20 февраля 1969 года секретарь Ненецкого окружкома комсомола Вениамин Шамов выстрелом из ракетницы дал старт группе молодых ребят, в честь 40-летия дерзнувших отправиться в лыжный агитационно-спортивный поход Нарьян-Мар – Архангельск.
Все шли в брезентовых штормовках, пошитых в КБО, на обычных лыжах, в ботинках с бахилами тоже из брезента. А в рюкзаках –
парадная форма: красные трикотажные свитера с крупным ненецким орнаментом на груди –
их вырезали из простыни и ювелирно пришили иголочками школьницы из интерната. Мы надевали их перед концертом, и на сцену выходили нярьяна хасава – красные парни!
О походе том писали газеты, в пути был снят фильм, вышла книга «Через снега и годы», отмеченная романтикой и агитационным пафосом, поэты сочиняли стихи…
Прошло полвека. Не все участники того похода с нами. Но они живы для нас, и захотелось снова, хотя бы мысленно, пробежать вместе с ними по той давней, долгой, трудной, но радостной лыжне. В память о них!
Ожерелье печорских селений
Открываю дневник похода: «Маршрут: Нарьян-Мар – Усть-Цильма – Лешуконское – Пинега –
Холмогоры – Архангельск. Протяжённость – 1 200 км. Время в пути – 40 дней.
Состав группы: Вячеслав Корепанов – руководитель, Виктор Толкачёв – летописец и худрук, Николай Витязев – завхоз, охотник, Алексей Артеев – медик, Прокопий Явтысый – ремонтник, Филипп Соболев – физорг. Также с нами были – гитара, оленегонный пёс Ямбо, запасная лыжа маруська.
Песня первого шага. Погода – подарок: морозец, солнце, сухой снег и безветрие. Бьёт лыжню Коля, за ним бодро скользят командир, Алексей и Филипп, накатом идёт Прокопий, напевая на ходу. Хуже всех иду я. У меня «двухопорное скольжение», определил Проня. Рюкзак тяжёлый, ноги деревенеют. Жарко. На ресницах лёд... «Толкайся, толкайся, Толкачев!» – подгоняет он.
К вечеру мы пришли в Устье. «Концерт будет!» – побежали по деревне мальчишки. Как внуков своих поила нас чаем Анна Андреевна Хаймина, приговаривая: «С утра кошка в окно глядела – гостей ворожила. А примета верная, так я шанег и напекла».
В промороженном клубе состоялась наша первая лекция-концерт – все жители набились, пели с нами – надышали. Ночевали у монтёра А. Малыгина – тесно ведь не углами. Он даже дозвонился в газету и продиктовал первое сообщение.
До Пылемца холмистый путь. Только и знай взбираться да скатываться. Идём по линии связи. Проня ухом приник к одному столбу: «Сейчас услышу, о чём там люди говорят…» Это наши верные попутчики. Как живые гудят не умолкая.
Где-то справа синеет гряда леса – это берег Печоры. А я не сделал ни одного снимка – тяжело идти. Коля отдал свои палки – мои мне коротки. Спасибо! Теперь и руки включились в работу.
Лабожское. Запах берёзового дымка… Ямбо встречают собаки, нас – холодный, но заполненный жителями клуб. И мы с лыжни –
на сцену! Ещё мокрые от перехода, начинаем нашу лекцию-концерт. Отлично читает свои стихи Проня, хорошо принимают песни о Нарьян-Маре…
До Великовисочного все шли в одном темпе, чуть подшучивая друг над другом. А перед входом в село перехватили себя красными лентами. Никто нас опять не встречал, и даже собаки молчали. Здесь у нас полуднёвка – надо бы отдохнуть. Отправился на почту и по пути услышал:
– Кто это?
– Туристы, в Архангельск идут. Отпуск оплачен, да командировочные, да из каждого села передовицу тиснут…
Пополудни подходим к Тошвиске. На дороге парень, Сергей Бараков. У всех выходной, а у него смена: «Скот без воды и тепла не оставишь». Привёл в свою избу, хозяева – Василий Степанович и Анфиса Ермолаевна:
– Ой, далеко собрались! Ну, раздевайтесь, в горницу проходите, сейчас самовар будет. Да, нелегко придумали… Но ничего, начнёте меньшо, а кончите большо!
…Всю ночь хороводила метель. Утром на лыжне северный ветер дует нам в спину – вот бы поднять паруса! Наши лыжи пересекают границу. Корепанов кричит: «Прощай, ненецкая земля! Коми край – здравствуй!»
