Хорошая наследственность
Генетически, всеми линиями судьбы Георгию Александровичу Чернову (1906-2009) было предопределено стать ученым-геологом. Его отдаленный предок по материнской линии – «Санкт-Петербургской фортеции архитектор» Доменико Трезини. Прадед ученого Николай Иванович в свое время окончил Петербургскую горнозаводскую школу и служил управляющим на Кизеловском железоплавильном заводе, а дед Александр Николаевич был воспитанником Екатеринбургского горного училища и впоследствии управляющим Соликамского солеваренного завода. Все они занимались геологическими исследованиями, писали статьи, издавали брошюры. Но, конечно же, наибольшее влияние на будущего ученого оказал отец – Александр Александрович Чернов, открывший на территории Коми АССР колоссальные залежи угля, нефти и газа. Академик, Герой Социалистического труда, признанная величина в геологическом мире – сыну было трудно не остаться в тени великого отца.
Георгий Чернов появился на свет 8 (21) апреля 1906 года в стареньком особняке в одном из тихих московских переулков. Крестили его в честь Егория Храброго, память которого отмечается 23 апреля (6 мая). Отсюда, наверное, его бойцовский, сильный, отважный характер. Домашние же всегда звали его Юрий, Юра. Любимец матери, он очень редко видел отца, постоянно находившегося в экспедициях либо на службе. После революции семья бедствовала, и Юра нашел способ заработать – за шапку крупы или муки он на салазках таскал вещи приехавших на Савеловский вокзал. Свободное время занимали мальчишеские занятия: голуби, футбол, шахматы. Позднее увлекся игрой на гитаре, танцами и сборкой детекторных радиоприемников.

Маменькин сынок?
В 1924 году отец решил, что хватит 18-летнему парню бить баклуши, пора заняться делом. Он взял его коллектором в очередную экспедицию для исследования Печорского края. Московский «маменькин сынок» с футбольным мячиком под мышкой с ходу окунулся в экспедиционную жизнь с неустроенным бытом, постоянными переездами, палаточными «домами», и неожиданно ему все это понравилось. Интересно было идти как бурлаку, бечевой против течения, бить острогой щук на мелководье, проводить романтические ночи у костра, отмахиваясь от комариных туч. Еще более его поразила работа – они зачищали лопатами задернованный берег и открывали геологические слои, которые читались, как книга времен: силур, девон, пермь, триас, юра, мел. Тогда они нашли два угольных пласта по полтора метра толщиной – и тогда же он решил стать геологом. Подводя итоги сезона 1924 года, Александр Александрович писал: «Таким образом, в настоящее время начинают выступать на северо-востоке европейской части СССР неясные контуры большого каменно-угольного бассейна, который естественно назвать Печорским».
Ежегодно на летние каникулы после окончания очередного курса геологического факультета Московского университета Юрий отправлялся в экспедиции на Печору – Сыня, Кожим, Шарью, Уса, Адзьва, Харута с геологическим молотком в руках. Отец учил его предусмотрительности, выносливости, умению находить решение в самой сложной ситуации. Тогда северные территории только начинали изучать, и совершенно справедливо профессор Михаил Едемский заявил в те годы: «Мы знаем о геологии части северных районов не больше, чем о геологии Луны!»

