Вы здесь

Магистраль, артерия, кормилица. И – душа

Печора освобождается ото льда / Фото Антона Тайбарея

Это всё о ней, о Печоре. О той, кому наш суровый край в решающей степени обязан, что некогда был обжит и освоен.

Собственно говоря, сама жизнь в этом обширном сегменте пространства Крайнего Севера – жизнь человеческая в бесконечном разнообразии её проявлений, со всеми коллизиями, событиями и перипетиями – испокон века неразрывно с удивительной и своенравной рекой оставалась связана, вокруг неё сосредотачивалась и с Печорой синхронизировалась.

Так оно столетиями неизменно было, да и ныне отнюдь не стои­ло бы недооценивать то поистине глобальное значение, которое имеет Печора для региона, хотя мы в силу разных причин и обстоятельств чуть в меньшей степени отдаём себе в этом отчёт, нежели люди, жившие здесь до нас.

Река кормила и поила, с её характером считались и с ним соотносили ритм бытия, очерёдность и распорядок дел, цикличность хозяйствования.

А ещё она, Печора, вдохновляла предков и продолжает вдохновлять современников, поскольку обладает душой или же тем неуловимо-непознаваемым, что мы обычно обозначаем этим словом.

Многие авторы – знаменитые и малоизвестные – посвящали Печоре рождённые восторгом и благоговением перед ней строки в стихах и прозе.

Одним из них был Александр Григорьевич Солопов, уроженец Нового Бора. Увы, этот беззаветно любивший свою малую родину человек недавно покинул сей мир, оставив ему эпистолярное признание в любви к Печоре – искреннее и проникновенное.

 

Как провожают пароходы

 

Матушка-Печора или Мати-Печора, как зовут её местные жители, всегда была для нас больше, чем река.

Первая подвижка льда, ледоход и наводнение, повторный ледоход (Уса пошла), первый пароход, спад в русло, осенняя шуга и ледостав – всегда были самыми обсуждаемыми темами, по крайней мере, среди мужского населения посёлка, в большинстве своём рыбаков и охотников.

Эти события всегда сравнивались с прошлогодними, по ним пытались дать прогноз на будущее. За свою жизнь я видел немало рек – Волгу и Дон, Днепр и Кубань, Оку и Шексну.

Не спеша текущие, они были для меня противоположностью Печоры. Стремительная, чистая и непредсказуемая, она, как молодая, необъезженная кобылица, несётся к морю, круша крутые берега и намывая песчаные отмели.

Я уж не говорю про русло, которое меняется чуть ли не каждое десятилетие. Ледоход… Громадные льдины с треском несутся, создавая торосы и заторы. Вода может прибывать или падать прямо на глазах. В первый год жизни в Череповце весной 1972 года я решил посмотреть на ледоход на Шексне. Пришёл на берег. По реке тихо плыли редкие льдинки.

– Это что – ледоход? – спросил у одного из мужиков.

– Он и есть, – гордо ответил тот.

– Дааа, не то, – подумал я про себя, вспоминая ревущую, как реактивный самолёт, Печору.

Ну, а наводнение! Кто видел Печору при разливе из окна самолёта или вертолёта? Кругом необъятный океан!

Редкий год, чтобы при навод­нении какие-нибудь деревни не уходили под воду. Среднее и Нижнее Бугаево, деревня Крестовка, Климовка и Марица, я уж не говорю про Ермицу – вот неполный список постоянных жертв наводнений Печоры.

Моя жена Зина вспоминает, как будучи девочкой, играла на крылечке своего дома во время половодья. Черпала водичку красной кружечкой и нечаянно бултыхнулась в воду. Её потащило течением. Спасло то, что сестра быстро позвала отца, и он на лодке, увидев кружечку, багром успел вытащить дочь из-под воды.

В тот же год, рассказывала жена, льдиной развалило домик учительницы и по реке поплыли книги и глобус.

Часто вижу по телевизору учения МЧС по борьбе с навод­нениями у нас на Вологодчине в Великом Устюге. Господи, чему они там могут научиться?! Да на Печору их всех в мае – вот там пусть и учатся!

