев, эпоха репрессий и ГУЛАГов. Те, кому сегодня 80 и более, еще будучи детьми и подростками, в полной мере ощутили на себе трудности того времени. Каждому из них есть что рассказать, и эти слова имеют для нас огромную ценность, потому что являются ни чем иным, как отголосками великой эпохи, отпечатавшейся в человеческой душе.

Время счет ведет вековым пером

За последние полвека с карты нашей страны исчезли 13 тысяч больших и малых деревень. Ненецкий округ – не исключение. Если сравнить перечень исчезнувших с лица НАО заполярных поселений, то их количество в два раза превысит список нынешних окружных деревень. Кто сегодня вспомнит такие рыбацкие станы и деревни, как Горбы, Торна, Великое, Таратино, Лудоватое, Сахарово, Чупово, Северная Камбальница, Тарханово, Прищетинница, Скиты, Малые и Большие Девки, которые некогда считались неотъемлемой частью Канино–Тиманья, а также Просундуй, Носовая, Шапкино и много-много других, названия которых молодые жители НАО вряд ли даже когда-нибудь слышали.

Но сегодня речь не о них. Сегодня поговорим о деревне Волонге, которая еще жива, но и ее в недалеком будущем может постичь участь Торной или Сувойной. Говорят, деревня умирает, если в ней нет молодежи. В Волонге живут пенсионеры, и при наличии десятка неженатых разновозрастных мужиков в деревне нет ни одной девушки или молодой женщины. Калачом их сюда не заманишь, с горечью говорят старики.

Но Волонга помнит и другие времена.

Вот что рассказала мне несколько лет назад ветеран образования, ныне покойная Александра Ивановна Кашунина. Она поведала мне историю появления на карте нашего округа деревни со странным и необычным названием Волонга, юбилей которой на днях мы отметили вместе с главой нашего округа Игорем Кошиным.

Причем, как оказалось, с этим поселком связаны судьбы многих известных в НАО людей: Александры Ивановны Кашуниной, Александра Павловича Широкого, Елизаветы Фёдоровны Назаровой – и это только малая часть тех, кто начинал свой жизненный путь в заполярной Волонге. Но обо всем по порядку.

От Нижи до Луды и Волонги

Шел далекий 1937 год, время неспокойное и голодное. В соседнем с Ненецким округом Мезенском районе народ жил трудно, но весело, как в то время говорили, «в духе пролетарского интернационализма». Поморы из старинных сел Долгощелье, Сояна и Нижа славились своими промыслами, с окончанием полярной ночи по вешнему пути уходили в Белое море на тюленя и моржа. Море было общим для всех: и для мезенцев, и для ненцев.

В это время в маленькой деревушке Нижа жили семьи Безбородовых, Селиверстовых и Широких.

Глава семейства Иван Николаевич Безбородов – ладный и крепкий хозяин, кроме своей мас-теровитости и меткой стрельбы по морзверю был знаменит еще и тем, что участвовал в революции 1917 года (сначала на стороне царской армии, куда был призван, а затем в составе пролетарских отрядов). Человеком он был известным и уважаемым не только в Ниже, но и в соседних мезенских поселениях. Семья у Безбородовых была по деревенским меркам небольшая: жена Феоктиста Никифоровна (в девичестве Шуваева) и дети: Таисья, Фёдор и Шура. Летом 1937-го Шуре Безбородовой (будущей Александре Ивановне Кашуниной) едва стукнуло 7 лет.

Дети подросли, помощи от них стало больше, поэтому и решились родители переехать из деревни Нижа в более крупный поселок – Долгощелье, где Иван Николаевич давно заприметил место под новый дом. Дел по завершению строительства было еще много, но добротная поморская изба должна была стать «родовым гнездом» для нескольких поколений Безбородовых. Попрощавшись с родной Нижей, семейство на телегах отправилось в путь.

Александра Ивановна вспомнила, что в день их переезда в Долгощелье случился большой пожар. То ли сама по себе, то ли по чьему-то злому умыслу загорелась местная церковь. Сгорела враз, как свеча, а за ней и жилые дома долгощельцев. Лето было сухое, поэтому потушить разгулявшееся пламя было невозможно. Тогда слез и горя у людей было море, но безбородовская пятистенка устояла – не сгорела.

