Международный день толерантности, взаимопонимания и культурного многообразия народов отмечался мировым сообществом 16 ноября.
Мы уже привыкли, что в нашей жизни постоянно появляются какие-то новые праздники и даты. Конечно, День толерантности, как, впрочем, и День пожилого человека, День инвалида или День борьбы со СПИДом, никому на ум не придет назвать праздником. Скорее, эти даты были узаконены в разное время, чтобы напомнить нашему погрязшему в личных (чаще всего, денежных) проблемах обществу о тех, кто живет рядом с нами и нуждается в помощи, заботе и неравнодушии.
Раньше в России слова «толерантность» (то есть терпимость) не существовало. Терпимость – это не наше понятие, для нас, прежних, более свойственными были слова милосердие, дружба, взаимоподдержка. Вспомним поговорку не такого уж далекого прошлого: «Человек человеку – друг, товарищ и брат!»
Нет в ней никакого намека на то, что собой должен представлять этот человек: будет ли он черным или белым, богатым или бедным, молодым или старым, больным или здоровым. Считалось, что Человек отличается по природе своей от хищного зверя не только тем, что ходит на двух ногах и умеет говорить. Изначально в его природе заложены понятия любви, добра, он не может и не должен уничтожать себе подобных, а по велению души должен становиться защитником слабого, беспомощного и беззащитного. Так было в недавнем прошлом. А вот сейчас понятия сострадания и бескорыстной помощи подменили терпимостью.
Любой из нас без труда может понять смысловую разницу между этими словами: терпеть – вовсе не значит понимать, помогать, сострадать. Возможно, я не права, но мне кажется, что толерантность сама по себе не допус-кает понятия равноправия и взаимоуважения людей в обществе, потому что одна часть населения призвана терпеть другую часть, и наоборот.
А я ваш брат, я – человек
Готовя этот материал, я поинтересовалась у наших земляков-северян (вот уж кого никогда нельзя было обвинить в нетолерантности), что их раздражает в людях, какие люди им более всего неприятны, и как они справляются со своими эмоциями?
Ответы получились ожидаемыми: кроме нерадивых соседей, у большинства нарьянмарцев неприятие вызывают бомжи. Упоминание об этой новой для нас касте народонаселения жителей города приводит в праведный гнев, и они рассыпаются в нелестных словесных эпитетах и характеристиках.
Почему эта проблема так волнует, точнее, раздражает нарьянмарцев? Скорее всего, потому, что на Крайнем Севере раньше никогда не было попрошаек и бомжей. Люди здесь всегда ценились за трудолюбие, стремление помочь ближнему, за честность. Ведь до последнего времени у нас в северных деревнях даже двери закрывались на веник, потому что чужие здесь не ходили, а отношения строились на взаимном доверии.
А что мы видим сейчас? Никто не будет спорить, что время теперь другое, и в обществе царствуют иные ценности. Для большинства представителей нового поколения россиян гораздо важнее, как выглядит человек, во что он одет, на какой должности и в какой фирме работает, какими духами надушен, нежели сколько книг он прочитал, какое образование получил и каков по натуре своей.
Помните старинную пословицу: «По одежке встречают – по уму провожают»? Она не для современного общества, сейчас, к сожалению, и встречают по одежке, особенно, если она от «Дольче Габана», «Армани» или «Гуччи», и оценивают человека опять же по ней. Считается, чем респектабельней выглядит человек, чем дороже его пальто, тем более уважаемый и стоящий он человек.
Возможно, именно по этой причине бомжи, со всеми прилагающимися к ним атрибутами, вызывают у молодых и относительно молодых людей просто отвращение. А у взрослого населения, жившего во времена СССР, бомжи ассоциируются с бездельниками, элементами, чуждыми трудовому народу. В общем, как бы то ни было, российские граждане, имеющие крышу над головой и осчастливленные пропиской, бездомное сообщество отказываются принимать наотрез. И тут уж сразу понятно: одним Днем толерантности никак не обойтись.
От тюрьмы да от сумы…
В силу своей профессии журналиста мне не раз приходилось общаться с нарьян-марскими бомжами на городской и искательской свалках. Там их всегда много, поскольку для них свалка – это бесплатная столовая, где готов и стол и дом. Главное – успеть к очередной машине с просроченными или списанными продуктами, и – ешь не хочу!
На свалке, как оказалось, «генералы песчаных карьеров» не только питаются, но и одеваются. Иногда среди кучи нарьян-марского мусора можно найти совершенно новые «наряды» с бирками. Непонятно, почему и какие организации их выбрасывают, но дело доходит до того, что главный местный бомж, его здесь знают все, даже предлагал отдельным гражданам рубашки в качестве гуманитарной помощи.
