Суровая у нас земля, порой неприветливая. Тучи набегают на небо, и холодные ветры гонят путника, словно выпроваживая.
Когда срок беспрерывных поездок переваливает за месяц-полтора, тяжело становится и физически, и морально. Но вот встретишь на краю земли хорошего интересного человека – и все тяготы снова нипочём!
Удивительная есть черта у многих сельских жителей Заполярья, с которыми мне приходилось встречаться. Они не лезут в душу, не расспрашивают: кто ты, зачем пришёл. Вначале обогреют человека, накормят, а затем уж и разговоры заводят.
Евдокия Степановна Сахарова (в девичестве Селивёрстова) живёт в Шойне с 1946 года. Именно тогда её отца, капитана морского судна, отправили работать в колхоз «Красный промышленник», базировавшийся в посёлке.
С тех самых времён в доме, где сейчас живёт женщина, сохранилась русская печь, которая занимает полкухни. На ней, как и положено, – полати, а рядом стоят котелки да ухват.
– Вы всем этим пользуетесь?
– Конечно, в котелках готовлю. На печь вот тяжело стало забираться, а раньше и спали там. Это дом свекрови, мы раньше жили не здесь, а в 8-квартирном доме, что у клуба стоял. Его снесли, жалко, а из разобранного материала люди сейчас бани себе строят.
По словам собеседницы, народу сейчас в посёлке стало совсем мало. Она без лишних расспросов делится воспоминаниями о прошлых годах любимой Шойны:
– Меня сюда совсем малышкой привезли, девять лет было. Приехали мы в Шойну из Долгощелья, там судно отца не взяли в колхоз, поэтому решил тут обустроиться и работать. Рыбокомбинат был большой, народу всегда много. Одних только сезонных рабочих сколько, которые обработкой рыбы занимались – по девяносто судов стояло здесь! Порт у нас был хороший, намеревались сделать как в Мурманске, да, видать, не получилось. Жизнь в Шойне была гораздо цивилизованнее. Люди жили намного лучше, чем в Долгощелье. Были установлены радиоточки, проведено электричество. В других поселениях всё ещё сидели с керосиновыми лампами.
Учиться в школе было весело и интересно, пионерские годы Евдокия Степановна вспоминает с удовольствием. Школьники были заняты не только учёбой, но и общественной работой – все вместе пилили дрова, организовывали мероприятия, причём не только для шоинчан.
– Зимой ходили пешком в Кию, выступали там с концертами. Пели песни хором, физкультурные номера у нас были. Когда стали постарше, проводили субботники. Успевали и родителям помогать, – рассказывает Евдокия Степановна.
Сейчас, находясь среди песчаных барханов Шойны, трудно представить, что в те времена люди держали своё хозяйство. Была живность и у родителей моей собеседницы. Я только диву даюсь, как на всё у людей хватало времени. Она улыбается:
– Мы не только работать, но и отдыхать умели. Молодёжи много, гармонистов – сколько хочешь. Фотографии, жалко, сгорели. На танцы мы ходили в клуб, который стоял на берегу, сейчас его снесли… Придём – целая полка солдатских шапок – тут же воинские части стояли. На сопке размещались пограничники – маяк охраняли. Это не тот, что сейчас остался. Маяк раньше стоял деревянный, на том же месте, только чуть пониже. А этот в шестидесятых годах поставили. Его строительством занимались солдаты. Тогда очень много свадеб игралось, люди знакомились, дружили, влюблялись…
Евдокия Степановна, как и многие люди её поколения, успела пожить в землянках. Мне не раз приходилось слышать, что в послевоенном округе этот тип жилища был довольно распространён.
– На рыбокомбинате работали приезжие девушки, вот они жили в землянках, а мы к ним в гости ходили. Внутри землянки – комната и деревянные нары, посередине стол.
– А как же земля, песок? Не осыпалось? – уточняю я.
– Нет, было очень даже уютно и тепло, а в землянку спускались по лестнице.
Евдокия Степановна тогда работала в детском саду. Детишек было много: больше ста человек в пяти группах. А в семье подрастали двое своих ребятишек.
– Мы с мужем ходили в кино по очереди на все фильмы. Дома особо не сидели. Сеансы проходили в 19 и 21 час. Сначала он сходит, потом я, или наоборот, дети-то маленькие были.
Как вспоминает моя гостеприимная хозяйка, большие перемены в посёлке начались не в годы перестройки, а в 60-е, когда запретили морской лов.
– Тогда рыбокомбинат закрылся, многие уезжать стали. Не знаю, почему запретили, ведь были тут и треска, и пикша, и камбала морская, палтус. Белуху ловили, акулу и всё государству сдавали, на переработку отправляли. По десять самолётов в день прилетали! Сейчас жизнь совсем другая здесь…
Но оставлять свой посёлок Евдокия Степановна, как и многие из оставшихся здесь старожилов, и не думает. Дочка сейчас живёт в Кировске, разделяя судьбу супруга-военного, а сын тоже остался в Шойне.
– Не тяжело вам здесь жить, всё-таки печь топить надо, воду носить? – спрашиваю у хозяйки.
– Тяжело – не тяжело, двигаться надо. Я ведь было чуть без ног не осталась, отнимались совсем. На операцию съездила, там мне сказали, ходить надо. Трудно было, потом получше стало, теперь вот за грибами летом ходила, за ягодами у нас далеко надо идти…
Провожая, Евдокия Степановна достаёт из печи котелок, которым я восхищалась в начале нашего знакомства, и отдаёт его.
– Берите, вам понравился, значит, пригодится. А у меня ещё есть.
Домой возвращаюсь, унося драгоценный котелок, подаренный от чистого сердца, а на душе – тёплое воспоминание о человеке, которого не знала ещё этим утром.
