Вы здесь

Родимые лица и Волонга снится...

Берега Волонги – реки и деревни, ставшие родиной для многих жителей Мезенского района / Фото из семейного альбома Кашуниных и Назаровых

Говорят, что память – это понятие в равной степени как философское, так и медицинское. Человек – уникальная книга, несущая в себе информацию о жизни многих поколений.

Каждый из нас – это хранилище генетической и исторической памяти предшествующих поколений. Мы – есть то, что получили от них в наследие. Очень важно знать о том, где жили, чем занимались, что любили и что отрицали наши далёкие предки, потому что от этого во многом зависит наш сегодняшний день. 

Память человеческая способна возродить забытые имена и фамилии, лица давно ушедших от нас людей, как в кадрах немого кино, показать нам улицы уже не существующих на карте страны деревень, просторные лабазы, пойменные луга, крепкие бревенчатые срубы крестьянских изб, оленеводческие стойбища...

Если напрячь генетическую память, можно в звуках февральского ветра услышать гортанное пение старых ненецких сказителей, уловить скрип снега под копытами сытых оленей, услышать тихий шелест северного сияния в бескрайнем небе, называемом у ненцев жилище Нума. 

У ненецкого народа есть такое поверье: «Если хочешь, чтобы человека помнили, расскажи о нём другому». До тех пор, пока звучат имена и жива историческая память, наши предки находятся рядом, оберегая нас, неразумных, от бед и несчастий.

Событие, пропущенное через сердце, называется человеческой памятью. 

Нашим читателям старшего поколения, конечно же, есть что рассказать, о чём вспомнить. На долю многих из них выпали не только страшное военное лихолетье, голод, разруха, но и 30-е – время становления окружного хозяйства, время землянок и вынужденных переселенцев. Те, кому сегодня 80 и более в полной мере ощутили на себе трудности того времени. Поэтому их воспоминания имеют для нас огромную ценность и являются отголосками великой эпохи, отпечатавшейся в человеческой душе. 

 

Время счёт ведёт вековым пером

 

За последние полвека с карты нашей страны исчезли 15 тысяч больших и малых деревень. Ненецкий округ – не исключение. Исчезнувшие в НАО – в два раза превышают список нынешних окружных поселений. Кто сегодня вспомнит такие рыбацкие станы и деревни, как Горбы, Торна, Великое, Таратино, Лудоватое, Сахарово, Чупово, Северная Камбальница, Тарханово, Прищетинница, Скиты, Малые и Большие Девки, Просундуй, Носовая, Шапкино и другие, названия которых вы вряд ли когда-нибудь слышали. 

Но речь не о них. Сегодня поговорим о деревне Волонге, которая ещё жива, но и её в недалёком будущем может постичь участь Торной или Сувойной. 

Но Волонга помнит и былые времена!

Ветеран образования, ныне покойная, Александра Ивановна Кашунина раскрыла историю появления на карте нашего округа деревни с необычным названием ВОЛОНГА.

Как оказалось, с ней связаны судьбы многих известных в Ненецком округе людей. Кроме Александры Ивановны Кашуниной, Волонга стала в своё время новой родиной для учителей Александра Павловича Широкого и Елизаветы Фёдоровны Назаровой. 

 

От Нижи до Луды и Волонги 

 

Шёл 1937 год, время неспокойное и голодное. В соседнем с Ненецким округом Мезенском районе народ жил трудно, но весело, как в то время говорили, в духе пролетарского интернационализма. Поморы из старинных сёл Долгощелье, Сояна и Нижа славились своими промыслами, с окончанием полярной ночи по вешнему пути уходили в Белое море на тюленя и моржа. Море было общим для всех: и для мезенцев, и для ненцев. 

В это время в маленькой деревушке Нижа жили семьи Безбородовых, Селивёрстовых и Широких. Глава семейства Иван Николаевич Безбородов –ладный и крепкий хозяин, кроме своей мастеровитости и меткой стрельбе по морзверю, был знаменит ещё и тем, что участвовал в революции 1917 года (сначала на стороне царской армии, куда и был призван, а затем в составе пролетарских отрядов). Семья у Безбородовых была по деревенским меркам небольшая: жена Феоктиста Никифоровна (в девичестве Шуваева) и дети Таисья, Фёдор и Шура. Летом 1937-го Шуре Безбородовой (будущей Александре Ивановне Кашуниной) едва стукнуло 7 лет. 

