Вы здесь

Литературная страница

С юбилеем, коллега!

Вчера журналист и писатель Ольга Крупенье отметила юбилейный день рождения.

Коллектив Издательского дома НАО от души поздравляет Ольгу Петровну! Желаем всех благ и вдохновения на новые талантливые строки!
Ольга Петровна – наша коллега по газете, всей душой полюбившая Крайний Север. Она – автор четырёх книг прозы, лауреат национальной премии «Писатель года» в номинации «Романтика» в 2013 и 2014 годах.
В этом номере газеты мы знакомим читателей с её рассказами.

 

Бричмулла

Пошли с внучкой в Питере на концерт бардов Никитиных. Конечно, они исполняли на бис знаменитую «Бричмуллу».
Но для меня Бричмулла – далеко не только песня. В первую очередь это горы, где прошли мои юность и молодость. Куда выезжали на отдых ташкентцы? В Чимган, Бричмуллу, Хумсан. Где купались? В Чарваке, Угаме, Чаткале.
И сегодня, когда произношу эти названия, на меня веет прохладой горных речек в знойный день, пряным запахом трав, кизячным дымком из аулов, слышатся стрекотня кузнечиков и крики беданы, как называют на Востоке перепелок.
Вспомнила я и то, как литовала в восьмидесятые годы уже прошлого века к очередному бардовскому фестивалю на Чимгане тексты супругов Никитиных. Я работала тогда литконсультантом в Ташкентском областном отделении Союза писателей.
Перед фестивалем к нам поступили из обкома компартии песни, которые должны были на нём исполняться. Это теперь можно петь где угодно и что угодно. А тогда каждое слово, вброшенное в массы, находилось под строгим идео­логическим контролем.
Поэтому песни надо было тщательно изучить – на предмет их полного соответствия политике партии, и утвердить, или залитовать, как это называлось. Какими-то неведомыми путями они дошли до моего стола, хотя ни до, ни после ничем подобным мне заниматься не приходилось.
А теперь представьте состояние молодой женщины, в руки которой попали тексты песен суперпопулярных тогда бардов. И от моей закорючки – человека, который им в подмётки не годится, а именно так я себя ощущала, зависит, будут ли они звучать на гремевшем на всю страну Чимганском фестивале.
Чувствовала я себя очень странно. Особенно, когда дошла до песни на стихи Шекспира. Думаю, сэр Уильям в гробу перевернулся, когда я писала заключение о соответствии его сонетов линии компартии Советского Союза.
Слава богу, время, когда надо было заниматься цензурой шекспировских текстов перед бардовским фестивалем, кануло в Лету. Хочется верить, что навсегда.

 

 

Вирус

История начала девяностых. Apple в Ташкенте презентует персональный компьютер.
То есть, происходит это в городе, где еще нет компьютеров в принципе. Как нет факсов, мобильных телефонов, копировальной техники и многого другого. Где устойчивая междугородная связь кажется волшебством, а немецкая пишущая машинка «Эрика» – верхом комфорта.
Аудитория ошалело смотрит на нечто, напоминающее небольшой телевизор, что, по словам людей в хорошей одежде из-за границы, может дать моментальный ответ на любой мыслимый и немыслимый вопрос, а ещё редактировать тексты, исправлять ошибки и отправлять письма на другой конец земного шара.
Присутствующие в шоке. За такое в шестнадцатом веке не просто бы сожгли на костре, а разобрали по косточкам.
Представитель компании тем временем иссяк и обращается к залу: есть ли вопросы?
Вопросов нет. Какие могут быть вопросы, когда никто ничего не понимает.
Но неожиданно вопрос рождается. Встаёт представитель местной литературной газеты и, потрясенный собственной смелостью и эрудицией, говорит: «Слышал, что бывают компьютерные вирусы».
– А скажите, пожалуйста, компьютерный вирус опасен для человека?
Представителю Apple надо отдать должное, он совершенно серьезно отвечает:
– Нет, компьютерный вирус для человека неопасен.
Красный, счастливый, возбужденный журналист садится.
Коллеги одобрительно хлопают его по плечу:
– Ну, ты даёшь! Сила! Знай наших!
Кстати, несколько лет спустя, когда компьютеры появились в ташкентской жизни, и продвинутые воры обратили на них внимание, крали они только мониторы, никак не соотнося с чудом прогресса стоящий рядом невзрачный металлический ящик.

 

Из записных книжек

Изобретатель

Ташкент. Лето. Послеобеденное пекло: плюс сорок семь в тени. Народ в редакции напоминает сонных мух. Я сижу в кабинете и пытаюсь не клюнуть носом. Не пишется, не думается.
И тут за бетонной стенкой, в кабинете редактора промышленного отдела, милой интеллигентной дамы, любимицы всей редакции, раздаётся страшный грохот. Через несколько секунд грохот повторяется.
Я кидаюсь на выручку. Ольга Ивановна такие звуки генерировать не может, за стенкой явно что-то случилось. Выбегаю в коридор и вижу несущихся навстречу коллег, то есть, в спасательной операции я принимаю участие не одна.
Мы распахиваем дверь промышленного отдела, и нашему взору предстает жуткая картина: бледно-зелёная Ольга стоит, вжавшись в стенку, а перед её носом размахивает кирпичом здоровый амбал. Пол и стол усыпаны кирпичными обломками.
Наши бравые редакционные парни кидаются на мужика, разоружают и скручивают. Он не особо-то и сопротивляется.
Выяснилось, что это был безобидный изобретатель-самоучка, который придумал для кирпичей какую-то гениальную добавку из верблюжьего молока, делающую их практически неразбиваемыми, и демонстрировал Ольге ее свойства.
Сначала шарахнул о стенку кирпич одного кирпичного завода и удовлетворенно констатировал, что он разбился. Потом другого завода. Тоже разбился. А потом хотел продемонстрировать свой замечательный кирпич. Но не успел.
Горе-изобретателя выдворили. Ольгу напоили валерьянкой. Сон пропал. Жить стало веселее.

Дух войны

В Ташкенте в восьмидесятые годы я немного общалась с известным узбекским кинематографистом Маликом Каюмовым, тогда уже очень немолодым, даже старым человеком.
Свою карьеру в кино он начинал оператором задолго до Великой Отечественной войны. Собственно, был одним из первых, если не вообще первым, оператором-узбеком.
Однажды он мне рассказал, как группа советских учёных вскрывала могилу Тамерлана в Самарканде. А он в качестве оператора должен был заснять этот процесс.
Накануне вскрытия к учёным пришли старейшины и сказали, что могилу Железного хромца, как называли современники Тимура, трогать нельзя. Иначе будет выпущен на волю дух войны, и это принесёт человечеству неисчислимые бедствия.
Время было советское, с суевериями боролись, поэтому старейшин вежливо выслушали и выпроводили, а на другой день приступили к делу.
Каюмов вспоминал, что, когда подняли плиту (она, если мне не изменяет память, выпилена из огромного нефрита), из могилы потянулся голубоватый шлейф пыли. Присутствующие пошутили на тему того самого потревоженного духа и занялись царственными костями.
Было это двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок первого года. На следующий день началась война.