Коми край, здравствуй!
Ранним утром 25 февраля наша лыжня устремилась на юг, по Печоре, нанизывая на себя старинные деревушки и сёла до самой тайболы. Это лыжное ожерелье, как староверские чётки лестовка, которая старообрядцам молиться помогает, а нам –
двигаться к цели.
Новый Бор. Встал пораньше. Все спят. Закончил материал для газеты, взялся за дневник. Слава не торопит ребят, даёт мне дописать.
Постучал и вошел парень, заведующий клубом: «Дайте стихи переписать и песни о Нарьян-Маре!» А вчера после концерта к нам шустрая девушка подошла:
– Я стихи-то люблю!
– Чьи же?
– А Пушкина, Лермонтова и вот его. И повернулась к Прокопию: «Женя Хозяинова, доярка. Перепишите их мне!»
Наверное, когда в Архангельске выйдет поэтический сборник Явтысого, стихи его уже будут знать на Печоре, в Мезени и Пинеге.
Медвежка. На холме показались засыпанные снегом избушки. Люблю эти маленькие
деревушки в безбрежных снегах, скромные глаза окошек из-под белых шапок. А как засветятся к ночи огоньком, становятся спасительными для всяк идущего, а изба – оазисом в белой тёмной пустыне…
Но как медленно приближаются они! Дважды останавливаемся передохнуть… В пути сказали мне: здесь Фёдор Чупров живёт – 82 года, старовер, книжник! Разыскал, постучал, вхожу. В комнате, с одним окошком и печью, стены в книжных полках… «Вот где тесно умами!» – подумал я. Эта встреча запомнилась навсегда.
К вечеру пришли в Окунев Нос. В совете о нас уже знают; готовят помещение, постели, ужин в детском саду. Узнаём, что звонил из Нарьян-Мара Сядейский. И тут – телефон: Усть-Цильма, райком комсомола. Корепанов заказывает насушить сухарей –
для тайболы. Звоню в «Нарьянку», Валера Пырерка говорит: «Материал о походе – в номере, и «Правда» дала информацию про вас: «Шестеро в тундре»...
Какая тундра? Враньё. Мы по населёнке идём!
1 марта.
Вдруг у Витязева раскололась металлическая скоба крепления. «Железо не выдерживает, а мы идём!» – объявил он. И Проня, впервые за весь поход, развер-нул ремнабор и за несколько минут поставил запасную скобу. Снова заскользили…
Бугаево – большое село, как и все на Печоре, вытянуто по берегу на километр.
В сельсовете нас устали ждать. Из Нарьян-Мара пришла телеграмма, подписанная секретарём окружкома, и произвела впечатление на местное начальство. Нам уже готовы постели, чистые простыни и обед в интернате – вот и «шестеро в тундре»!
Выступили хорошо. А утром в бору нас подхватила дорога, и мы помчались…
Быстро миновали Верхнее Бугаево – фермы и водонапорную башню, сладковатый запах силоса и навоза понятно говорят о том, чем занимаются жители этой деревни…
Наконец-то за мыском открылась нам долгожданная Хабариха. В лучах усталого солнца бежали рубленые домики по берегу, а мы – ползли…
С утра первые 10 километров мы промчались сосновым бором налегке – лошадь за сеном шла, и довезла наш груз до зарода, потом пошли ели…
Вот и деревня Бык. Охнул встречный мужик, узнав, куда мы наладились:
– Самолёты летают, неужто тайболой поедете?
Барашки – половина дневного пути. Последний постоялый двор-станция на бывшем тракте из Архангельска в запечорские слободки, и станционный смот-ритель Пётр Яковлевич Бобрецов порадовал:
– Вам ещё полтора десятка вёрст катить...
Мы скатились на Печору. На открытом месте ветер и позёмок злыми собаками набросились на группу. Слава повёл нас энергично и напористо. На марше пер-вая походная травма: у Филиппа кровь пошла из носа. Серьёзная штука. Это усталость, напряжение без отдыха и разрядки. Всем нужен медосмотр… А пока – выпили остатки чая, рюкзак Филиппа взваливает Коля Витязев и далеко уходит вперёд.
И вдруг навстречу – лыжник в красной майке, голубых штанах и в лыжной шапочке!
– Братцы, техничней, техничней идём, нас встречают! – кричит командир, и мы видим, как из-за горы скользит к нам целая цепочка таких же ярких и пластичных фигурок.
