В конце прошлого года старейшее учебное заведение округа – Ненецкий аграрно-экономический техникум – отпраздновал 80-летие. Но сегодня мы хотим рассказать не о юбилее, который, как и надо, провели красиво, с размахом. Когда-то, когда техникум носил другое название, – НЗВТ (Ненецкий зооветеринарный техникум) здесь посчастливилось работать учительнице русского языка и литературы, прекрасной женщине Любови Филипповой. Или это техникуму посчастливилось и студентам 70–80-х?
Мы предоставляем слово Любови Ивановне Филипповой…
Главное измерение жизни
На Востоке народная муд-рость измеряет полноту жизни воспитанным сыном, написанной книгой, выращенным деревом.
Христианские святые – любовью к ближним.
Иван Бунин считал, что человек прожил жизнь не зря, если хотя бы один день жил, охваченный любовной страстью. Писатель Юрий Олеша измерял жизнь творческой плодовитостью: «Ни дня без строчки».
Можно и попроще, например, сколько стран, городов, морей, рек, гор ты увидел своими глазами.
Еще проще – вещами. Чеховский Акакий Акакиевич весь уместился в свою шинель.
Почему бы и не сосчитать, сколько у тебя было любимых вещей? Наше поколение не избаловано вещами, мы воспитаны в духе противоборства «вещизму», поэтому любимые игрушки, обновы, одевки пересчитать легко. Это сейчас барахла много, а любимого все меньше.
Хорошо сосчитать места, где ты жил, учился, это легко. Труднее – удачи, неудачи, праздники настоящие, встречи, разлуки.
Сколько подарков ты сделал, не походя, не в спешке, а с душой?
Сколько сделали тебе – не для формы, а искренне, душевно? Была ли рыбацкая удача? Ягодная? Грибная?
Была ли в твоей жизни хоть одна поляна как огромный букет полевых цветов? Вырастил ли репку, как старик в сказке? Или невиданный урожай картошки?
Можно посчитать, сколько настоящих людей ты встретил.
Диогена, днем с огнем, искавшего Человека, понимаешь только к концу жизни, когда сам видишь: этот – человек, а этот – человекообразный.
Друзей настоящих тоже много не бывает – чего их считать? Врагов можно посчитать, если они явные.
По-моему, главное измерение в жизни – это измерение Работы, Труда: всякого – и общественного, и семейно-бытового, и труда души.
Моя работа – труд учительницы…
… измеряется множеством перечитанных и переработанных книг, журналов, пожалуй, грузовиком проверенных тетрадей, тысячами проведенных уроков, множеством встреч, разлук, десятками сохранившихся ниточек с любимыми учениками. Хотя любимы были практически все, но лишь с десятками связь не слабеет.
Очень важны и коллеги, начальство. Мне везло на хороших и очень хороших учителей.
Вот что помнится о работе в Ненецком зооветеринарном техникуме.
Парадная дверь в техникуме была всегда закрыта. Ходили через задний – очень неприглядный – вход. Сероватая штукатурка, местами обвалившаяся, издерганная дверь, куцый козырек над ней, отсутствие крыльца создавали, по крайней мере, недоумение, переходящее у кого-то в уныние, у кого-то в раздражение.
Студентам, похоже, это было до лампочки. Студенты техникума, как правило, шли по трудной дорожке из неблагополучной, чаще неполной семьи, через школьные тернии, где рвение учительниц, сеявших «разумное, доброе, вечное», натыкалось на их неприкаянность и взаимное непонимание, выливалось в двойки, тройки и горячее взаимное желание поскорее расстаться.
И вот она самостоятельная жизнь! Техникум! Свобода!
Экзамены были почти формальностью – принимали всех. Набор был по сорок с лишним человек на каждую специальность – и на ветеринаров, и на зоотехников, и на бухгалтеров.
Стоп! У бухгалтеров экзамены были не формальностью. И учились они на совесть, а не на страх...
Учителя
Любовь Фёдоровна, мать четырех дочерей, была матерью всем, кого учила английскому языку, жизни, доброте. Ее студенты ходили к ней в гости, знали ее семью, родню, любимые песни, любимую еду...
Семья – самое трудное дело в жизни. На семью нужны золотые кирпичи терпения, такта, заботы, умения прощать, понять, выслушать. Кирпичей таких мало.
