Живу я в Архангельской области, в поселке Двинском Верхнетоемского района. Недавно пошла в сельскую библиотеку и увидела альбом о Нарьян-Маре, выпущенный к юбилею заполярной столицы. Я в таком восхищении и восторге от вашего города!

А ведь я родилась в далеком 1938 году в Нарьян-Маре, еще двумя годами раньше туда приехали мои родители Иван Григорьевич и Анастасия Кулижские. Папа работал бондарем на рыбзаводе, мама – техслужащей в конторе морпорта и ночным сторожем на складе. Очень много осталось в памяти ярких, интересных воспоминаний, да и всяких казусных случаев в моем послевоенном детстве было предостаточно. Хочу поделиться ими с земляками.

Жили мы в длинном бараке по улице Красной, комнатенка была маленькая, но уютная. Напротив нашего жилища был Дом пушнины, охотники сдавали туда шкуры лис и песцов. Перед ним – небольшой палисадник, в нем какое-то время стоял самолет. А за палисадником – милиция, я ее хорошо помню, потому что мама хотела меня сдать туда в воспитательных целях.

А дело было так. В 1945 году я пошла в первый класс. Что такое сделала, не помню, но учитель отобрал мой портфель и велел прийти за ним маме. Но мама сказала, что я сама его должна вернуть. Только после того, как я рассказала, что мама решила сдать меня в милицию, учитель вернул мой портфель.

Помню до мелочей, как ушла в свой первый и последний рейс моя сестра Глафира. Она не смогла поступить на курсы медсестер и пошла на курсы мотористов, окончила их с отличием. У нас в семье были одни дочки, я – восьмая. Папу на фронт не взяли из-за болезни легких. Вот Граня в свои 18 лет и стремилась на фронт защищать Родину. Настал день, когда она должна была уйти в рейс. Платьице бледно-синее в цветочек, черный жакет, белый беретик, бидончик с морошкой в руках… Встала на пороге, махнула всем рукой, улыбнулась и побежала, только долго был слышен стук ее каблучков. И все… Много лет спустя нам прислали фотографию памятника буксира «Комсомолец», на котором погибла Глафира.

Сестра Фаина окончила педагогическое училище и была направлена работать в базовую школу-интернат, где жили и обучались дети оленеводов. Иногда сестра брала меня с собой, очень запомнилось вкусное какао из бачка, что стоял в коридоре, с одной кружкой на цепочке. Недолго довелось мне лакомиться тем какао – сестра простудилась после выгрузки на реке дров и страшно заболела, полгода была без движения. Лечила ее, а потом и моего папу, врач Рена Батманова, замечательный, добрый, отзывчивый человек. Она посоветовала сестре сменить климат, вот так она, а затем и все мы, оказались в Верхнетоемском районе.

Вместе с мамой и младшей сестренкой мы покидали Нарьян-Мар летом 1948 года. Рейс был на пароходе «Юшар», может, кто-то еще помнит этот опасный рейс. Мы попали в девятибалльный шторм, судно выбросило на остров Колгуев, к счастью, все обошлось, пассажиры не пострадали. Трое суток, пока бушевал шторм, мы стояли на мели неподалеку от острова. Было страшно, все измученные, уставшие. На рыбацких ботиках нам доставляли воду, какую-то еду. Помню большие соленые огурцы, черно-зеленые, помятые, мы их сосали, и вроде становилось легче. Один из ботиков разбило о берег. Наши моряки ездили на шлюпках и взрывали мины, которые прибивало к «Юшару», а в Нарьян-Маре говорили, что теплоход подорвался и затонул. Через три дня, во время прилива, рыбаки помогли «Юшару» сняться с мели, и мы благополучно отправились в Архангельск. Долго за нашим кораблем плыли тюлени, такие чудные усатые, глазастые. Я, десятилетняя, очень любознательная девочка, стояла на палубе и наблюдала, как меняется цвет морской воды: от желтоватого до коричневого, потом – темно-зеленого, наверное, это зависело от глубины.

Я помню, что в Нарьян-Маре летом мы никогда не ходили в одних платьицах. Все время было холодно и дул ветер. Мама сшила нам очень нарядные пальтишки. Папе на работе дали парусин на пошив робы, а мама ткань покрасила ягодами психи – материал стал красивого черно-синего цвета – и сшила нам обновки. На голове были темно-бордовые шапочки, сшитые из плакатов, буквы после стирки стерлись, получились очень симпатичные капоры. Так что на улице мы никогда не мерзли. Сейчас, говорят, в Нарьян-Маре совсем другая погода летом.

Вспоминаю один казусный случай. Мы, ребятишки, стайкой часто паслись около ресторана, он находился где-то рядом с рекой, повара нас там подкармливали. Однажды мы нашли большой кусок сахара. Он был грязный и почти окаменевший, нам его и не откусить. Решили мочить его в реке, где стояли пароходы и вода была радужно-красивой. Мы опускали эту сладкую находку в воду и по возможности откусывали. Но последнему из нас, пятилетнему Юре, лакомство не досталось, мы уронили сахар в воду и он растаял. Рев стоял на весь порт, да такой, что моряки с судов по очереди прибегали к нам и угощали кто чем.

Помню сильное наводнение в Нарьян-Маре, у нас под окнами стояла лодочка-байдарка, на ней и передвигались. Папа был настоя-щим тружеником, после работы дома лудил посуду, лил ложки из алюминия, многие к нему приходили за помощью. Я любила наблюдать за его работой.

Конечно, помню мою маму-труженицу. Она очень хорошо ориентировалась в лесу и на болотах. Поэтому в доме всегда было много морошки, голубики, грибов. Мама старалась подработать, в свободное от основной работы время отмывала от мазута баржи, чтобы заработать денег нам на одежду и лечение сестры. Мы были всегда опрятно одеты, чулочки заштопаны. Даже не знаю, когда мама спала.

В бараке мы жили дружно. У нас был большой самовар, мама вскипятит его и позовет соседей на чаепитие. Приходили женщины, приносили сахарок, сушки, рыбку. Долго разговаривали за чашкой чая, пели песни. Я их помню в красивых зеленых сарафанах. Мама их называла ижемки и устьцилемки. Помню женщину Лемехову, имя-отчество запамятовала, очень она опекала нашу семью. Кажется, ее муж был начальником порта. Вместе с мамой они часто ходили в лес.

Мама зимой ходила ловить рыбу, мы ее ели мороженой. Рыбка небольшая, ее называли магиши. Ловила мама и куропаток.

В Нарьян-Маре я больше не бывала, да, наверное, уже и не побывать, но город и мое детство в нем навсегда остались в памяти. На этой земле остались могилы отца и сестер, Глафира похоронена в Амдерме, куда ее и других погибших доставили после гибели буксира «Комсомолец».

Забыть Нарьян-Мар невозможно. И очень радостно, что заполярный город так преобразился. Счастья всем жителям Нарьян-Мара, трудовых и творческих успехов!

Галина Ивановна Толстикова, п. Двинской Архангельской области