Мне 91 год, и 70 лет ночами приходят кошмары войны, и, чем старее я становлюсь, тем ужаснее эти сны. Под впечатлением этих снов написаны стихи. Я понимаю, что их качество не безупречно, и не претендую на звание поэта, но для меня в них мои боевые товарищи – майор Чернобровкин, лейтенанты Вяткин и Дремлюга, старшина Хромов, бойцы Ваня Куц, Грицко, Черненко, Федя Невзоров и многие другие, не вставшие однажды в строй при перекличке.

Я, Василий Петрович Самойлов, служил в составе 150-й Идрицко-Берлинской дивизии 756-го полка командиром противотанковой истребительной батареи при 3-м батальоне. Воевал с 1943 по 1944 год.

Шестого августа 1944 года меня ранило четвертый раз и пролежал я госпитале в Свердловске ровно год – 6 августа 1945 года меня выписали, приводили в порядок мое лицо. Полвека я проработал в просвещении в разных должностях – от учителя начальных классов до заведующего РОНО.

Люблю жену, цветы и музыку, и танцы,

И вальса круговерть не забывал,

Легко ходил по лесу с ранцем,

С волной боролся, если ветер завывал.

Сейчас хожу в школы, к молодежи, участвую в различных мероприятиях.

* * *

Реквием солдату

Нам сегодня только семьдесят лет,

Мы снова в День Победы родились.

Остались позади и ужасы, и смерть,

И грохот пушек, пуль летящих свист.

Ты помнишь, друг, как содрогалось все в округе,

Когда артиллеристы вражью оборону сокрушали.

А мы бежали, и автоматы у нас в руках:

Та-та-та-та, та-та-та-та – скороговоркою стучали.

И оглянуться некогда нам было,

Чтоб посмотреть, где пал наш друг.

Дымилось все тогда вокруг.

Нельзя и помощь раненому оказать,

Ведь впереди окопы вражеские надо взять.

Это был для нас последний бой,

А утром прозвучал отбой.

Ура! Победа! Враг побежден!

Какой ценой, будь проклят он.

И слезы радости и скорби

Блеснули на щеках бойцов,

Сколько страха, сколько крови,

Ночей бессонных, тревожных снов.

Потом осколками стекла со щек

Сбрили мы едва пробившийся пушок,

Сверкнувший белизной воротничок,

Пришили на большой стежок,

До блеска сапоги надраив,

И гимнастерку под ремнем расправив,

Мы встали в строй.

Наш лейтенант с подвязанной рукой

Пред строем встал совсем седой.

Стал проверять оставшихся в стою:

Сержант Безумов – пал в бою,

Боец Дитятев – я здесь, в строю,

Боец Поздеев – погиб в бою,

Ефрейтор Канев – ранен тяжело,

Боец Шальков – мне повезло,

Всего лишь легкое раненье,

Сержант Суханов – останков не нашли,

Всего скорее миной разнесло, пропал без вести,

Боец Бобров – погиб в бою.

И так из двадцати ребят

В строю осталось только пять.

Да! Мы сегодня праздник отмечаем,

И юбилейный день рождения встречаем.

Но чем же виноваты те,

Кого зарыли там, в сырой земле,

Иль получил клеймо «пропал без вести»,

Оставив всю семью вне всякой чести.

Они же тоже жить мечтали,

Когда границы наши защищали,

Когда к окопам вражеским бежали.

Они же тоже воевали,

Победу нашу приближали.

Потомки обелиски в память создают,

Чтоб поклониться земляку, отдать салют.

Да Книги Памяти об их судьбе вещают сухой строкой:

От ран скончался, пропал без вести, погиб в бою.

Их нет в строю.

Прошу я вас! Давайте встанем

И с болью в сердце не вставших в строй помянем.

Так будет легче и нам, и им.

Вечная слава павшим! Память нужна живым!

