Вчера исполнилось 132 года со дня рождения северного писателя, настоящего сказочника Бориса Викторовича Шергина

Начиная произносить эту фамилию, невольно слышишь шум моря. Нечто величественное, древнее, античное открывается на переходе от «ш» к «е».

Но как только кончик языка касается верхних зубов на букве «н», то понимаешь, что ты где-то в избе, освещённой лучиной, а там сидит старичок, щурится, улыбается. Мол, чего это ты тут замечтался? Сказку дальше слушать будешь?

И через эту старческую улыбку льётся русская крестьянская северная речь, но со своими «новинами» и акцентами.

Борис Викторович плетёт сказы из подлинного фольклора, который он впитывал с малых лет в Поморье, и авторского голоса, своеобразной, Богом данной фантазии. Удивительный сплав любви к традиции и свободы творить по-своему.

Нам уже никогда не посидеть с ним за одним столом в его московском подвальчике в доме в Сверчковом переулке.

Писатель Фёдор Абрамов сетовал, что побывал там лишь однажды: «Хорошо помню его светящийся лик , его неторопкую, умиротворяющую речь. Впечатление. Побывал в XVI–XVII в., а может быть у истоков. Святой, и вещий боян, и монах, и летописец. Всего было в нем намешано. И просто – доброта».

Монашеский облик старичка, увиденный Абрамовым, подтверждается дневниками Шергина. Там всё наполнено размышлениями о Боге, православной духовности и мироустройстве в призме этих тем.

Помимо дневника, у нас, конечно, есть издания его произведений. Также мир Шергина приоткрывается через мультики Леонида Носырева. Особняком стоит экранизация «Пинежского Пушкина». Невероятная фантазия о том, как Шергин на Пинежье рассказывал биографию Александра Сергеевича, а затем у этих историй началась своя жизнь.

Народ воспринял и осмыслил их по-своему и начал пересказывать ярко и со смаком:

«Возрастом поспел рано, красивенькой, пряменькой такой, всё бы пел да веселился. У его молодость широка была, и к женскому полу подпадывал, и это умел не худо. Долго молодцевал-то, долго летал по подругам. Ну, он не на семнадцатом году девушка. Неладно делал, дак себе…Пушкин курил ли, не курил?.. Не курил. Выпивать выпивал, а не курил. Нету на портретах-то ни с трубкой, ни с папиросой».

И самое главное. Нам повезло. Голос Шергина записан.

Не поленитесь зайти во ВКонтакте в аудиозаписи и через поиск найдите: «Шергин – Кот-Котофей» и «Шергин – Дурни». Там всё хорошо. И юмор, и сюжеты, и интонации.

Волшебные таблетки, которые разгонят своим светом даже самую тёмную ночь на душе. Дедушка Боря, спасибо тебе за этот свет.

Кошелёк

На Молчановой верфи пришвартовался к Маркелу молодой Анфим, к делу талантливый, но нравом неустойчивый. Сегодня он скажет:

– Наш остров – рай земной. И люди – ангелы. А в миру молва, мятеж, вражда...

Завтра поёт другое:

– Здесь ад кромешный, и люди-беси. А в миру веселье: свадьбы, колесницы, фараоны, всадники...

Молчан наказывал Маркелу:

– Ты поберегай этого Анфимку. Он тебе доверяется всем сердцем. И ты за него ответишь.

Маркел удивился:

– Значит, и ты, осударь, отвечаешь за меня?

– Да. Как отец за сына.

Как-то за безветрием стояло у Соловков заморское судно. Общительный Анфим забрался туда и всю ночь играл с корабельщиками в зернь и в кости. Днём на работе пел да веселился, вечером наедине сказал Маркелу:

– Маркел, я деньги выиграл. Хватит убежать в Архангельск. Пойдем со мной, Маркел. В Архангельске делов найдется.

Маркел говорит:

– Значит, бросить наше дело и науку, оскорбить учителя Молчана и бежать, как воры?

Анфим твердит свое:

– Не запугивайся, друг! В кои веки выпало такое счастье. Попросимся на то же судно, где игра была, и уплывём.

При ночных часах Анфим с Маркелом пришли к судну. С берега на борт перекинута долгая доска. На палубе храпел вахтенный. Маркел говорит:

– Давай, Анфимко, деньги. Я зайду на судно, разбужу кептена, заплачу за проезд и позову тебя.

Сунув за пазуху кошелёк, почему-то неуверенно перекладывая ноги, Маркел шёл по доске... Тут оступился, тут бухнул в воду... Это бы не беда – Маркел через минуту выплыл, вылез на берег. Беда, что кошелек-то с деньгами утонул.

– Обездолил я тебя, Анфимушко! – тужил Маркел, выжимая рубаху.

– Я одного не понимаю, – горячился Анфим, – ты свободно ходишь по канату с берега на судно, а с трапника упал...

Простодушному Анфиму было невдомек, что Маркел в воду пал нарочно и кошелёк утопил намеренно. Иначе нельзя было удержать Анфима от безумного намерения.

Борис Шергин