Вспомнила Александра Ивановна и священника местного прихода Лавдовского (отца известного в округе педагога Сергея Петровича Лавдовского и деда Ольги Сергеевны Балуцкой), который долгое время был пастырем Долгощельской общины. Он тогда пытался в одиночку тушить пламя, бросался в огонь с кадушками, а что толку-то... церковь сгорела дотла. Через несколько дней среди золы и пепла люди все-таки нашли кое-какие предметы церковной утвари и разобрали по домам на память.

Страсти после пожара понемногу утряслись, погорельцы расселились по своим родственникам (благо, на севере никто никого никогда на улице не оставит), и жизнь потекла своим обычным руслом.

Волонга, ставшая второй родиной

Зимой 1939 года по Мезенскому району пронесся клич, призывающий жителей северных деревень отправиться на освоение целинных местностей Ненецкого округа. Агитаторы наперебой хвалили богатые рыбные места Заполярья, пойменные прибрежные луга, описывали спокойную и сытую жизнь. И люди согласились. Переезжать нужно было с семьями, домами и скотиной, чтобы за летнюю навигацию перевезти как можно больше народу и успеть создать на «новых землях» пролетарские хозяйства.

Так и сделали. Весной разобрали по бревнышку 10 домов переселенцев, а затем в конце июня на пароходе «Громов» отправили людей с их нехитрым скарбом.

Александра Ивановна Кашунина вспоминала, как сначала на палубу начали грузить кур, овец и коров. Скотина кричит, мычит, в сетях болтается от страха, того и гляди в воду свалится, но ничего, справились. Потом людей начали на карбасах к пароходу возить. Когда на палубу сошли, коровы вроде сразу успокоились, своих хозяев почувствовали, а то смотреть ведь страшно было, когда они по палубе метались.

– Я тогда все свою кошку искала, не хотела ее оставлять, но так и не нашла. Так моя кошечка в Долгощелье и осталась, – делилась детскими воспоминаниями Александра Ивановна. – Нас тогда на «Громове» 105 человек вывезли: 40 взрослых и 65 детей. Родители, конечно, были печальными, ведь там у всех бабушки и дедушки остались, стариков на освоение новых земель не брали. А нам, детям, что: папа с мамой рядом – и хорошо, весело. Помню, тогда мы с Шурой Широким (будущим вашим учителем Александром Павловичем Широким) и другими ребятами впервые в буфете яблоко попробовали и лимонад. А крышки лимонадные мы еще в Волонге долго хранили, девочки играли ими как сковородничками – лепешки из песка и глины пекли. Интересная была тогда жизнь, непритязательная.

И когда ехали, тогда и узнали, что обоснуемся мы на реке Волонге и новую деревню так называть будем. А что означает это слово, никто тогда и не задумывался: Волонга так Волонга!

Ненецкая земля встретила нас прохладно

На пароходе «Громов» переселенцы добирались до места двое суток, к концу второго дня на море начало штормить: ребятишек и женщин укачало сильно. Поэтому, когда вдалеке появилась полоска берега, все очень радовались.

– Наши отцы, – рассказывала тогда Александра Ивановна, – взяли с собой не только скот, но и свои рыбацкие принадлежности, вплоть до лодок. Мезенец без пешни и анкерочки (легкой лодки, обшитой нерпичьими шкурами) – не помор, поэтому местные мужики свои лодки с собой взяли на пароход. Когда «Громов» к берегу начал приближаться, некоторые до приезда карбаса на разведку в них и поплыли.

А когда вернулись, сказали, что недалеко лайда и пойменный луг, значит, скотину нужно скорее выгрузить: коровы и овцы по свежей травке истосковались. Так и сделали: сначала выгрузили хозяйство, а потом и всех нас вывезли. Берег волонгский был высокий, местность скалистая. Сразу за Волонгой высокая скала, на ней был построен рыбпункт. А так как скала на местном наречии называлась луда, то и место народ между собой окрестил Лудоватое. Вот недалеко от этого места нас с корабля и высадили табором.

На горе мы все расположились, поставили балаганы матерчатые, костры разожгли и приготовились чай пить. Народ вроде успокаиваться начал, твердую землю под ногами почувствовав. Но опять беда: коровы-то наши устали от комаров (так их много в тех местах было) и побрели вдоль берега на ветер. А на ветер, значит, в сторону моря. И тут мужики заметили, что начался прилив – там все рядом было: и устье реки Волонги, и морской берег. Отцы наши поехали на лайду, чтобы коров вернуть. Это ведь кошмар, могла ведь скотина погибнуть, утонула бы во время прилива. Как бы мы тогда выжили здесь? Но, слава богу, все обошлось.