«Заполярная кочегарка»
Летом 1930 года Георгий Александрович с новеньким дипломом в кармане и с молодой женой в обнимку отправился в новый маршрут. На карте река Воркута была обозначена неуверенным пунктиром, и ему, начальнику партии, предстояло провести разведку на этой территории, являвшейся на десятиверстке большим белым пятном.
Экспедиция оказалась тяжелой – на 120-километровой реке геологов поджидали более сотни каменистых порогов, причем на одном из них они утопили мешочек с солью – величайшей ценностью в их условиях. Лодку местами приходилось переносить практически на руках при наличии всего-то четырех мужчин, из которых 24-летний начальник партии являлся самым старшим. На некоторых перекатах приходилось в ледяной воде ворочать слегами огромные валуны, расчищая русло. Другой, может быть, смалодушничал и повернул, но за Юрия была несгибаемая черновская порода. И, конечно, его вела вера, что удастся найти крупное месторождение – отец не раз рассказывал ему, что здесь, в Заполярье, всего-то 285 миллионов лет назад в условиях жаркого климата произрастали густые тропические леса, ныне превратившиеся в толщу каменного угля, и требуется только найти их. На 35-м обнажении четвертичных отложений он увидел коренные породы пермского периода – сверкающие черные пласты, поражающие своей мощью. Когда отколотые куски бросили в костер, они дали ровное мощное тепло антрацита. При лабораторных исследованиях выяснилось, что это лучшие коксующиеся угли в СССР, поэтому ВСНХ принял решение о незамедлительном продолжении работ на столь многообещающем месторождении. Многие считали молодого Чернова счастливчиком, которому в самом начале карьеры сказочно, просто неслыханно повезло. Вскоре здесь выросла «Заполярная кочегарка», «Второй Донбасс» – Воркута. Через несколько лет о воркутинском угольном гиганте знал весь мир.

Большая нефть Большеземелья
В последующие годы молодой геолог работал в экспедициях на Приполярном Урале и на Северном Тимане, на Илыче и на Пай-Хое. Будучи в Нарьян-Маре в 1939 году, он увидел в Ненецком окрисполкоме образцы известняков из коренных выходов, пропитанных битумом. Их привез охотник Иван Петрович Кожевин с мыса Синькин Нос и из Хайпудырской губы. В те времена авторитетные геологи безапелляционно считали, что Крайний Север для поисков нефти и газа бесперспективен. В 1940 году Георгий Александрович изучал палеозойские породы на острове Большой Зеленец и пришел к выводу о наличии в Большеземельской тундре обширной нефтегазовой провинции. Здесь, на острове, Георгий Александрович запишет в своем дневнике пророческие слова: «С такими обильными нефтепроявлениями мне пришлось встретиться впервые… Подогретый солнечными лучами битум растекался по породе черными натеками, каменноугольные известняки и доломиты с многочисленными гнездами и порами были просто заполнены жидким асфальтитом».
Продолжению его работы помешала война, и вернуться к исследованиям этого важного вопроса получилось лишь в 1947 году. За три года до этого, в 1944 году, Георгий Александрович защитил в Карело-Финском государственном университете, находящемся тогда в Сыктывкаре, диссертацию на соискание степени кандидата геологических наук по теме «Геологические исследования в восточной части Большеземельской тундры и перспективы нефтегазоносности». В этой работе программно прозвучало, вопреки мнению тогдашних авторитетов: «Имеется достаточно признаков, указывающих на то, что здесь находится, по-видимому, новый нефтеносный район».
В 1945 году ему удалось открыть крупное Вынгарское месторождение пьезокварца, необходимого для выпуска радиолокаторов, за что позднее его наградили знаком «Первооткрыватель». В послевоенные годы Чернов продолжал работы по обоснованию своей теории. Он проницательно писал в 1951 году, ратуя о новой экспедиции в Большеземельскую тундру: «Кроме установленных мною прямых признаков газонефтеносности, имеются еще и официальные заявки о нефтеносности от местных жителей Большеземельской тундры. В заявке секретаря Большеземельского РКВКП(б) С.А. Лукошкова указывается, что вблизи поселка Хоседа-Харда имеются выходы жидкости типа мазута или нефти. Признаки нефтеносности отложений Большеземельской тундры отмечены на значительном пространстве и безусловно являются неслучайными».
В июне 1952 года в кабинете министра нефтяной промышленности СССР Байбакова Чернову удалось убедить многих в своей правоте. Итогом встречи стал приказ Министерства, который гласил: «Организовать в 1952 году Большеземельскую партию с целью оценки перспектив нефтегазоносности Большеземельской тундры и выявления площадей для постановки поисково-разведочных работ на нефть и газ. Руководство вышеуказанной партией возложить на Чернова Г. А.». Благодаря его расчетам и предположениям были намечены точки для глубокого опорного бурения: в низовьях реки Колвы, к северо-востоку от старинной деревни Усть-Уса; в окрестностях города Нарьян-Мара и на побережье Баренцева моря, в низовьях реки Черной. Однако этому плану суждено было пролежать в столе более шести лет. За эти годы Георгию Александровичу все-таки удалось сломить давление административной машины геологической отрасли и добиться коренного изменения самого направления поиска нефти в этом районе. Лишь в конце 1950 годов здравый смысл возобладал, и началась геологическая разведка на территории Ненецкого национального округа. В 1968 году Георгий Александрович блестяще защитил докторскую диссертацию на тему «Палеозой Большеземельской тундры и перспективы его нефтегазоносности». К этому времени все его прогнозы сбылись, и в его Большеземелье ударили первые нефтяные фонтаны. Научные труды Чернова иногда похожи на литературные произведения: «Вот проплываем светлые, слегка розоватые мраморизированные известняки и мраморы, эффектно возвышающиеся от самой воды. Живописный 50-километровый участок реки заканчивается неглубоким каньоном с небольшим водопадом. В каньоне совершенно отвесные скалы белых мраморов. Мы проходим целую галерею сказочных ущелий и совсем незаметно выплываем на широкий плес…»

