В годы войны округ жил единой жизнью со всей огромной страной. Каждый день люди с напряжением и тревогой вслушивались в радиосводки, черная тарелка на столбе, метроном и голос Левитана стали для наших земляков символами войны. Она не была чем-то далеким и безликим – война влилась в жизнь через похоронки и солдатские письма, через обстрелы прибрежных сел и пике немецких истребителей на оленеводческие стойбища. Все это было.

Военные будни Канинской тундры

В 1942 году большинство мужчин из ненецких тундр ушли на фронт. В оленеводческих стойбищах остались лишь женщины, дети и старики. На их хрупкие плечи выпала тяжелая мужская работа. Нередко именно женщинам приходилось становиться «ясавэями» и вести аргиши по тундре, переводить огромные стада через реки, собирать и снимать чумы. Работа не для слабых, но ненецким женщинам в то время не на кого было надеяться.

Вот что рассказывала мне лет 20 назад Мария Фёдоровна Бобрикова:

– Пастухов на войну забрали вместе с оленями. Из мужчин в то время в тундре остались только старики и «бронированные». У кого глаза не было, или глухой вовсе, или пальцев на руке, тех оставили. Правда к 1943-му и их увозить начали для каких-то работ. Некоторые потом все равно на фронт попали. А у нас один мужчина на всех остался – Ваню Канюков его звали. Помню, чумы собрали и по тундре ямдаем, светло весной, солнце все время светит, и днем, и ночью. А нам большие начальники приказали, что кочевать нужно только ночью, чтоб враг не заметил нашего расположения. Вот мы и кочуем светлой ночью. И видим прямо на нас летит самолет, мы сначала остановились, смотрим. А он прямо на нас. Олени в разные стороны. Мы все перепугались, как на ладони ведь видны, кругом тундра голая. Мы свои нарты прямиком к берегу и направили, а самолет пролетел прямо над нашими головами, дал круг и снова вернулся: пулемет прямо на нас нацелен, на крыльях кресты. В общем, ужас! Ваню приказал, как самолет приблизится, нужно на землю падать – так мы и сделали. Раз шесть падали, а он круг за кругом над нами летает. Видно забавно было фашистскому летчику, как мы от него скрыться пытались в мелкой ере. Мне потом надоело прятаться, я голову подняла, хотела ему кулак показать, смотрю, он как раз над нами низко пролетает, я даже заметила, как он смеется, наблюдая за нашими метаниями. А немец тот с нами как кошка с мышками поиграл и улетел дальше. В те дни, говорят, на Шойну много фугасных бомб бросали, туда, наверное, и полетел, а нас, слава богу, оставил.

Да, я помню войну в Шойне

Эти слова произнесла во время разговора со мной Парасковья Гаврииловна Пырерка. Ей скоро исполнится 90 лет, но у нее прекрасная память и удивительная жажда к жизни.

«Я помню войну в Шойне!». Для многих эта фраза, наверное, звучит странно.

– Это было очень суровое время для Канина. Мы провожали на фронт знакомых и родственников. Со страхом ждали повесток на войну, а потом и похоронок, а они приходили с каждым почталь-оном. Женщины в Шойне, Торной, Кие рыдали навзрыд. Сразу весь поселок знал, что в их дом пришла большая беда. А в тундру похоронки не привозили, почтальонов не было. Да и кто решится до Канин-Носа почту доставлять, места гиблые и неизвестные.

Похоронки в тундру начали привозить целыми пачками в 43-м году, когда наладили почтовый тракт. Я тогда только устроилась почтальоном. Тогда на войну ушел мой брат Олеса, по-русски Алексей. Он был, как и мы все, безграмотным, писать не умел. Ушел и сразу исчез. А я с младшим братом Володей тогда в Шойне осталась. А что же мне оставалось делать? Родители: Ульяна Константиновна и Гавриил Якимович давно умерли. Отчего не знаю, болели, наверное. Осталась в семье я, брат Олеса и Володя. Кому-то нужно было для поселковых бараков и жилых домов дрова по берегу Белого моря собирать и пилить. Вот этой работой мы с младшим братом Володей и занимались.

Трудно, наверное, нынешней молодежи, привыкшей жить в тепле и достатке, понять, что такое двум «человекам» 20-летней девушке и парню-подростку таскать тяжелые сырые бревна с побережья. У нас ведь оленей вообще не было, нас так и называли «нядана», то есть оседлые, которым не на чем ездить.

Когда родителей не стало, мы, наверное, с голоду умерли бы, если бы не наши дальние родственники: бабушка Марья и дед Захарко. Они дали нам возможность обосноваться в Шойне, там мы и жили сначала в их чуме, а потом в землянке у дедушки Фили, тоже нашего родственника. Жили все очень бедно, даже тундровую траву ели: собирали дикий лук, щавель, траву – хутий, которую русские называют дягилем. Чай пили из цветов иван-чая, брусничных листьев и всякой другой болотной травы. В то время многие ненцы так выживали. Это теперь говорят, что это полезная трава, а раньше – это была еда для бедных.

