Выучейский с улицы Выучейского. И житель посёлка …правильно – Выучейский! Бывший оленевод, вернее, оленевод (бывших не бывает) Пётр Евлампьевич Выучейский.

Воспользовавшись счастливым случаем непредвиденного знакомства, наш корреспондент разговорился с ветераном отрасли, интересным собеседником оказавшимся.

В тот год была Победа

Пётр Евлампьевич – дитя войны, родился в июле 45-го, когда, казалось, не перестанет звучать над оживающим после долгой зимы краем рокочущий бубен пролетающего в упряжке небесных оленей глашатая, несущего ликующую весть о конце войны, когда и в суровой тундре нашей, в сердцах жителей чумов, избушек и станков, в сердцах каждого – и старого и малого – цветут тюльпаны Великой Победы.

И возвращаются солдаты в деревни и стойбища, залечиваются раны, отстраиваются жилища, возвращается медленно и трудно ещё полная лишений и неимоверного напряжения сил, но уже мирная жизнь.

А значит, крепнет в душах людей советских уверенность и решимость восстановления руин самой тяжкой и кровопролитной войны в истории человечества. Не оттого ли так жизнелюбивы, так жизнестойки и оптимистичны они – дети вой­ны, с первых дней своей жизни познавшие цену тёплому хлебу и мирному небу?

Рождённые для кочевья

Петя родился в семье потомственных оленеводов. Отец семейства, Евлампий Павлович, кочевал с женой, Анной Григорь­евной, семьёй и оленями в тундре близ посёлка Выучейский.

Подрастая, привыкали к кочевой жизни, к нелёгкому труду оленевода и Петя со старшим братом Гришей. Десять лет Пете стукнуло, когда, в 1955 году, отца вызвали в контору и поручили наладить оленеводство в Патрикеевке, что под Архангельском, возглавить там бригаду. Поплыли на пароходе – со всем скарбом – возами, узлами и собаками.

– Там, в Патрикеевке, из оленеводов оставались только два брата, и те – лесовые, единоличники со своими оленями, которые к колхозу не привязаны, всегда могут откочевать куда-нибудь, – пояснил оленевод-пенсионер Пётр Евлампь­евич. – Лесовые эти жители – тоже коми, как и мы, но олени для них – не главное, они любят охотиться и рыбачить, а оленей у них немного. Вот отца и отправили на усиление. В Патрикеевке мы работали года три – ямдали у посёлков здешних – Патрикеевка, Майда, Мигра. Старший брат, Гриша, он довоенный, с 1939 года, помогал отцу, я у них всему учился. У нас и старшая сестра есть, Марина, 1936 года рождения, ещё во здравии.

Но вскоре работать со стадом стало совсем некому – лесовые братья откочевали, ушли со своими личными оленями, бригаду оленеводов пополнить некем было. Оленей пришлось забивать и сдавать государству – благо, в Патрикеевке был мало-мальский убойный пункт, комбинат по переработке мяса.

– Лето до зимы перебедовали и поехали своим ходом, на оленьих упряжках, в родную тундру, – вспоминает Пётр Выучейский. – Ехали через Мезень с возами, на нескольких нартах – отец, мама, Гриша, сестра управляли, я помогал. А со стадом – своих личных оленей было немало – без собак-оленегонок трудно было бы управиться.

Знаменитые ненецкие оленегоночки – некрупные собачки с дружелюбным характером, верные, умные, выносливые. Умение обращаться со стадом впитывают словно с молоком матери – незаменимые помощники оленеводов! А какие быстрые – катится, как шарик, даже по глубокому снегу не отставая от снегохода.

Долго кочевала семья до Нарь­ян-Мара, оленям-то кормиться в дороге надо – в лесу, в борах едят кустики разные, копают мох. Добрались до Индиги уже к исходу зимы, родители стали работать в индигском сов­хозе.