Половодье в посёлке всегда ждали с нетерпением, особенно мужики. Ремонтировали и смолили лодки (алюминиевые были большой редкостью), проверяли моторы, латали и закупали сети и рыболовные снасти, запасались порохом и дробью перед прилётом уток и гусей.

Не дожидаясь окончания ледохода, спешили на лодках на быстрину наловить побольше плывущих с верховья реки брёвен для строевого леса и дров. Порой с ужасом вспоминаю, как они это делали, цепляя бревна баграми среди плывущих льдин.

Событием на реке, венчавшим приход весны, был первый пароход. Едва узнав о времени его прихода, стар и мал бежали на берег, спеша поучаствовать в этом торжественном событии.

Всё! Долой зимнее рабство! Да здравствует свобода весны и лета! Первый пароход приходил по большой воде. Дебаркадер к тому времени ещё не ставили, и поэтому пароход заходил прямо в шар.

Протяжно ревел гудок, на полную мощь играла музыка. Мужики на лодках торопились наведаться в буфет, забрать и отвезти пассажиров и багаж. Первый пароход шёл без расписания и поэтому стоял долго. Атмосфера праздника так и разливалась по посёлку.

После ухода в русло Печору «облагораживали». Развозили по пристаням дебаркадеры, промеряли фарватер, устанавливали бакены и створы.

Наш бакенщик Василий жил в домике у реки, изредка наведываясь в магазин села за продуктами. Но своё дело он знал чётко, огни в бакенах и на створах зажигались по ночам вовремя.

Пароходы Печоры, эти скромные труженики, день и ночь шлёпали по реке, стараясь обеспечить жителей всем необходимым за короткое северное лето. Буксиры-богатыри «Щорс» и «Пархоменко», трудяги «Сергей Тюленин», «Лиза Чайкина» и другие пыхтя тащили на тросах огромные плоты леса, баржи с нефтепродуктами, углём, стройматериалами, продуктами питания, сеном.

Каждый из них был по-своему любим и отличался от других кто трубой, кто палубными надстройками, кто очертания­ми шлёпающих колёс. Завидя чёрный дым, мы, мальчишки, пытались угадать, какой пароход плывёт сегодня, а потом бежали на пристань его встречать.

На пристани собиралось всегда много народу, несмотря на комариное царство. Кто-то встречал или провожал близких, кто-то приезжал на лошади за почтой и за банками с новыми кинофильмами, кто-то просто поглазеть и поболтать.

Большой радостью было прокатиться на пароходе по реке. Они тащились медленно (до Усть-Цильмы почти сутки, а до Печоры – трое). Но эта нетороп­ливость была своего рода наслаждением.

Простор, чайки над волнами, проплывающие мимо берега встречные суда, катера и лодки с рыбаками, дебаркадеры с их суматохой встреч и расставаний, да и сама атмосфера парохода: со скамейками для отдыха на верхней палубе, с капитанской рубкой, иллюминаторами у воды нижних кают 3-го класса.

С местными бабками в цветных сарафанах, платках и калошах, неторопливо пьющими «цаёк» с кулебяками у титана, играющая музыка – всё это давало какай-то неповторимый настрой праздника для души.

Потом на смену пароходам пришли винтовые суда, за ними – теплоходы «Ракета» и «Заря» с их скоростью и тряской, как в самолёте, но уже никогда не испытывал тех чувств, что давали нам эти неторопливые, шлёпающие, плавающие посудины. Недаром многие из нас мечтали стать капитанами, а повзрослев, поступали в Печорское речное училище.

Пожалуй, самым будоражащим известием для нас в годы детства стало сообщение радио и газет о переброске северных рек на юг.

А как же мы? Как переживёт это наша природа? Рыба, утки-гуси, куда, кому? Куда потечёт теперь наша красавица-река? А вместе с ней и наша жемчужина – сёмга?

Господи, и кому же пришло всё это в голову? Даже наши всезнающие учителя школы и те разводили руками на эти вопросы.

И, слава богу, что все это осталось только мечтами московских академиков. Живи вечно и свободно, моя Печора!

Гордо неси свои светлые воды в Ледовитый океан. И пусть человек, живя в гармонии с тобой, никогда не омрачит тебя своими грязными делами.

 

Этот текст был написан в марте 2015 года.

Опубликован в сокращении