Ты вот меня сейчас спрашиваешь, чем я в жизни своей многотрудной довольна? А вот и довольна, что живу вместе со своей дочерью Надеждой в Неси в ее теплом доме. Мой-то дом недавно сгорел, едва меня оттуда вынесли. Она очень хорошая, дочь, чем я захочу, тем меня теперь и кормит. Внучки у меня хорошие, уважительные. Недавно вот большие начальники из Нарьян-Мара приезжали и обещали мне вернуть мой дом, снова его построить.

И, знаешь, мы ведь все вместе смогли найти косточки моего брата Олесы. Слава Нуму, что нашли! Это такая радость моей душе, что его останки где-то нашли упокоение.

Так что зря говорят сегодня, что войны на Канине и в Шойне не было: война была, и ничего страшнее я в жизни своей не видела!

Новая Земля в воспоминаниях рядового Канюкова

Сегодня из живых фронтовиков Малой и Большой земли не осталось никого. В моих архивах остались их уникальные воспоминания о войне, одно из них – воспоминание Демьяна Николаевича Канюкова.

Так получилось, что ходить в атаку, рвать мосты ему не пришлось, но на его долю выпала не менее ответственная работа – защищать северные фронтовые рубежи нашей Родины. Эпизоды тех дней все время всплывали в памяти старого солдата, прослужившего в годы Великой Отечественной войны на Новой Земле.

«Осень 1942 года была очень суровой, сильный шквалистый ветер, шторм на море, ледяные айсберги. Высадились в районе Белушьей Губы. Проверяли мины. Около губы было две батареи с 70-миллиметровыми орудиями. Пристани не было. Пароход выгрузил груз. На берегу солдаты заметили невысокую коренастую фигуру: встречать их вышел командир базы и президент Новой Земли Тыко Вылка. Кстати, Демьян Николаевич позже бывал у него в гостях и вспоминал об этой встрече с удовольствием.

Жили прибывшие защитники Отечества в строении, больше напоминавшем сарай, нежели казарму. Сам поселок маленьким не назовешь: здесь была школа, больница, дом президента, также рядом с жилыми постройками паслось около 300 голов оленей.

По всему острову было девять постов, вспоминает Демьян Николаевич, стоять было очень холодно. Выдали обмундирование, поверх шубы надевали тулуп, на ногах валенки. Дежурили по сменам, стояли по три часа, больше на ледяном ветру и сильном морозе было не выдержать.

Однажды со стороны Кармакул появилась подводная лодка, показала перископ, сделала несколько выстрелов. Ненцы, кто был в поселке, побежали в сторону тундры. Затем подводная лодка погрузилась и ушла.

Подлодки особо часто не появлялись в районе расположения воинских частей, чаще пролетали самолеты. В 1943 году после разведывательных полетов зачастили бомбардировщики, оставляя воронки вдоль всего побережья губы. На воду садились гидросамолеты. Двенадцать километров правее Белушьей Губы был сделан аэродром».

Демьяну Николаевичу пришлось служить на взлетной площадке и после Победы, вплоть до 4 марта 1948 года.

После демобилизации, весной 1948 года, молодой фронтовик, солдат Советской армии Демьян Канюков прибыл на самолете в Нарьян-Мар и, не долго думая, отправился пешком к себе на родину. За семь лет службы он так и не забыл ни одной тропинки, ни одного оврага и пешего брода в тундре, поэтому и добрался до Трех Бугров без особых проблем. А односельчане тогда сразу его и не узнали. В те годы, кто выжил, давно уже с войны вернулся. Большинство земляков Демьяна Николаевича, кто вместе с ним ушел на фронт в 1941 году пропали без вести и не вернулись назад, поэтому приход каждого солдата с войны воспринимался тундровиками как праздник, воскрешающий надежду на долгожданную встречу и возможную ошибку в сообщениях о гибели малоземельцев. Перед Демьяном Николаевичем пришли назад в родные стойбища два его земляка, от которых так же почти всю войну не было весточек. Пришли, увешанные медалями и орденами, Николай Ипатьевич Лаптандер и Николай Иванович Явтысый – участники взятия Берлина, встретившие Победу на ступеньках поверженного рейхстага.

Когда слушаешь воспоминания ветеранов, рассказы о солдатах Великой Отечественной войны, не перестаешь удивляться, через что каждому из них пришлось пройти. Когда слушаешь рассказы тружеников тыла, поражаешься силе и самоотверженности женщин, стариков и детей, взваливших на свои плечи «фронт за линией фронта». Фронт и тыл – единая армия советского народа, победившая в этой войне. Так что героем этой страшной эпопеи можно считать и солдата-фронтовика, и человека, день и ночь работавшего в тылу во имя Победы.

В канун самого светлого праздника, дня освобождения нашей страны от фашизма, в каждой семье вспомнят и помянут солдат-защитников Отечества и не забудут наших мам и бабушек, сделавших для фронта и для Победы все возможное и даже невозможное. Низкий ВАМ всем поклон, дорогие наши! Живите долго, будьте здоровы. Что бы ни происходило помните, Вы лучшие, пример силы духа и верности идеалам человечности.

С праздником Вас, с Днем Великой Победы!