Вы здесь

Литературная страница

Такой разный Ружников

Имя Дмитрия Евгеньевича Ружникова многим известно. После окончания медицинского института он работал врачом в Ленинградской области. Возвратившись в округ, возглавлял Амдерминскую, Ненецкую окружную больницу, окружной фонд ОМС. Как человек активный, неравнодушный избирался депутатом Амдерминского поселкового, Нарьян-Марского городского Совета и Собрания депутатов Ненецкого автономного округа.
Сейчас Дмитрий Ружников – автор нескольких книг. По просьбе «НВ» он прислал в редакцию электронную версию последнего изданного романа   «Француз». Это, пожалуй, самый большой роман, изданный в России в последние годы, почти полторы тысячи страниц текста. О чем он?
Это история одной семьи Солей - десятки  героев и персонажей, известных, забытых, придуманных: от викингов до генералов армии Наполеона, от простых рыбаков до графов Франции, бесстрашные защитники своего отечества и узники советских лагерей, предприниматели и моряки, талантливые врачи.
Для нашей газеты Дмитрий Ружников – человек особый. Его отец Евгений Владимирович Ружников много лет был заместителем главного редактора «Няръянки».
Дмитрий Евгеньевич прислал нам и электронную версию еще не изданного сборника повестей «Неправдивые истории». Это совсем другой Ружников — веселый, с юмором, с подковырками на современную действительность.
Сейчас наш земляк пишет новый роман – «Помор», где один из главных героев (боярин Артамон Матвеев) сослан в Пустозерск, и там у него рождается сын, другой главный герой романа – Иван Марфин.
Каждая его книга – это увлекательное чтение, размышления, экскурс в историю, взгляд в будущее… Но Дмитрий Евгеньевич не считает себя писателем, говорит, что он  «человек пишущий».
В его планах подарить новые книги окружной библиотеке и обязательно встретиться с читателями и коллективом «НВ».
Ждем встречи!

Галина Торцева

 

Француз

Отрывок из романа

Крестоносец

Стоял прекрасный летний день 1270 года от Рождества Христова, и жители города Парижа по случаю воскресенья с утра потянулись в церкви, чтобы приложиться к многочисленным мощам великих святых и попросить их и Господа о помощи. Дать чуть-чуть денег просили бедняки, побольше – нарождающаяся буржуазия, много и сразу – просьба дворян и безземельных рыцарей. За любимых и весело просила пьяная молодежь из Латинского квартала, где появился университет – диковинный рассадник знаний и свободомыслия, наводящий ужас на добропорядочных жителей Парижа, просящих в этот день сохранить или дать им здоровья.
Горожане ручейками человеческих тел текли по деревянным мостам через Сену на остров Сите, но не как всегда к огромному, еще недостроенному, но уже проводящему воскресные службы собору Нотр-Дам, а к церкви Сент-Шапель. Шли дворяне, богатые горожане, ремесленники, торговки и прачки, и нищие, шли убогие и больные из стоявших уже шесть веков на берегу Сены бараков Парижского Божьего приюта, который стараниями епископа Мориса де Сюли всего несколько лет назад был преобразован в первую в стране больницу Отель-Дьё де Пари. Казалось весь Париж собрался в этот день на острове Сите. Узкие улочки были запружены народом, все толкались и напирали друг на друга, стремясь попасть в первые ряды, чтобы увидеть, что делается внутри церкви. Но она, ко всеобщему удивлению, была закрыта, хотя колокола гудели, а из-за закрытых дверей доносилось церковное песнопение. Ладно если бы был закрыт верхний уровень – все-таки это была часовня самого короля, куда он приходил с семьей через крытую галерею прямо из королевского дворца, но были закрыты и двери в нижний уровень, где всегда могли помолиться подданные короля – не все, конечно: нищих, убогих, простой люд туда не пускали, для них были другие соборы и церкви, тот же величественный Собор Парижской Богоматери – Нотр-Дам.
Все удивлялись, крестились и перешептывались. А потом толпа загудела, люди напирали друг на друга, кто-то визжал, кто-то уже падал в беспамятстве, кто-то кричал: «Украли! Лови вора!» Вдруг, будто ветер над лесом пролетел, возникло, зашелестело и пронеслось кем-то брошенное короткое слово «Война!». Пронеслось, затихло и вновь зазвучало и, уже не останавливаясь, побежало по огромному, застроенному домами острову, перепрыгнуло через Сену в квартал аристократии Марэ и в кварталы бедноты, жители которых со страхом крестились, понимая, что опять военный поход ляжет тяжким бременем на плечи простых людей, и голодным детям станет еще голодней, и они будут умирать, а истощенные от работы женщины, чьи мужья уйдут воевать простыми солдатами, выстроятся по ночам на площадях и кривых узких улицах в надежде, что кто-то, пьяный, позарится на худое, немытое, дурно пахнущее тело, чтобы быстро, в ближайшем уличном углу, среди грязи и бегающих крыс удовлетворить возникшую под действием вина похоть и с презрением бросить за это в дрожащую от испытанного позора женскую ладонь несколько су. Но эти деньги пролежат в ладони совсем недолго. По улицам пойдут люди в монашеских одеждах и будут трясти деревянными кружками, требуя, чтобы эти деньги пошли на нужды страдающей за человеческие грехи церкви. «Церкви, – говорили они, – нужней. Она готовится в новый крестовый поход, против проклятых сарацин, живущих там, далеко за морями, на востоке и желающих захватить у христиан гроб Господень…» А где это – никто и не знал.