В общем, публика живет на свалке весьма специфичная, за плечами каждого бездомного – своя невеселая история, рассказывая которую они практически всегда ее корректируют в зависимости от слушателя. В каждой они выступают жертвой обмана и жестокого отношения.
Конечно, и к этим историям, и к самим авторам «маленьких трагедий» можно относиться по-разному. Но главное, о чем не стоит забывать, – это люди, которые когда-то где-то работали, возможно, имели семью, никто из них в юные годы даже в страшном сне не мог представить свое бомжевское свалочное «завтра»!
Некоторые из них лет 15-20 назад осуждали таких же бездельников и доходяг за неприглядный вид. Вот уж точно: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Живет же на искательской свалке бывший геолог, отработавший в геологоразведке более 15 лет. Построил себе балок, наподобие вахтового домика – и сам себя прописал на полигоне твердых бытовых отходов.
Есть среди обитателей свалок бывшие сварщики и сантехники, трактористы и авиатехники, охотники и электрики, швеи-мотористки. Есть и те, кто большую часть жизни просидел в тюрьме, а выйдя на свободу, оказался свободен ото всего: от дома, квартиры, работы, родственных связей. Этих людей, наверное, чисто по-человечески стоит пожалеть, что влачат они жалкое существование на жизненном дне.
Свет в конце мусорного туннеля
Накануне Дня толерантности мы встретились с заведующей отделом срочного социального обслуживания Еленой Викторовной Лебедевой. Именно это структурное подразделение курирует граждан, попавших в трудную жизненную ситуацию. В число этих людей входят и нарьян-марские бомжи.
Из рассказа Лебедевой стало понятно, что нашим местным жителям свалки очень повезло: ими все-таки занимаются и им стараются помочь.
У Центра социального обслуживания есть четкая договоренность с тубдиспансером, куда после специальной моральной подготовки бездомных определяют на помывку и санитарную обработку.
Говорят, отделение фтизио-пульмонологии всегда идет навстречу, и не только по отношению к своим бывшим пациентам. Кстати, среди бомжей немало тех, кто и раньше лечился в тубдиспансере, но по разным причинам его покинул. Такой уж, к сожалению, попадается контингент, что, попав в больницу и почувствовав временное облегчение, он тут же хватается за бутылку, чтобы отпраздновать мнимое выздоровление. Пьянство и скандалы с лечебным процессом несовместимы, поэтому больного выписывают «на вольный выпас», гражданин снова оказывается на улице и ищет пристанище где-нибудь в ближайшей подворотне.
Насильно заставлять лечиться у нас не принято – это, как говорится, нарушает права гражданина. Но параллельно возникает вопрос другого плана: а не нарушаются ли таким образом права здоровых граждан (или пока здоровых), тех, кто вынужден ежедневно сталкиваться с больными туберкулезом?
Бомжи-вирусоносители сидят на ступеньках коммерческих ларьков, выпрашивая милостыню, ездят в автобусах, греются в рекреациях офисных зданий и магазинов, держатся за ручки дверей, надрывно кашляя и раздавая плевки налево и направо.
– К сожалению, – говорит Елена Викторовна, – вытащить бомжей на помывку бывает очень сложно. Мы готовим их заранее, несколько раз приезжаем на свалку, ищем их, объясняем, беседуем. Договариваемся, а в назначенное время они оказываются или совершенно пьяными, или просто прячутся от нас. И вся работа насмарку. Единственно, что хочу отметить: те, кто стал бомжем относительно недавно, еще не утратил стремления к чему-то лучшему. А если человек прожил в таком состоянии более года или двух лет, то ему уже, кажется, ничего и не нужно. Он о культуре и чистоте забывает напрочь. Кстати, двух человек нам, кажется, все-таки удалось вытащить из ямы, сейчас их положили на стационарное обследование, и, скорее всего, у них есть шанс вернуться к нормальной жизни.
– Возвращаюсь к вопросу сотрудничества с тубдиспансером: как вы считаете, разве нельзя было решить проблему пьянства больных кардинально? Если лечение препаратами несовместимо с алкоголем, может, можно было бы их лечить параллельно и от алкоголизма?
– К сожалению, нет! У нас нет практики и законов принудительного лечения от алкогольной зависимости. Хотя любому понятно, что в данной ситуации это было бы оправданным решением, направленным на спасение жизни человека.
– Кроме выходцев из тубдиспансера, каков остальной контингент нарьян-марских бомжей?