Татьяна Николаевна учила истории и общественно-политическим дисциплинам, была членом КПСС, но ее политическая окраска не пугала никого – все видели по ее глазам, голосу, фигуре ее главное – доброту.
Людмила Андреевна учила немецкому языку, напускала на себя вид крайней строгости и требовательности, никого не обманывавший, была она воплощением доброты.
Директор Ефим Тихонович вел уроки коневодства. На лекции он приносил предметы конской упряжи. В сочетании с его безупречным костюмом, лысой головой интеллектуала, спокойным достоинством, лицом, выражавшим уважение к себе и ко всему окружающему, – атрибутика его предмета шла на уровне хитроумных приборов физика-электронщика.
Ефим – значит благодушный. Тихон – тихий. Так и было. Со своей женой, похожей на грузинскую царицу, и не только именем Нина, Ефим Тихонович жил прямо в техникуме.
Нина Григорьевна работала библиотекарем.
На войне она служила в медсанчасти. Ей приписывали поклонников из числа полковников и генералов.
Ефим Тихонович был ранен и должен был умереть от кровопотери. Но Нина спасла его. Она была выше Ефима на голову. Жили дружно, хотя царица оставалась царицей.
Виталий Васильевич – бывший ветеринар, конечно же, вел ветеринарию. Монументальный, с громким голосом, безукоризненно одетый, модный, в блестящих ботинках.
Со старшими он всегда ладил, особенно после практики, а вот первокурсники долго привыкали к его манерам.
Обращался к студентам примерно так: «Тетя Вера, к доске!», «Сегодня ответит урок... вот ты, шалопай», «Полосатенькое платье, отвечай!»
Как сейчас слышу один из его диалогов. Виталий Васильевич идет по коридору, его обгоняет один из «шалопаев», другой с матом догоняет.
Виталий Васильевич грозно останавливает:
– Эй ты, обозный мужик!
– Че обзываетесь? Еще преподаватель.
– А… (следует нецензурное слово из трех букв) ли ты материшься в учебном заведении?!
«Шалопаи» звали его между собой Виталий Кабанович или Кабан Васильевич, но, между прочим, хорошо к нему относились.
Его фамильярность раздражала интеллигентных, строгих, организованных, требовательных и ответственных преподавателей ветдисциплин Марию Степановну, Татьяну Алексеевну, Татьяну Николаевну, Евгению Ивановну и лаборантов.
Лаборанты помнятся мне хорошо. В первую очередь, трудолюбием, добросовестностью и воспитанностью. За мизерную зарплату они красиво и честно трудились и вместе с преподавателями, администрацией, техперсоналом создавали неповторимую, особую атмосферу учебного заведения.
Строгость – уважение к ученику...
В тот август, когда я пришла временно заменить учительницу, ушедшую в декретный отпуск, коллектив еще был в отпуске.
В пустом техникуме я встречалась с группой городских детей, которые готовились к поступлению. После школы слово техникум звучит очень солидно.
Подготовительные курсы я вела, сознательно и бессознательно внушая детям почтительное уважение к храму науки.
Одна из мам при встрече мне сказала: «Вы так строжите детей, будто готовите их в МГУ. Все равно ведь примете, конкурса нет». А вот сын ее был вполне доволен. Он проникся уважением к себе, когда с него спросили без всяких скидок.
Все студенты делали зачетные поделки по декоративному искусству на выставку в день открытых дверей. Работы было много, нового много, простор для творчества, все было, кроме скуки.
Классное руководство
Мне повезло со старостой. Галечка (теперь Дудина) родилась с талантом организатора. Низкий поклон ее родителям, привившим ей любовь к аккуратности, ответственность. Светленькая, тоненькая, высокая девочка с красивыми глазами и взрослым взглядом.
По примеру Любови Фёдоровны, я стала приглашать своих домой. Девочки приходили чаще, бывали и мальчики. Один раз чай пили всей группой.
Мои дочери (одной семь лет, другой четыре) очень любили, когда мамины студенты, шумные, веселые, смешливые, красивые приходили к нам.
Младшенькая все старалась встрять в беседу. И раз вогнала меня в краску.
«А моя мама вчера мне сказала…» – И четко повторила нехорошее словечко, которое вырвалось у меня, когда она полезла за посудой и разбила несколько чашек и блюдец.
Я замерла. Позор! Навеки пропал мой авторитет!
