А наш нарьян-марский арбат очень легко пройти от начала до конца

Ах, Арбат, мой Арбат,
Ты – моё отечество,
Никогда до конца
Не пройти тебя…
(Булат Окуджава)

Но, когда была маленькой, и мама говорила: «Пойдём на почту». Я думала, что это очень далеко.
Мы проходили всю улицу Смидовича от книжного магазина. В моём детском сознании почта – это Москва, тем более что её здание напоминает Кремлёвский шпиль. Я была уверена, что с мамой иду в столицу.
На одном из жилых домов висел огромный плакат во всю стену. На плакате нарисована девушка-строитель в спецодежде и каске. Она улыбалась, и крупная надпись гласила: « Я люблю тебя, жизнь!» Плакат заряжал, радовал, тоже хотелось любить жизнь. Позднее его сняли, дома снесли, а воспоминания остались.
Когда шли с мамой и я поскальзывалась, мамочка сильно сжимала мне руку и тянула вверх, не давая упасть. Иногда мне кажется, что мамина рука до сих пор держит меня на плаву. И я не могу упасть – не смею. Мамочка не одобрит. Самый мощный нравственный ориентир – мама.
Нынешний арбат другой: ухоженный, красивый, с новой площадью и шикарным Дворцом культуры. Но разглядывая старые фотографии улицы Смидовича невольно грустишь о прошлом.
А ныне обожаю вечернее, после работы, время. Выхожу из автобуса на площади Ленина, меня встречают самые близкие – муж и любимая собака Чарли. Сама себе завидую. Сразу окунаюсь в облако любви и дружбы. Чарли старенький рыжий спаниель. Весь с проседью, а морда почти полностью белая. В былые времена – стремительный, весёлый, задорный, а сейчас осторожный и неторопливый. Но после расставания всегда бежит навстречу, виляет хвостом-обрубком, и мы уже втроём шагаем по арбату. Тёплый вечер, конец недели, запах скошенной травы и попкорна, улыбка на родном лице мужа. Что ещё нужно для счастья?
И вдруг идиллию прерывает истошный крик: «Срочно вызывайте скорую, здесь девочке плохо!» Я набираю номер скорой и, как мне кажется, долго объясняю, где я нахожусь и кому нужна помощь. А в это время девушка качает на одной руке своего малыша, а другой обхватила за талию девочку лет двенадцати и крепко держит. Ей очень плохо. Она бледна и теряет сознание. Все молодые мамы с колясками собрались вокруг нас. Мне стало страшно и подумалось: «Вот сейчас прямо на моих глазах уйдёт эта девочка!!!» Вся душа воспротивилась. Мы уложили её на лавочку. Я сняла с головы платок. Попросила воду, намочила его и положила девчушке на лоб. «Только живи», – говорю про себя. Когда ей стало легче, одна из молодых женщин выспросила телефон матери девочки, позвонила. Приехала скорая. На душе стало спокойней. Быстрыми шагами подошла мать. Девочка прошептала: «Мама!» и как-то порозовела. Все выдохнули. Её положили на носилки и увезли.
А женщина, державшая девочку, когда ей было плохо, вдруг удивилась: «А мой-то, чего сегодня разорался?» Она и не заметила, что, удерживая девочку, она неловко, почти под мышкой, держит своего ребёнка.
Часто гуляя по арбату и невольно слушая мамочек, я считала их недалёкими, ветреными. Вы уж простите меня! У них есть самое главное – чувство сопереживания, мощный материнский инстинкт не только к своему, но и к чужому ребёнку. Горжусь и восхищаюсь вами!
… А арбат наполняется красивой джазовой мелодией. Музыка звучит из кафе в старом здании КБО. Скоро посадят живые цветы на клумбах. И наш арбат будет самый красивый…

Раиса Рочева