Гвардеец кардинала

Март 1628 года в Париже был необычайно теплый. Яркое весеннее солнце растопило остатки снега, дождь смыл с узких кривых улиц грязь и конский навоз, и горожане перестали падать, ломая руки и ноги. На пустырях вылезла яркая зеленая трава, и звон колоколов многочисленных церквей и соборов самого христианского города Европы завораживал своей мелодичностью. Парижане с радостью снимали тяжелую зимнюю одежду и с удовольствием подставляли побелевшие за зиму лица ласковым лучам небесного светила.
И лишь один человек в большом городе не чувствовал этого весеннего тепла. В его огромном кабинете беспрестанно горел камин, а окна были закрыты наглухо. У входящих в этот кабинет от жаркого воздуха выступала испарина на лбу, а худоба лица с черными немигающими глазами и тщедушность тела хозяина вызывали дрожь и дурноту. Посетителей не однажды выносили в обморочном состоянии на свежий воздух, чтобы пришли в себя. Потом, шатаясь от страха, они шли домой и, закрыв все двери и окна, напивались и рассказывали шепотом, что побывали в преисподней у черта в человеческом облике. Описывали, какие рога торчали из-под его красной шапочки, при этом забыв, что именно он был представителем Господа, а не Дьявола на земле.
И уже кругами разносилась по городу и стране молва, приписывающая этому таинственному человеку необыкновенные способности, сравнимые с колдовством.
Именно так очевидцы воспринимали всемогущего Армана Жан дю Плесси, герцога де Ришелье, кардинала, а последние три года еще и первого министра двора французского короля Людовика XIII.

Доброволец

28 июня 1914 года в Сараево худенький, больной туберкулезом юноша Гаврила Принцип нажал на курок своего револьвера, и началась мировая война! Как же, оказывается, легко начинаются войны! Люди радовались, любили, растили детей, думали о будущем, а за них уже все решили, и миллионы раньше мирных людей надели серые шинели и, взяв ружья, бросились убивать друг друга. За что? За то, что кто-то в кого-то пальнул из револьвера? Может Бог так велел? Может вера? А может маленькие злобные человечки, наместники бога на земле – императоры? Поди разберись!
Император Германии Вильгельм II вышел на балкон, и десятки тысяч берлинцев, собравшихся на Шлоссплац, запели «Песню о Германии». Песня, как буря, пронеслась над Берлином, а когда закончилась и наступила ждущая тишина, император прокричал, что он объявляет войну, что больше не хочет знать ни партий, ни вероисповеданий, а знает только братьев-немцев… Он продолжал пискляво кричать, толпа выла и рыдала от счастья, стоявший в первых рядах щупленький юноша от захлестнувшего его восторга упал на колени и забился в экстазе. Ему простительно – он был нищим безвестным художником, потерявшим к своим двадцати четырем годам всякую веру в людей, не имеющий ни идеалов, ни принципов, покинутый даже теми немногими людьми, кто его знал. На следующий день он обратится с прошением на имя короля Баварии разрешить ему, несмотря на австрийское гражданство, вступить добровольцем в один из баварских полков. И ему, ранее злостному уклонисту от службы в армии, всего лишь четыре месяца назад признанному призывной комиссией Зальцбурга по причине слабого здоровья « негодным к несению строевой и вспомогательной службы», объявят, что он зачислен в 16-й резервный полк, именовавшийся по имени командира полком Листа. Для войны нет негодных.
«У меня, как и у миллионов других, сердце через край переполнялось гордым счастьем», – скажет он потом. Звали его Адольф Гитлер. Через два десятка лет, вот так же с балкона, он будет кричать немцам: «Убивайте! За все отвечаю я». И немцы поверят ему и сожгут в пламени войны всю Европу.
Услышав слова германского императора, французы вышли на площади своих городов с криками: «Побьем бошей! Отмстим за позор прошлой войны!»
И в России люди вышли с иконами на огромную площадь перед царским Зимним дворцом, падали на колени, плакали, молились и просили бога даровать победу своему царю – тому, который несколько лет назад, холодным зимним январским днем, приказал расстрелять на этой самой площади такую же молящуюся толпу безоружных русских людей.
По всей огромной стране люди кричали: «Бей германца!»
Мир свихнулся от радости! Не к богу, к войне!

Дмитрий Ружников