Школа, армия – как у всех

– А насчёт учёбы в школе у меня не очень, чтобы очень: родители постоянно переезжали из деревни в деревню, из школы меня забирали, конечно, а интерната не было, на квартирах жил. Из одной школы – в другую, оттуда – в третью, сами понимаете... Учился, получается, урывками, но 6-й класс одолел всё же, – улыбается собеседник. – Любил резьбой заниматься – шкатулочки, статуэтки, поделки разные – и на уроках труда, и сам по себе. Позже, после армии уже, доучивался три года в вечерней школе.

Служил Пётр в инженерно-технических войсках под Саратовом. Удивляла поначалу степь здешняя – заснеженная зимой, как и тундра, только часто большими оврагами изрезана, в которых ручейки и речушки протекают, да климат потеплее. А весной красота-то какая в степи цветущей – тюльпаны алеют, ветер ковыль колышет!

Но всё равно тосковал по тундре солдатик молодой, по родной обдуваемой ветрами мшистой тундре с редкими чахлыми кустиками, берёзками карликовыми, над простором этим солнце летом не заходит, а зимой не показывается из-за горизонта, да жгучий «ярый тундровый мороз выжимает бисер слёз», как отмечала долганская поэтесса Огдо Аксёнова...

Аргиш – аргишем, а женитьба – по расписанию

Отслужил солдат, которому выпало попасть в последний из призывов, служивших три года, отслужил как надо и – вернулся.

Супруга, Тамара Михайловна, – из деревни Волоковой, что далее Пеши чуток. Деревня небольшая, но в колхозе было много оленей, три бригады. Там с будущей супругой и познакомился в 1964 году.

– Так уж случилось, старший брат мой женился на младшей сестре, а я на старшей, – продолжает повествование о своей жизни Пётр Евлампьевич. – Познакомились – хорошая женщина. Приехала через месяц в Выучейский – здесь центральная база совхоза – стала работать на ферме, потом её заведующей назначили – здесь и проработала до пенсии. Хороший был совхоз – фермы, конюшни – всё было.

…Живут оленеводы в чумах или балках – на выбор. Балок удобен – разбирать-собирать при перекочёвке не надо, но в чуме места поболее. Тащат балок не меньше четырёх оленей или снегоход. В бригаде ставят два или три чума – в зависимости от численности – в каждом две или три семьи.

Для чума нюки и поднюки выделывают сами. Женщины выделывают шкуры – до 30 шкур на чум требуется. На одежду тоже надо шкуры и камусы обрабатывать, малицы и тобоки чумработницы шьют сами.

Оленеводство – образ жизни

Оленеводы тогда перешли на сменную работу – по месяцу. Но на зиму кочевали дольше – по три месяца. На смену в стадо ездили сначала на упряжках, после и снегоходы появились. Полозья нарт стираются по камням быстро – часто менять приходилось, возили из лесу подходящие корни возами, изготавливали их. Сейчас-то полозья саней снегоходных специальной резиной подбивают.

– В совхозе было девять бригад, оленей много было, – вспоминает, ностальгически вздыхая, оленевод. – В лесу на лыжах пасём, на упряжке-то неудобно меж деревьев. Собаки, конечно, – главные помощницы, без них в лесу делать нечего. Где-то в 1964-м сделали сменный режим работы, и семьи стали в посёлках жить, а раньше-то – все вместе, в чуме, с оленями – дети приучались к такому образу жизни. Мы уже учились в школе, в интернате, а сейчас и оленеводы все на технике.

Детство в чуме бывалый оленевод вспоминает с улыбкой – хорошо было, весело. Ребятишки играли, конечно, чаще всего в оленей – рога специально для них оставлял отец, тынзей детский изготавливал.

– Как оленей ловили? Да надо же смирных выбирать. А на осеннем забое в кораль загоняется стадо, там ловить легче, – поясняет хозяин тонкости работы. – Для себя заготавливали, конечно, на пропитание. Но и рыбы добывали много – жарили, солили, многие рыбу даже предпочитают оленине. В магазине затоваривались на всю зиму. На всю перекочёвку запасались хлебом – сухари сушили, муки набирали, лепёшки жарили на оленьем жире – вкусные! Крупы набирали, сахар-чай. Сушки в ходу были – не портятся. На весну-лето солили и мясо, и рыбу. Из свежей – сугудай, строганина зимой. Хорошо питались – всё свежее, экологическое.