Я ловлю кадры ФЭДом: лыжники вручают Корепанову вымпел, а девушка из их группы беседует только с Ямбо. У нас взяли рюкзаки – это был подарок! И мы, двумя шеренгами, легко и красиво вошли в село.
Здравствуй, Усть-Цильма! Сколько лет мечтал увидеть тебя, побродить по твоим старинным улицам, ощутить дух старины, строгой красоты и вольницы новгородской…
Ребята привели нас в столовую, накрыли стол и объявили: «А вечером баня!». Как мы хлестались на полках, поддавая и вдыхая пар с ароматом кваса! Выбегая на снег босиком, падали в сугробы в чём мать родила!
5 марта концерт прошёл отлично. Принимали душевно и весело. А в финале женщины подарили нам Дуняшу – куклу в усть-цилёмском наряде.
Миновали староверские деревни Трусово, Филипповскую, Мылу… Лошадка подбросила рюкзаки до станции Фатеевской, откуда завтра мы и зашагаем из цивилизации в неведомую и пугающую тайболу.
Край затерянный, заметеленный
Тяжело прокладываем лыжню, вспарывая нетронутые снежные намёты. Тайбола – это тайга и болота, и безлюдье на сотню вёрст окрест… Вот перед нами распахнулась долина. Тревожным оранжевым сиянием залил её закат. Долина как на ладони, но никакой избушки не видно. Палатки у нас нет. Спальных мешков – один на группу (всё лишнее мы оставили в «цивилизации»). А ночь – вот она, рядом, звёзды уже запоглядывали.
Дорога здесь проходит по лесным кладбищам – гарям. Пашем синие сугробы и ждём избу, как ждёт посадочную площадку самолёт с горючим на исходе. Прошли все положенные километры. Наверное, расстояние в этом месте мерила баба с клюкой да махнула рукой. Всё тяжелее ребятам…
Но всё обошлось: над обрывом явилась нам избушка. Слава освобождает её от снега, Николай чистит трубу, чтобы затопить печь; Алексей готовит ужин, я лапник ломаю для постелей, а тундровые мужики Филипп и Проня валят сухую берёзу, пилят на чурки и раскалывают. И не зайдут в избушку, пока дров на всю ночь не заготовят… Тушёнка и каша готовы, чай кипит…
Снег, тайга, тишина... Тайбола во всей красоте и доброте. Ни одной живой души и никакой живности… Нас ведёт просека с телеграфными столбами – 16 штук на километр; и чуть приметная лыжня, когда-то проложенная связистами. Шаг в сторону – и ты барахтаешься в снегу, придавленный рюкзаком. Часто лыжня выбегает из тайги на ослепительные поляны и пропадает совсем. Это – болота. Здесь идти тяжелее – целик.
На метеостанцию Борковская, что притаилась в сердце тайболы, мы пришли к ночи, издалека увидев огонёк. Начальник Кузьма Сауков быстро втащил рюкзаки, приготовил чай, постель, тесто поставил... А мы даже небольшой концерт дали на сон грядущий…
Утро пахло хлебом… Зимовщики каждому из нас вручили по горячей, ароматной, поджаристой буханке… И наша лыжня побежала на запад, к людям.
Всё лучшее происходит, случается и обретается только в пути, в дороге. Спасибо, тайбола, красоте и доброте твоей – фантастически заснеженным елям, кружевам посеребренных берёз, звонкому говору речек подо льдом! От Фатеевской до Усть-Кымы мы прошли под рюкзаками без дорог около 200 км за 8 дней. Теперь пойдут посёлки…
Лыжня ведёт к финишу
Из Усть-Кымы пришли в Палащелье. На краю обрыва светлым корабликом церковь с колоколенкой без креста, колоколов и без маковки – это клуб. Село старинное, улицы кривы и перекошены.
Два креста под окнами домов, с белыми и яркими платками вокруг его остова.
Снимаю ФЭДом крест и церковку, но Коля торопит: «Быстрее, быстрее, ребята! Теперь в каждой деревне кресты и церкви будут!»
Пролетаем Конецщелье, входим в Белощелье, задумали и его проскочить. Устали. Психологически. Нормальный лыжный поход длится десять дней, а тут месяц уже… Пьём чай из термосов, лыжи смазываем, нас окружают жители, заведующая клубом мягко укоряет нас:
– И на веку-то не бывали, а мимо ладите!
– Да, останьтесь. Мы ведь ждали вас, и телеграмма была! Вы из Белощелья на Печоре в Белощелье на Мезень пришли!
