13 января в России празднуют День печати

За всю трудовую деятельность у корреспондентов и журналистов накапливается приличный багаж баек. Зачастую они основаны на реальных событиях и являются весьма поучительными и юмористическими рассказами. Вот и сегодня расскажем вам, читатели, пару таких баек.

– Я, я – чабан! А он, он – давай-давай бегай! Тыгыдым-тыгыдым, понимай?! Однако вся степь на меня смеётся, слюшай!.. Перепутай, да!?

Мужичок небольшого росточка, в длинном чистеньком бурятском халате и мягких сапожках (приоделся, видимо, для поездки в райцентр), сбивчиво толмачил чего-то, тряс газетой, указывая на фото всадника, и смешно подпрыгивал на месте, изображая, похоже, скачущего коня. Не вдруг признал я в посетителе редакции колхозного чабана, о котором писал пару недель назад, побывав на кочёвках отар колхозных. Да и немудрено – издание ежедневное, и после того моего очерка о передовике-чабане немало газетной воды утекло, то бишь, написан не один материал. С трудом, при помощи жестов и немногих русских слов, чабан разъяснил-таки суть претензии.

Наконец поняв, я ужаснулся натуральнейшим образом. Произошло непоправимое... Оказывается, не помню уж, как и почему, но совершил грубейшую ошибку, непростительную для опытного уже (на втором году работы) корреспондента, допустил необъяснимым образом нечто невообразимое... Перед глазами пронеслись дорогие сердцу, невозвратно уже потерянные для меня картины интересной, наполненной событиями любимой работы в газете, представились осуждающие, непримиримые лица коллег и начальства, как наяву увидел я непреклонный перст редактора, недвусмысленно указующий на дверь. И поделом мне!

Я поменял местами имена коня и всадника... Теперь понятно возмущение чабана. А вам бы понравилась цветистая такая фразочка, к примеру: «Николай Иванович весело гарцевал в объятой солнцем степи, изогнув горделивую шею, подняв задорно хвост, жизнерадостно ржал и топал копытом, предвкушая, как хозяин, горячо любимый Орлик, потреплет его пышную гриву, накинет седло, сядет на могучую спину и поскачет, слегка подбадривая Николая Ивановича плетью по крутому мускулистому крупу...»

Чабан, за секунду до того эмоционально пытавшийся втолковать мне мою ошибку, вдруг переполошился, суетливо усадил меня в кресло и даже попытался обмахивать неуклюже своим косматым малахаем. Не знаю уж, что он увидел в моём изменившемся лице, но стал вдруг, всё так же оживлённо жестикулируя и неумело подбирая слова, внушать прямо противоположное, пытаясь утешить:

– Э-э, дарагой, зачем переживать!? Адна пустяк! Пусть конь будет как я, чабан – он тоже конь, сапсем, слюшай, конь! Чабан, лошад, – какой разница? Не переживай, да? Адна пустяк!

Чабан уже жалел, что заявился в газету со своей претензией, горячо уверял, что ничего страшного, что он совсем не обиделся, а коню так и вовсе всё равно, а товарищи его – да что товарищи, не век же они будут насмехаться, и вообще, это же прекрасно – посмешить людей, что ты, не переживай, «дарагой», приезжай ещё к нам в степь, на кошару... Везло мне смолоду – писать привелось о действительно замечательных, добрых людях.

Ну, а вы, дорогие читатели, угадаете, каким из этих двух имён вы назовете чабана, а каким его коня? Ну, готовы? Итак, Гырат и Батомунко. Дерзайте!

Впрочем, надо правду сказать, не всегда мне везло на таких добрых и понимающих читателей. Как-то, работая уже в другой «районке», столкнулся с прямо противоположным случаем. Дело в следующем, как говаривал какой-то персонаж. Описывая по заданию редакции работу местного рынка, я упомянул в репортаже некоего чиновника, назвав его ответственным за работу этого самого рынка. Чиновник был как чиновник – важно выступал в многочисленной свите первого секретаря, да и несколько торговцев при моём вопросе об их контролёре дружно указали на него. Я, конечно, напрасно постеснялся обратиться с вопросом к самому чиновнику (слухи о фантастической пронырливости репортёров сильно преувеличены), но всё-таки наутро, после выхода газеты, был весьма удивлён звонком от того чиновника. Чем-то оскорблённый человек орал в трубку: «Я не ответственный за рынок! Это клевета!..» – и так далее. Звонил и редактору, обвиняя во всех смертных грехах и требуя немедленной расправы над корреспондентом. Встревоженный, позвонил в райком, и мне девочки из пресс-службы уточнили вежливо, что, видите ли, дело обстоит не совсем так, товарищ не совсем ответственный за рынок, его должность называется «специалист по работе с потребительской сферой», то есть с теми же рынками и магазинами... Причём, что уж совсем непонятно, репортаж содержал только положительные отзывы о работе рынка.

Дорогие мои, хорошие! «Не совсем так»... Да если бы дело обстояло «совсем не так», я бы ничуть не расстроился! Адна пустяк! И вообще, дорогой товарищ чиновник, ежели вы такой безответственный, какого сельдерея вы ищете в свите Первого, обходящего овощные ряды?! Играете короля? Так наш Первый не нуждается в этом...

Что ж, понятное дело – охамевший чиновник просто изливал злобу, вызванную сторонними причинами, и по своей привычке не уважать не облечённых властью людей, ниже, по его мнению, стоящих на карьерной лестнице, просто пытался компенсировать собственную неудовлетворённость жизнью. Отыгрывался. Что поделаешь, не всё ещё у нас кое-где порой такие понимающие и отзывчивые, как простой пастух из бурятской степи.

А вы говорите: нам, репортёрам, легко...