Олени – не овцебыки

– Интересный случай тебе? Бывали, а как же. Так думали: пока волк оленя загрызает – можно поближе к нему подкрасться, – улыбается собеседник. – Как бы не так! Ползу, стараюсь, – да где там! Почуял как-то зверюга, чуткие они, сбежал. Пришлось только пугнуть его вслед выстрелом – стрелять в белый свет, издалека-то где же попадёшь.

Медведь – тот пострашнее и вреднее будет, считает тундровик. Весной он телёнка загрызёт – и съест только внутренности, как самое питательное:

– Чего олени-быки не забодают, спрашиваешь? Эк куда хватил! Нет у них такого в заведении. Может, одиночный какой бык и попытается от волков рогами отбиться, но сам не видал, не знаю…Нет у них такого, чтобы защищать своих. А зря, вот овцебыки-то как ловко приспособились – станут бычары в круг, прикроют телят – попробуй, волчара, возьми – когда кругом рога! Но то – овцебыки, они у нас не водятся…

Вечерами в чуме отдыхающая смена развлекается, даже в городки играют мужики. А в непогоду или зимой – беседы, побывальщинки, сказки-загадки.

Был в бригаде свой сказитель – старик Гаврила Хатанзейский, его, ещё крепкого, забрал в посёлке Бог – приблизился неосторожно к быку на ферме – тот его на рога и поднял, покалечил – вот бы такому против медведя силушку-то использовать…

– Дак привыкли-то мы с оленями – те редко кой раз бодаются, вот упрямые встречаются, ага. Таких, чтобы словить, загоняешь в юрок – малый кораль из возов и сеток – там и ловишь. Да ездовые-то быки у нас обычно приучены, передовым, главным, вожжой управляем, остальные – за вожаком. Не бывало почто-то, чтобы забодал олень-то до смерти, – поясняет мой собеседник.

Есть ли жизнь на пенсии

На пенсию оформили в 50 лет, но ещё долго – 10 лет – Евлампьевич работал бригадиром, потом перебрался в посёлок.

Здесь развернулся – завёл корову, лошадь – сено-то заготавливать-возить надо. Окрестности Выучейского – тундра, а луга – по реке Индиге. В совхозе – трактора, техника, конные косилки, грабли.

Потом завели коз, овец, кур. Жить стали охотой, рыбалкой в довесок к пенсии. Ездили на озёра, сети ставили.

…Пётр Евлампьевич и Тамара Михайловна воспитали пятерых детей. Старший, Олег, родившийся в 1964 году, в оленеводстве работал, уже на пенсии. Иван, 1971 года рождения, – подполковник полиции, живёт в Архангельске. Старшая дочь Светлана – в поселковом саду детей воспитывает, младшая – Ольга – лейтенант внутренней службы в Коми.

– Что делаю на пенсии? Вот, обед варю внукам. В мероприя­тиях Союза пенсионеров, в соревнованиях-то уже не участвую. А раньше брал призы на День оленевода, бывало, – тынзей метал, через нарты прыгал. Теперь и ноги не те, и руки ослабли, болят… Жалеть? О чём?! Я же потомственный оленевод, в тундре всю жизнь прожил – и ни о чём не жалею! – подытожил Пётр Евлампьевич.

Возвращаясь уже тёмным вьюжным вечером с улицы Выучейского, где зимой живёт у дочери потомственный оленевод, хранитель тундры Пётр Евлампь­евич Выучейский из посёлка Выучейский, вновь перебирал в памяти беседу нашу, и возникло понимание: вот так и надо жить – в согласии с самим собой и в гармонии с природой, данной Всевышним всем человекам на радость и устроение…