Археолог с геологическим молотком
Археологией он увлекся, в общем-то, случайно. В одной из довоенных экспедиций Георгий Александрович заинтересовался россыпями расщепленного кремня в песчаных раздувах на берегах тундровой речушки Сандибейю. Белые желваки камней носили следы обработки. Много позднее не без иронии Чернов вспоминал свои размышления: «Среди обломков не было настоящих кремневых орудий доисторического человека. Они могли попасть сюда случайно, скажем, их мог принести сюда какой-нибудь оленевод и выбивать искру для огня. Набрав два мешочка кусочков кремня и думая, что выбросить их никогда не поздно, впоследствии я никогда не пожалел об этом». В Архангельске археологи подтвердили, что в руках Чернова – орудия труда наших древних пращуров. С тех пор ни одна поездка не обходилась без археологических находок. В вещевом мешке Георгия Александровича всегда находилось место для кремневых наконечников стрел и копий, образцов керамики, бронзовых артефактов. Однако самым большим успехом археолога Чернова стало обнаружение в 1947 году Хэйбидя-Пэдарского святилища – настоящей археологической жемчужины Большеземельской тундры. Небольшой холм на левом берегу среднего течения реки Море-Ю в реликтовом елово-березовом лесу хранил для ученых колоссальное историческое наследие. Результатом археологических изысканий стала монография Чернова «Атлас археологических памятников Большеземельской тундры», изданная в 1985 году.

Жизнь на полную катушку
За большой вклад в исследование недр Севера Европейской части СССР Георгий Чернов награжден медалью «За доблестный труд в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» (1946), Орденом Трудового Красного Знамени (1946) – за открытие Воркутинского месторождения, медалью «За трудовую доблесть» – за работы по нефтеносности Большеземельской тундры (1951). Почетный гражданин Воркуты (1975), заслуженный геолог РСФСР (1987). К 100-летнему юбилею он получил сразу две награды: президент Владимир Путин удостоил его ордена «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени, а в Нарьян-Маре появилась улица им. Чернова.
Два последних десятилетия Георгий Александрович активно работал над воспоминаниями. В книге «Борьба за нефть в Большеземельской тундре» он писал: «Вся моя жизнь была борьба, мне все время приходилось отстаивать свои идеи, свои прогнозы, свои оценки, свои позиции, свое честное имя… Это трудно…» Жизнь, прожитая на сто процентов, на сто лет, с избытком заполненная открытиями и победами, борьбой и свершениями. В сентябре 2008 года, поздравляя жителей Нарьян-Мара с 50-летием начала геологических работ в округе, Георгий Александрович написал: «Печорский край – плоть, кровь и судьба моя… Чернов-Большеземельский».