Все притихли, а Лариса сказала: «Ну и что? Скажи спасибо, что мама тебя не отлупила. Других детей знаешь, как бьют? Особенно кто посуду берет без спросу и болтает лишнее».
Никогда не забуду, как захлестнула меня горячая волна благодарности к милой девочке.
Приходили мои в гости и после окончания техникума. И веселой компанией, и по одному. Раз слышу звонок: стоит солдатик. Это Володечка после армии вернулся. Шутит: «По вашему приказанию явился!».
Парадокс...
Оля была очень красива, но криклива, драчлива, плаксива. На втором курсе стала много прогуливать. Я едва отыскала ее на какой-то квартире у сомнительной знакомой. Не успела начать разговор, как она завопила: «Ну и сообщайте! Сообщайте, что ушла из общаги! Еще скажите мамочке, что я беременна».
Разумеется, сообщила. В ответ услышала, что я – дрянь, которую государство поставило следить за детьми, только зря получаю деньги, недоследила за ее девочкой, радуюсь позору, вместо того, чтобы принять меры. Далее шел совет – договориться с врачами и сделать аборт. В ответ я сказала, что дети – не позор, а божий дар. Что от первого аборта может быть бесплодие. Что ее дочь добрая и хорошая, а мальчик из хорошей семьи и хочет жениться.
Скоро была свадьба, на которой мать повторяла всем гостям, что дети – дар божий, а не позор, что гордится дочерью.
А Оля родила и... переродилась. Она стала почти отличницей, куда исчезли ее капризы, задиристость? Ответственность материнства не мешала, а помогла ей успешно доучиться!
Состоялись!
Из моих мальчиков доучилось семь человек.
Очень положительным, серь-езным, спокойным был Серёжа К. – из очень хорошей семьи. Папа – партийный работник, порядочный человек, писал нехитрые, но добрые стихи о городе, работе, друзьях.
Серёжа написал и для меня в том же духе. Состоялся как семьянин, общественник, имеет хорошую работу и репутацию, один из самых активных краеведов.
Танечка В. и Лариса А. тоже состоялись – и на работе, и в семье. Лариса – зоотехник, Таня – специалист в местной администрации. Оля также состоялась.
Погиб наш красивый мальчик Саша Н. Все его помним и жалеем. Не так давно умер Миша Т. – любимец группы. Как часто ходили ребята к нему домой, и их всегда приветливо и хлебосольно встречали Мишины родители!
Володя Н. был очень маленького роста. Добрый, послушный, рос с мамой и очень дружил с ней. Очень старательно занимался спортом, физкультурой – и очень вырос, особенно в армии. Возмужал, а глаза навсегда остались детскими, доверчивыми. Состоялся и в семье и на работе.
Встретила лет семь назад в Ухте на вокзале Серёжу Л. из Каратайки. Живет хорошо, имеет трех сыновей, дети отлично учатся, жена и он – в коммерции. Очень звал в гости, но у меня не было времени.
Нельзя умолчать о нашей Наташе. Она была старше всех, приехала с юга. Молчала только когда спала. Остальное время – воспитывала. И по делу. Девочки не обижались на нее, была она справедливой. И выручит, если надо, не только отругает.
Они с Галей будили всех остальных по утрам. Но не всех можно было разбудить. Помню, и мне приходилось ходить в общежитие и поднимать их. Однажды разбудила, все, вроде, проснулись. А Катя не пришла на занятия. Девочки вернулись с уроков – она все еще в постели. Потянулась и говорит: «Ой, а мне приснилось, что классная меня будила». Полярная ночь!
Наташа вышла замуж, родила трех сыновей, много раз уезжала к себе на родину, но возвращалась. Душой по-прежнему молода, проявляет активность, борется за справедливость. Где бы ни работала – везде пригодилась.
Еще курьезы...
Помню случай с Наташей. Наша группа, поскольку я вела литературу, отвечала за литературные вечера. Один был посвящен Бажову, другой – 9 Мая.
Ко Дню Победы ставили пьесу по поэме Твардовского «Василий Тёркин», по главе «Смерть и воин». Надо сказать, группа готовилась к вечерам вдохновенно, не жалея ни сил, ни времени.
У Бажова для инсценировки мы взяли красивую сказку «Синюшкин колодец». Кто готовит декорации, кто учит роли, кто суфлирует. Наташа должна была прочитать маленькое сообщение о писателе, вероятно, был его юбилей.
