Вы здесь

Крестьянка баба Аня

Тепло бабушкиных рук / Фото предоставлено автором

В редакцию газеты продолжают поступать письма с дорогими воспоминаниями о героях семей – фронтовиках и тружениках тыла.

О своей бабушке, Анне Ивановне Лагейской из деревни Андег, нам написали Ольга и Марина Рогалевы.

 

Трудное детство 

 

Жизненный путь нашей бабули был нелёгок и несладок. Рано умерла её мама – Ирина Петровна Талеева, оставив сиротами Анечку и мальчиков Степана и Андрея. 

А потом в их доме появилась Клавдия Дмитриевна, которая, несмотря на молодость, стала для детей доброй матерью. 

Муд­рая была женщина, заботливая супруга. В новой семье один за другим родились ещё 10 ребятишек. 

Анечка, как старшая дочь, вынянчила всех сестёр и брать­ев. Бабушка потом нам рассказывала, что родители брали детей на рыбалку, и однажды пришлось спасать малышей во время дождя и ураганного ветра. 

Они находились в палатке, а девочка под ливнем удерживала её за верёвки, чтобы палатка не накрыла младших. С ранних лет она познала, что такое ответственность, забота и труд в многодетной семье. 

Нам посчастливилось познакомиться с братьями бабушки – Фёдором (участником ВОВ), Алексеем, Василием, Дмитрием, Игорем и с сестрой Серафимой. Все они ласково называли её Аннушкой. 

 

Недолгое счастье замужества

 

В 1930 году бабушка Аня вышла замуж за андегчанина Ивана Прокопьевича Лагейского. Он был активистом, самоучкой, стремился к знаниям, избирался членом Куйского сельсовета. 

В хозяйстве молодые держали корову. Наш дед был настоящим семьянином, хозяином, мужем. В 1932 году у них родилась дочь Алевтина, но вскоре младенец умер, и ещё долго у молодых не было детей. А потом...

В декабре 1941 года дед ушёл на фронт, так и не узнав, что у него будет ребёнок – дочь. Он воевал на западном фронте в лыжном батальоне связи. Был дважды ранен и умер в госпитале 30 декабря 1943 года. Похоронен в Смоленске в братской могиле. Подробности семья узнала позже. Писем от него не было, писать было некуда, пришла только похоронка. 

Он так и не узнал о рождении долгожданной дочери – Маргариты, нашей мамы, которая родилась 31 июля 1942 года. Она очень на него похожа. В семье хранится маленькая пожелтевшая фотография отца – дедушки.

Бабушка и замужней-то была совсем недолго. Она признавалась, что многое бы отдала, чтобы учуять запах мужского пота, как когда-то, когда муж крепко обнимал её. Скучала очень. Она так и не вышла замуж, но родила в августе 1945 года сына Александра. 

Редкие откровенные разговоры с бабушкой Анной производили на нас сильное впечатление. В её жизни было много потерь, переживаний, горя. На войне погибли братья Степан, Андрей и 18-летний брат Владимир Иванович.

 

Подружки-сестренницы

 

Раны, нанесенные войной, лечили работой, особенно сложной в условиях Крайнего Севера. Бабушка справлялась с любой задачей.

Иногда в деревне устраивались посиделки вдовушек и молодушек. У нашей Аннушки было много подружек. Апполинария Вылка – крёстная нашей мамы Риты, Нина Петровна Хабарова – кума, её дочь Наташа (кучерявая, рыжая) – крестница нашей мамы Риты. Хорошо помним Ульяну Петровну Хабарову, её дом находился на краю деревни. Напротив жила Евдокия Веретенькина, сухонькая старушка в платочке. Сама баба Анна – крёстная у сына Хабаровой Таисии Александровны Сергея.

Подружки считались сестренницами. Помним Марфу Михайловну Мамсей и её сына Мишу, их маленький домик, Александру Ивановну Слёзкину. К Капитолине Андреевне Корепановой подруги ходили помогать по дому, так как она болела. 

Бабушка часто навещала своих сестренниц – и нас брала с собой. До сих пор вспоминаются их лица, голоса, разговоры со стройными историями, во всех подробностях. Они отдыхали душой за этими неторопливыми беседами, приятными и откровенными. Как все нормальные бабки, спорили и даже ехидничали. Нашу бабушку называли по-деревенски Нюра, говорили, что она спереди пенсионерка, а сзади пионерка. Они умели повеселиться, открыть душу, довериться. Просто радоваться жизни, словно в их молодости были одни праздники. 

Часто, особенно на День Победы, они приходили к Лагейским. Пели песни, вспоминали, поминали, плакали. И мы реагировали на их слёзы своими слезами. 

Наших подружек бабушка называла вЕщицы.

 

Окружила внуков заботой и теплом

 

В 1980 году бабушке, как почётному жителю деревни Андег, землячке, у которой на фронте погибли муж и трое братьев, и Марине – отличнице начальной школы, была оказана высокая честь открывать в деревне обелиск воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. 

Здесь надо сказать, что автор и руководитель работ – учитель рисования и черчения Леонид Павлович Дибиков.