Дети подросли, помощи от них стало больше, поэтому и решились родители переехать из деревни Нижа в более крупный посёлок – Долгощелье, где Иван Николаевич давно заприметил место под новый дом. Дел по завершении строительства было ещё много, но добротная поморская изба должна была стать родовым гнездом для нескольких поколений Безбородовых. Попрощавшись с родной Нижей, семейство на телегах отправилось в путь. 

Александра Ивановна вспоминала, что в день их переезда в Долгощелье случился большой пожар. То ли сама по себе, то ли по чьему-то злому умыслу загорелась местная церковь. Сгорела враз, как свеча, а за ней и жилые дома долгощельцев. Лето было сухое, поэтому потушить разгулявшееся пламя было невозможно. Тогда слёз и горя у людей было море, но безбородовская пятистенка устояла. Вспомнила она и священника местного прихода Лавдовского (отца известного в округе педагога Сергея Петровича Лавдовского и деда Ольги Сергеевны Балуцкой), который долгое время был пастырем Долгощельской общины. Он тогда пытался в одиночку тушить пламя, бросался в огонь с кадушками, а что толку-то... Церковь сгорела дотла. Через несколько дней среди пепла люди все-таки нашли кое-какие предметы церковной утвари и разобрали по домам на память. 

Страсти после пожара понемногу утряслись, погорельцы расселились по своим родственникам и жизнь потекла обычным курсом.

 

Волонга, ставшая второй родиной

 

Зимой 1939 года по Мезенскому району пронесся клич, призываю­щий жителей северных деревень отправиться на освоение целинных мест Ненецкого округа. Агитаторы наперебой хвалили богатые рыбные места Заполярья, пойменные прибрежные луга, описывали спокойную и сытую жизнь. И люди соглашались. Переезжать нужно было семьями, домами и скотиной, чтобы за летнюю навигацию перевезти как можно больше народу. Успеть создать на новых землях пролетарские хозяйства.

Так и сделали. Весной разобрали по бревнышку 10 домов переселенцев, а затем в конце июня на пароходе «Громов» отправили людей с их нехитрым скарбом.

Александра Ивановна Кашунина вспоминала, как сначала на палубу начали грузить кур, овец и коров. 

– Скотина кричит, мычит, в сетях болтается от страха, того и гляди в воду свалится, но ничего, справились. Потом людей начали на карбасах к пароходу возить. Когда на палубу сошли, коровы вроде сразу успокоились, своих хозяев почувствовали, а то смотреть ведь страшно было, когда они по палубе метались. Я тогда свою кошку искала, не хотела её оставлять, но так и не нашла, – делилась детскими воспоминаниями Александра Ивановна. 

– Нас тогда на «Громове» 105 человек вывезли: 40 взрослых и 65 детей. Родители, конечно, были печальными, ведь там у всех бабушки и дедушки остались, стариков на освоение новых земель не брали. А нам, детям, главное, что папа с мамой рядом – и хорошо, весело. Помню, тогда мы с Шурой Широким (будущим вашим учителем Александром Павловичем Широким) и другими ребятами впервые в буфете яблоко попробовали и лимонад. А крышки лимонадные мы потом в Волонге долго хранили, девочки играли ими как сковородничками – лепешки из песка и глины пекли. Интересная же была тогда жизнь, непритязательная. 

И когда ехали, тогда и узнали, что обоснуемся мы на реке Волонге и новую деревню так называть будем. А что означает это слово, никто тогда и не задумывался: Волонга так Волонга. 

 

Ненецкая земля встретила нас прохладно...

 

На пароходе «Громов» переселенцы добирались до места двое суток, к концу второго дня на море начало штормить: ребятишек и женщин укачало сильно. Поэтому, когда вдалеке появилась полоска берега, все очень радовались. 

– Наши отцы, – рассказывала тогда Александра Ивановна, – взяли с собой не только скот, но и свои рыбацкие принадлежности, вплоть до лодок. Мезенец без пешни и анкерочки (лёгкой лодки, обшитой нерпичьими шкурами) – не помор, поэтому местные мужики свои лодки с собой взяли на пароход. Когда «Громов» к берегу начал приближаться, некоторые до приезда карбаса на разведку в них и поплыли.

А когда вернулись, сказали, что недалеко лайда и пойменный луг, значит, скотину нужно скорее выгрузить: коровы и овцы по свежей травке истосковались. Так и сделали: сначала выгрузили хозяйство, а потом и всех нас вывезли. Берег был высокий, местность скалистая. Сразу за Волонгой высокая скала, на ней был построен рыбпункт. А так как скала на местном наречии называлась луда, то и место народ между собой окрестил Лудоватое. Вот недалеко от этого места и нас с корабля высадили табором.