Наташу поставили за трибуну в центре, объявили, открыли занавес – пусто! Ищем, ищем – нет Наташи! Смех. Я иду на сцену, импровизирую сообщение.
Но где же Наташа?
Вечер тем временем идет своим чередом. Рассказчик читает сказку, герои начинают действие.
Но где же Наташа?
Конец сказки, аплодисменты, успех, занавес закрывается.
Из щели в стене за задником сцены выдавливается наш бледный трясущийся докладчик! Ну, посмеялись. Страх перед публикой – вещь понятная и более достойная уважения, нежели современное бесстыдство.
Как меня отчитали за стенгазету
Кроме уроков, классного руководства, обязательной была общественная работа. Я занималась стенгазетой.
Недавно мы с Галей, старостой, вспоминали ее.
Размер газеты был большой, выпускалась она к праздникам. Тематика была самая простая и близкая – учеба, практика, общежитие, любовь и дружба.
Признаюсь, политики практически не было, что не нравилось партийному сек-ретарю, им был Виктор Николаевич Сятищев. Однажды выпускать газету оказалось не на чем. Не нашли бумаги.
А я давно присматривалась к стопочке портретов членов политбюро. А вдруг не заметят? Была – не была! Повернули всех лицом к стеночке, склеили и сделали номер.
Партийная бдительность не подвела Виктора Николаевича. Подозрительно гладкая бумага! Кнопочку отщелкнул, заглянул – а на него Косыгин с Подгорным смотрят!
Газету сняли, благо, что студенты ее уже успели прочитать. Меня вызвали в партком и отчитали. Напомнили, что лет на тридцать раньше я могла за это и в лагерь загреметь.
Запомнился такой курьез. Учился у нас один студент одиннадцать лет. Регулярно отчислялся за пьянку, тут же устраивался кочегаром, а на следующий год продолжал учебу. К нему привыкли и даже как-то полюбили, был он безобидный, тихий.
И вот он получает диплом. Добрые дети наши устроили ему такую овацию!
Еще о работе и людях
В один из годов был большой недобор. Нина Кузьминична, молодая, активная, деятельная привезла из Чернигова целую группу девочек. Хохлушечки хорошо учились, веселые, боевые. В комнатах уют завели: салфеточки, коврики, вазочки, веточки. Для некоторых стал Нарьян-Мар судьбой на всю жизнь.
За четыре года моей работы пережили мы две невосполнимые потери: умерли Иван Сергеевич Кокин и Геннадий Павлович Тоскунин – оба Учителя с большой буквы, сильные, настоящие люди. Как их любили преподаватели и студенты!
Моя группа – зоотехники. Из ветеринаров всегда по-доброму вспоминаю двух взрослых студентов. Один из них – Евгений Берляков, он очень хорошо влиял на однокурсников. Авторитет у него был заслуженный. Начитанный, думающий, правильный – я его мысленно называла веткомиссаром.
Два года я вела уроки у бухгалтеров и очень любила с ними работать – обязательные, старательные, умненькие девочки, мальчишки такие же, но их было два-три всего. Помню, что студентов привлекли к работе на сенокосе. После приходит женщина и спрашивает начальника у студентов-бухгалтеров.
Я ее веду к классному руководителю Татьяне Николаевне Артеевой. Спрашиваю: «Что случилось?».
Отвечает: «Случилось, что я только во время войны видела, чтобы люди так честно и добросовестно работали, как ваши девочки-бухгалтера. Вот и пришла, чтоб начальство ихнее знало. Я прямо плакала, когда видела их. От радости плакала».
Точно говорят, что человек, как правило, последователен. Если учится на совесть, то работает так же.
Мысли вдогонку...
Почти во всем мире принято считать русских бездельниками. Есть такие, точно. Но обобщения нельзя делать. Если сравнение всякое хромает, то обобщение вообще не ходит, не должно иметь место. Очень хорошо сказал об этом первый нобелевский лауреат по литературе, французский поэт Рене Сюлли-Прюдом:
Различны люди: Тьма и блеск!
Скала – и брызги водопада!
Всех подводить под общий знак –
Пустые бредни верхогляда!
Мы очень разные. Разные очень были и наши студенты. Бездельники отсеивались.
Я мало поработала в техникуме, всего четыре года, но многому научилась там и благодарна своим коллегам и ученикам.