Мне повезло, школу информационщика я проходила в девяностых в «Интерфаксе».

Сначала работала собкором по Узбекистану, потом начальники перевели меня в Петербург и какое-то время, до переезда в Нарьян-Мар, я рулила северо-западным филиалом информагентства.

Коллектив у нас был небольшой, молодой, влюблённый в профессию, креативный, местами безбашенный. Поэтому, когда в 1999 году наши руководители предложили нескучно отметить 10-летие «Интерфакса», мы решили в честь юбилея прыгнуть с парашютами – всем филиалом.

Раньше, кстати, никто из нас с ними дела не имел. Но зато мы дружили с бывшими десантниками. А поскольку они были не менее рисковыми и безбашенными, чем мы, то нас горячо поддержали. Договорились, что в ближайшие выходные нас сбросят на военном аэродроме под Питером.

И тут начало происходить странное. Вся сильная мужская половина нашего информбюро под тем или иным благовидным предлогом от ответственного мероприятия стала отваливаться. Причины, конечно же, у всех были веские. В итоге остался слабый пол: я и мои коллеги, Ирина и Галина.

Где-то глубоко внутри каждая из нас, возможно, тоже уже пожалела о затеянном, но отказаться от прыжка было ещё страшнее, чем прыгнуть. Так уронить себя в глазах друзей-десантников мы не могли.

В назначенный день нас доставили на аэродром, нацепили на каждую парашют и шлем и провели краткий инструктаж: как открыть запасной парашют, если не сработал основной, и как надо приземляться. Не пытаться устоять на ногах, а сгруппироваться и падать туда, куда потянули стропы. А потом погасить купол.

И вот уже вертолёт взмывает вверх. Ближе всех к раскрытой двери сидела я. Чтобы унять предательскую дрожь, я сжала руки и стиснула колени. Стиснулись они плохо, потому что стали ватными. Рядом беспрерывно хихикала Ирина. Галина что-то бубнила; прислушавшись, я поняла, что она на чём свет стоит костерит меня, из-за которой её маленький сын может остаться сиротой.

Над нами возвышался инструктор, у которого было несколько тысяч прыжков, и откровенно потешался. Судя по всему, не очень-то верил в нашу затею, потому что сказал:

– Кто прыгать больше не хочет, может отойти в хвост вертолёта и не мешать другим.

Посрамить честь «Интерфакса» мы не могли, поэтому остались. А потом было как в кино: «Первый пошёл!» В голове метнулась единственная мысль: какое маленькое поле внизу, как же на него попасть? Больше мыслей не было. Я зажмурилась и бухнулась вниз.

Коротенький полёт, несильный рывок, и купол раскрылся. Я открыла глаза и ахнула. Передать это словами невозможно! Ощущения полёта не было, было ощущение невероятной лёгкости, безграничного простора и остановившегося времени. Чувство внезапно нахлынувшего счастья заполонило каждую клеточку. Хотелось кричать, смеяться, петь и плакать одновременно!

Закончилось это до обидного быстро. Неумело управляя парашютом, я приземлилась на лётное поле, которое оказалось не таким уж маленьким. Меня потянуло вперёд, я брякнулась на коленки и, потянув за нижние стропы, как нас учили, погасила купол. Неподалёку приземлилась Ирина, а ещё чуть поодаль Галина.

Через минуту мы, схватившись за руки, скакали по траве и визжали, как ненормальные, на всю, наверное, Ленинградскую область: «Пры-ы-ы-гнул-и-и!!!»

Интересной была реакция моих уже довольно взрослых сыновей, когда я, сияя как медный таз, появилась дома. Старший обозвал меня безответственной женщиной. А младший промолчал. Но в ближайший выходной рано утром исчез и появился к вечеру такой же сияющий, как я недавно: «Мама, и я прыгнул!»

…До сих пор не могу себе простить, что не стала в юности заниматься парашютным спортом, тем более что школа ДОСААФ была на соседней улице. Большего кайфа, чем прыжок с парашютом, я в жизни не испытывала!