На горе мы все расположились, поставили балаганы матерчатые, костры разожгли и приготовились чай пить. Народ вроде успокаиваться начал, твёрдую землю под ногами почувствовав. Но опять беда: коровы-то наши устали от комаров (так их много в тех местах было) и побрели вдоль берега на ветер. А на ветер, значит, в сторону моря. И тут мужики заметили, что начался прилив – там всё рядом было: и устье Волонги – реки, и морской берег. Отцы наши поехали на лайду, чтобы коров вернуть. Это ведь кошмар, могла скотина погибнуть, утонула бы во время прилива. Как бы мы тогда выжили здесь?! Но, слава Богу, всё обошлось. 

 

День тревог и испытаний...

 

Вернулись все в свои балаганы, начали пить чай и ко сну готовиться. На дворе конец июля, светло, тихо. Только никто и не ожидал, что местным рыбакам, которые на этом участке всегда рыбу ловили (а место тут было богатое – сёмужье), приезд «гостей» придётся не по нраву. 

Как раз тогда на берегу в здании рыбучастка бригада пешских рыбаков обосновалась, они учились в устье « гиганты» устанавливать – такие огромные деревянные ловушки для сёмги. Казалось, они величиной с небольшой деревенский дом. Там много разных узких проходов, как двери в отдельные комнаты: сёмга заходит, а назад не может выйти, поэтому вся в гиганте и остаётся. Учил местных рыбаков инженер с Каспия, приехавший на Север по зову партии, его фамилия Дорыш, у него командировка заканчивалась, и он назад собирался. Ну а рыбаки, видать, обученные, должны были дальше сами гигантами сёмгу ловить. То ли они в этот вечер выпили лишнего, то ли ещё чего, но один из рыбаков залез на чердак амбарчика рыбучастка и начал стрелять.
В людей-то с горы попасть он не мог, но уж больно всем страшно было.

– Помню, – продолжала свою историю Александра Кашунина, – люди кричали: «Ой, беда-то, коров ведь наших достанет!»

Очень, говорят, эти рыбаки не хотели, чтоб на этих сёмужьих местах колхоз создали, тогда ведь им такой воли никто не дал.

Народ попрятался, кто куда мог, детвора под столешницы деревянные, хотя, если что, столешница не спасла бы никого, а куда деться-то, так каждый в своем балагане и прятался.

Тут за новичков решил инженер Дорыш вступиться, понадеялся, что его послушают. Но рыбак-то так распалился, что в своего начальника, идущего к нему, и выстрелил, убил наповал. Даже на этом не остановился, продолжал стрелять до тех пор, пока все патроны не расстрелял.

Мужики как-то изловчились и на него накинулись, связали и скрутили. 

И до приезда милиции оставили его лежать рядом с убитым инженером. Александра Ивановна тогда вспомнила и имя этого стрелка, но попросила в статье его не называть. Вдруг у него еще родственники есть, им будет неприятно об этом слышать. 

Вот с таких трагических событий жизнь на Волонге и началась.

– В 1939-м вместе с нами, – рассказала мне Александра Ивановна Кашунина, – много долгощельских семей приехало: Широкие, Безбородовы, Буторины, Шуваевы и Селиверстовы. 

Эти люди и основали на месте безымянного рыбстана деревню Волонгу. 

Сначала поставили дома, которые с собой из Мезенского района привезли, а потом стали строить новые. Так Волонга на карте округа и появилась.

Началась её история с 10 первых долгощельских изб в 1939 году. Многие из них, кстати, стоят в Волонге до сих пор. Вообще, в то время много разных деревень появилось на карте Ненецкого округа. Волонга стала центром колхоза имени Громова. На каком пароходе приехали переселенцы, так и назвали своё хозяйство. В деревне поселились выходцы из Долгощелья, Нижи, Сояны и Карьеполья. 

Белушье, которое в те же годы появилось, стало базой колхоза имени Осипенко. Жили тут выходцы из деревни Ручьи.

Выходцы из села Семжа Мезенского района основали деревню Великое.

Другие переселенцы создали колхоз имени Ватутина и деревню Таратино. 

В общем, много народу тогда из Мезени в округ приехало, да из тогдашних деревень только Волонга и Белушье остались. Грустно от этого, но куда уж денешься.