День тревог и испытаний

Вернулись все в свои балаганы, начали пить чай и ко сну готовиться. На дворе конец июля, светло, тихо. Только никто и не ожидал, что местным рыбакам, которые на этом участке всегда рыбу ловили (а место тут было богатое – семужье), приезд «гостей» придется не по нраву.

Как раз тогда на берегу в здании рыбучастка бригада пешских рыбаков обосновалась, они учились в устье «гиганты» устанавливать – такие огромные деревянные ловушки для семги. Казалось, что они величиной с небольшой деревенский дом. Там много разных узких проходов, как двери в отдельные комнаты: семга заходит, а назад не может выйти, поэтому вся в гиганте и остается. Учил местных рыбаков инженер с Каспия, приехавший на Север по зову партии, его фамилия Дорыш, у него командировка заканчивалась и он назад собирался. Ну а рыбаки, видать, обученные, должны были дальше сами гигантами семгу ловить. То ли они в этот вечер выпили лишнего, то ли еще чего не так было, но один из рыбаков залез на чердак амбарчика рыбучастка и начал стрелять. В людей-то с горы попасть он не мог, но уж больно всем страшно было.

– Помню, – продолжала свою историю Александра Кашунина, – люди кричали: «Ой, беда-то, коров ведь наших достанет!»

Очень, говорят, эти рыбаки не хотели, чтоб на семужьих местах колхоз создали, тогда ведь им такой воли бы никто не дал.

Народ попрятался, кто куда мог, детвора под столешницы деревянные, хотя, если что, столешница не спасла бы никого, а куда деться-то, так каждый в своем балагане и прятался.

Тут за новичков решил инженер Дорыш вступиться, понадеялся, что его послушают. Но рыбак-то так распалился, что в своего начальника, идущего к нему инженера, и выстрелил, убил наповал. Даже на этом не остановился, продолжал стрелять до тех пор, пока все патроны не расстрелял.

Мужики как-то изловчились и на него накинулись, скрутили и связали.

И до приезда милиции оставили его лежать рядом с убитым инженером. Александра Ивановна вспомнила и имя этого стрелка, но попросила в статье его не называть. Вдруг у него еще родственники есть, и им будет неприятно об этом слышать.

Вот с таких трагических событий жизнь на Волонге и началась.

– В 1939-м вместе с нами, – рассказала мне Александра Ивановна Кашунина, – много долгощельских семей приехало: Широкие, Безбородовы, Буторины, Шуваевы и Селиверстовы. Из долгощельских Селиверстовых в Нарьян-Маре сейчас живет только Елизавета Фёдоровна Назарова. Ее в нашем городе все хорошо знают.

Эти люди и основали на месте безымянного рыбстана деревню Волонгу.

Сначала поставили дома, которые с собой из Мезенского района привезли, а потом и новые стали строить. Так Волонга на карте округа и появилась.

Ну а началась она с 10 первых долгощельских изб в 1939 году, многие из них, кстати, стоят в Волонге до сих пор.

Вот такая история у этой удивительной деревни, которая в июле 2014 года отметила свой 75-летний юбилей.

Вообще, в то время много разных деревень появилось на карте Ненецкого округа. Волонга стала центром колхоза имени Громова. На каком пароходе приехали переселенцы, так они и назвали свое хозяйство. В деревне поселились выходцы из Долгощелья, Нижи, Сояны и Карьеполья.

Белушье, которое в те же годы появилось, стало базой колхоза имени Осипенко. Жили тут выходцы из деревни Ручьи.

Выходцы из села Семжа Мезенского района основали деревню Великое.

Другие переселенцы создали колхоз имени Ватутина и деревню Таратино.

В общем, много народу тогда из Мезени в округ приехало, но из тогдашних деревень только Волонга и Белушье остались. Грустно, но куда уж от этого денешься.

Уже более десяти лет нет рядом с нами Александры Ивановны Кашуниной, невдолге покинул этот мир и другой бывший житель Волонги – Александр Павлович Широкий. Из людей известных, кто сейчас может многое нам поведать об истории этого села, осталась лишь Елизавета Фёдоровна Назарова. Ее воспоминания я также включила в этот исторический экскурс в прошлое. Прошлое Волонги стало частью истории нашего Ненецкого округа на целых 75 лет. Пожелаем же мы ей многая лета и возвращения к нормальной жизни, ведь для этого в сегодняшней Волонге есть все условия, главное, как говорят наследники поморов, люди бы хорошие нашлись.