– Самый разный. Есть бывшие погорельцы, потерявшие в разное время жилье на селе. Здесь мы подключаем к решению вопроса муниципальные образования. Кстати, большинство бомжей – это сельские окружные жители. Почти 80% всего контингента составляют жители Усть-Кары, Великовисочного, Красного, Индиги, Нельмина Носа, Омы и Неси. То есть все они имеют родственников в поселках и могли бы туда при желании вернуться. Но они почему-то делают выбор в сторону свалки. Еще одна проблема, которую нам приходится решать: восстановление документов, в том числе паспортов. Здесь мы очень тесно сотрудничаем с миграционной службой. Во-первых, иногда приходится восстанавливать биографию человека по крупицам, бомжи не любят рассказывать правду о себе. И мы делаем запросы, ищем исходные точки, чтобы помочь гражданину вернуться на родину. Во-вторых, среди бомжей немало граждан ближнего и дальнего зарубежья: приехали на заработки, что-то не срослось, и человек оказывается на свалке. Кого можно, мы стараемся отправить назад, как правило, эти граждане хотят уйти со свалки. Что касается наших местных бомжей, то по ним существует составленная нами картотека, по ней мы работаем вместе с уполномоченным по правам человека в НАО Татьяной Николаевной Бадьян. Это неравнодушный человек, благодаря ее авторитету нам удается решать многие проблемы. Можно сказать, что отдел срочного социального обслуживания и аппарат уполномоченного работают в одной прочной связке.
Хочу отметить, что мы еще снабжаем бомжей социальным пакетом, выделяем санитарно-гигие-нические принадлежности, выдаем вещи, одежду – в общем, все то, без чего человек не может прожить. Нам удалось восстановить пенсии некоторым бомжам, вернуть утраченное жилье, помогаем устроиться на работу и оплачиваем штрафы тем, в ком уверены.
Из 25 человек, помещенных в нашу картотеку, 90% страдают алкогольной зависимостью, и часть мужчин просто были выгнаны родными из дома по причине постоянного пьянства. А 10% – люди вполне адекватные. Недавно мы помогли женщине, которую выгнал из дома сожитель. Они несколько лет жили в гражданском браке, а не так давно он продал квартиру и уехал, оставив ее на улице. В квартире живут другие люди, и она оказалась в городском бомжатнике. Женщина вовремя к нам обратилась, и нам удалось ей помочь. На одного бомжа стало меньше! Некоторых по их желанию нам удается устроить в дом-интернат для престарелых и инвалидов. Иногда люди сами просятся туда, не выдерживают жизни на свалке, особенно если им за пятьдесят.
– А вообще, каков средний возраст нарьян-марских бомжей?
– Самый разный: есть те, кому далеко за 60, есть и молодые люди, кому за 30, чаще всего они вернулись из мест лишения свободы и привыкли к так называемым тюремным понятиям и «стайному» обществу. Жизнь в стае, где все решает сила, определяет их поведение. Говорят, на свалке нередки случаи поножовщины, друг за другом, бывает, по всей свалке с топорами бегают…
– Вы сказали, что эти люди даже после того, как их помыли, причесали, одели, вылечили и выдали утраченные документы, в большинстве своем вновь уходят на свалку. Может, дело в том, что им просто некуда идти? Помню, несколько лет назад в округе был поднят вопрос об открытии ночлежки. Мы что, от этой идеи отказались?
– Нет, ни в коем случае. Этой проблемой очень активно занимается Татьяна Николаевна Бадь-ян. Задержка открытия отделения для граждан, попавших в трудную жизненную ситуацию, произошла из-за передачи полномочий Архангельску. Проблемы социальной защиты в ближайшее время будет вновь решать округ, тогда-то и откроется это временное отделение, где бездомные смогут получить помощь от соответствующих служб. Главное, чтобы средства на это нашлись. Пока планируется открыть его на базе бывшей гостиницы Красного Креста в районе Хорей-Верской. Правда, пока коек там будет только шесть, но это лишь первый этап решения острой проблемы.
– Из нашего разговора я поняла, что вы знаете всех нарьян-марских и искательских бомжей по-именно. Если большинство из них – жители окружных сел, может, стоит назвать их, чтобы родственники узнали, где и в какой ситуации находятся сейчас их братья, сыновья, отцы, сестры и матери? Может, они захотят сами вернуть их к нормальной жизни?
– Думаю, не стоит называть имен, но вот родным, кто живет в окружных селах и потерял связь со своими родственниками, стоит обратиться в отделение срочного социального обслуживания по адресу: Нарьян-Мар, улица Рабочая, 17а, кабинет 3, или позвонить в Мобильную бригаду по телефонам: 4-21-80 и 8-911-652-64-62. Если ваши родственники попали в поле зрения нашей структуры и оказались в бедственном положении, мы обязательно с вами свяжемся, потому что решать проблему вместе гораздо проще.
Фото Елены Бобровой