* * *

Спустя 20 лет после окончания войны я разыскал товарищей по оружию. Оказалось, что они уже много лет встречаются 30 апреля – в день водружения Знамени Победы над Рейхстагом.

На встрече ко мне подошла женщина и говорит:

– А я вас помню, вы выходили из блиндажа, в это время неподалеку разорвался вражеский снаряд и вас сильно ранило, вы встали и приложили пистолет к виску, а я быстро подскочила и вышибла пистолет. Обработала рану, перевязала и отправила в госпиталь.

– Нет, это был не я. Меня ранило во время боя и с передовой меня вывозили на носилках, в которые было запряжено несколько маленьких собачек, – ответил я.

– Ой! А транспортными собачками командовала я!

Я спросил, как ее зовут.

– Шура, – последовал ответ.

Мы еще немного поговорили, интересно узнать друг о друге, о жизни после войны. Шура, как и я, первый раз встречалась с однополчанами. Так же, как и я, она долго разискивала ветеранов своей 150-й дивизии.

Через два года мы снова собрались, смотрю, а на груди у Шуры – звезда Героя Советского Союза. Я был в недоумении, как так?

И Шура рассказала:

– Когда брали Рейхстаг, я вынесла с поля боя 17 раненых солдат и офицеров и сама получила 13 ранений, к счастью, легких. Истекая кровью, упала в конце концов, без памяти. Меня подобрали санитары другой дивизии и унесли в свой полевой госпиталь. Документов при себе у меня не было. Уже в тыловом госпитале я очнулась, там записали со слов фамилию, имя, отчество и другие метрические данные. А в моей дивизии, оказывается, были оформлены на меня документы на награждение. Взяли Рейхстаг, начали искать Шуру Абрамову, а ее нет: ни в живых, ни среди раненых, искали среди убитых – тоже нет. Тогда определили: «Пропала без вести». Когда я была два года назад на нашей первой встрече, меня узнали и подняли наградные документы.

Она рассказала про свою очень тяжелую жизнь в Тбилиси, когда работала прачкой, и как она изменилась, когда получила звезду героя.

* * *

А вот эти стихи посвящены медсестрам, таким как Ася Шелонина, кто был в окопах вместе с нами или в полевых госпиталях, и выполнял трудную благородную работу – возвращение человека к жизни.

Сестрицы дорогие

Мадонны – постаревшие красавицы,

Неважно, что морщины возле глаз,

Неважно, что и руки узловатые,

Вы все равно прекрасные для нас.

Вы часто юность вспоминаете свою,

Беспомощных солдат на поле брани.

Не раз смотрела смерть в глаза твои,

Когда от смерти раненых спасали.

Ведь было все: и крик, и брань, и мат:

«Не тут взяла, не так перевязала!».

Алела кровь, и в ней испачканы ручонки

Сестры курносенькой, совсем девчонки.

А вы: « Ну, милый, потерпи, и будет легче,

И боль пройдет, и будешь жить».

Себя ни капли не щадили,

Бойца из пекла выносили.

Сомненья нет, что слово лечит,

Что ласка притупляет боль.

Боец уже совсем другой,

И хочет жить, хоть еле дышит.

И просит он курносую сестренку

Жене и детям весточку послать,

Что он живой, что смерть ушла в сторонку,

Что есть надежда встретиться опять.

Как вы мечтали волосы завить

И гимнастерочку на блузу заменить,

Снять сапоги и туфельки примерить,

Из полевых цветов букетик получить.

Четыре года сестры дорогие

Делили с нами ужасы войны,

Такой уж жребий, видно, выпал,

Но вы остались нежности полны.

Какое счастье – кончилась война,

Вдруг пушки, автоматы замолчали,

И вы вернулись – встретила родня

И новую, совсем другую жизнь начали.

Мадонны постаревшие красивые,

Я помню блеск, лучившийся из глаз,

И руки нежные, бинтующие нас.

Сегодня мало так осталось вас.

Василий Петрович Самойлов, город Нарьян-Мар