И Корепанов решил: остаёмся. Выступали в школе, а когда закончили, никто не уходит. Я уже узнал, что село песенное, предложил: «А может вы нам что-нибудь споёте-скажете?». Зашевелились бабоньки, выталкивая вперед старушек-песенниц. Те посовещались, пошутили и запели… И полилась мелодия, как река Мезень, красиво и величаво…
Оторвусь от дневника. Невозможно пересказать все наши стремительные броски на лыжах от села до села, о встречах в клубах и домах культуры в Селище и Лешуконском, в Труфаново и Пинеге, наполненных радостью, добротой, надеждами, грустью. Но без эпизода в Холмогорах не могу завершить рассказ…
«Здравствуй, Двина! Мы пришли с Печоры через Мезень и Пинегу. Нам бы порадоваться да ура закричать, но нет – даже идти не можем – теплынь. Проня сбрасывает наши деревянные «вездеходы», за ним – и все мы. Впервые не мы, а лыжи едут на наших плечах. Лыжня вышла на асфальт. Весенние лужи отражают наши загорелые, обветренные физиономии и фигуры под рюкзаками…
Ломоносово. В старинной поморской избе косторезная мастерская. Много молодых учатся работать с костью в традиционной манере – плоская ажурная резьба «на проём», но есть и мелкая скульптура, барельефы. Одним словом, горница, где красота родится. Мастер Буторин уникальную вазу делает – «Глухари»… Ребята с таким интересом глазели на всё, что мастера каждому что-нибудь да подарили – кому шпильку для вязанья, кому конька, а Явтысому – оленя.
Холмогоры. Выступали в техникуме. В зале одни девчата. Как всегда, добрыми улыбками вспыхнули и осветились лица, когда вышел лучистый Прокопий и стал читать свои весенние стихи на ненецком языке:
«Птицы спешат туда, где они родились; реки мои бурлят, разлились». И вдруг запнулся, замолчал… Сам рассмеялся, и засмеялся весь зал.
– Он волнуется! – прихожу на помощь. – Наш поэт впервые выступает перед такой аудиторией – одни невесты!
Тогда его попросили спеть ненецкую песню. И Прокопий, никогда не певший один, запел охрипшим от волнения голосом: «Хынопанна хынохава, Хынокавов… Песню надо спеть – споём».
В заключение мы все исполнили под гитару песню на его слова о молодом ненце, который к свадьбе делает сани для невесты. Что тут началось! Аплодисменты, крики «бис!», и никто не расходится. – Зазвучали гитарные аккорды, и сто молодых девичьих голосов запели вместе с нами «Бригантину»…
Вечером холмогорские девчата пришли к гостинице, рыбы для Ямбо принесли, а одна преподнесла Прокопию подарок: игрушечные расписные сани – свадебные! Проня смутился и, вытянувшись по-солдатски, произнёс: «Большое спасибо!» Не узнал ни имени, ни фамилии девушки…
Мы вышли в три ночи, чтобы на лыжах дойти по Двине до запани Боброво и сделать последний бросок в Архангельск на автобусе. Всё!
Ребята, спасибо за всё доброе в походе! Выбросим все камешки, если они у кого остались. Пусть надолго останется в памяти наша бесконечная лыжня, пробежавшая по тундре и рекам, через тайболу и десятки посёлков, через сердца многих людей! Да будет память о походе светлой!»
ТЕЛЕГРАММА. АРХАНГЕЛЬСК ОБКОМ КОМСОМОЛА НЕНЕЦКИМ ТУРИСТАМ АРТЕЕВУ ВИТЯЗЕВУ КОРЕПАНОВУ СОБОЛЕВУ ТОЛКАЧЕВУ ЯВТЫСОМУ = КОЛЛЕКТИВ НАРЬЯНА ВЫНДЕР ШЛЕТ САМЫЕ ГОРЯЧИЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ НАРЬЯНМАРСКИМ ОТВАЖНЫМ ПАРНЯМ УСПЕШНЫМ ЗАВЕРШЕНИЕМ ПОЛУТОРАТЫСЯЧНОГО ПЕРЕХОДА НАРЬЯН МАР АРХАНГЕЛЬСК ТЧК НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДЕМ ВСТРЕЧИ РОДНЫХ ПЕНАТАХ ТЧК ПОРУЧЕНИЮ НАРЬЯНОВЫНДЕРОВЦЕВ = РУЖНИКОВ
Дневник похода листал Виктор Толкачёв