– Этот трогательный момент до сих пор у меня перед глазами: я в белой шапочке и розовой куртке, бабушка – в тёмном платке перерезает ленточку, – пишет Марина. – Чувство гордости и слёзы – одновременно. 

Бабушка была маленького роста, сухонькая с прямой спиной. Ей было уже 63 года, когда я родилась. Строгая, всё время в домашних хлопотах. Житейский опыт подсказывал ей делать всё основательно, неторопливо, ладно, по-стариковски. 

Меня она называла Маринушка, сестру – Олюшка. Если говорила Олькя, Маринкя, Риткя, мы все понимали, что чем-то огорчили бабулю. Это было самое строгое её ругательство. 

Заботилась о нас, внуках. Следила и опекала, наказывала, что по холоду надо теплее одеваться: шарф, шапка, рукавицы. Да и дома обязательно ходить в тёплых носках. Лоб налющила – это её выражение, то есть открыла. 

Она всегда в белом, в платочке с мелким горошком. С непокрытой головой не принято было ходить. Даже есть такой уговор с моей дочерью: если забеременеешь, не говори, а надень мне на голову платок, я всё пойму. Так и произошло. Аккурат в мой день рождения она одарила меня платком (как предпервый зуб малыша), и я была рада счастью молодых. Такая вот ассоциация и связь с моей бабулей. Память о ней.

 

Бабушка – это тепло и уют

 

Воспоминания об Андеге, связанные с бабушкой, наполнены теплом и уютом. Она была мастерица повозиться с тестом. Дрова в печи прогорели, и она на угли ставила противень: калитки с ягодой или кулебяки с рыбой, пирожки, а из оставшегося теста пекла шаньги. Хорошо разбиралась в рыбе, быстро справлялась с ней, как и с ощипыванием гусей и уток. Собирала перья, сушила их, набивала подушки, а наперники шила вручную.

Рукодельница! Она вышивала, вязала. Воспоминания с вязанием тянутся в семью Апполинарии Вылки. У них был рыжий лохматый пёс Сокол. Баба Поля приходила к нам в гости с ним, он валялся возле тёплой печки, вскормленный печеньем и конфетами. Довольный, он позволял вычёсывать шерсть (материал для пряжи), которую баба Аня клала на чапахи. Вечерами она сидела за прялкой. С веретеном зимними вечерами не разлучалась. 

Она рассказывала, что раньше держали баранов, шерсть была мягонькой. Я помогала бабе, когда выстиранную и высушенную пряжу накручивали на обе вытянутые руки и потом формировали клубки. Бабуля вязала носки, платки, жилетки, пояса на поясницу. Правда, изделия получались колючие, но очень тёплые. Мне нравилось наблюдать за этим процессом, я даже приобщалась, внося свой вклад в производство: из ваты пряла нити на карандаше, подражая со всей серьёзностью и важностью. Опыт не прошёл даром. Сейчас я обвязываю своих детей и внука.

 

Память детства возвращает в Андег

 

Эти воспоминания переносят мыслями в те места, где под ярким северным солнцем тундра сияет охрой и зеленью. Летом и осенью шли с бабулей туда, в эту красоту – по ягоды и по грибы. Потом варили варенье, засахаривали морошку, морозили бруснику. Заготовки держали в сенях. 

Ещё и капусту квасили с зелёными яблоками. Иногда мы с сестрой без разрешения этими яблоками лакомились.

Сердце не умеет ничего забывать, помнит всё, связанное с бабулей, особенно годы, проведённые в Андеге. Помню зимой на жеребце по кличке Карий (колхозный конь), которого бабушка сама запрягала и управляла им, ездили на Андегское озеро за льдом. Сестра напоминает, что и на санях ездили.

Для нас, детей, это были дни восторга и неописуемой радости. Лёд долбили пешнями. Затем выгребали ледяные куски ковшом в посуду. Иногда проваливались, увязая по колено, вдыхая свежий, острый запах мёрзлой воды. Лошадка, дыша боками и дымясь паром, везла лёд в вёдрах и бочках домой. Чистая, прозрачная вода шла на чай. Не спутаешь с водой из другого водоёма. Чай пили из блюдечка, подливая из маленькой
чашки, с присвистыванием и причмокиванием. 

Баба учила нас пить чай с кусочками колотого сахара вприкуску. Мы подчинялись и смеялись, нам нравился такой ритуал. «Пить чай и громко разговаривать», – так говорила наша бабуля. И баба Сима Коломенская (Серафима Ивановна Талеева) так же приговаривала, к ней мы ездили в гости практически каждое лето.

Бабушка наша – немногословная – выражения употребляла своеобразные, самобытные, но мы их понимали: «шунОриться» – где-то возиться; «лишачиха» – лохматая, нечёсаная; «обряжаться» – заниматься хозяйством; «одираться» – громко кричать; «шабаркаться» – с шумом рыться где-то; «богатая корова» – рогатая. 

Эти выражения я запомнила и сама порой использую их в речи. Дети замечают: «Ты говоришь, как бабушка» Я им часто рассказываю о ней, для них она – прабабушка.

 

Бабушка любила хоккей и бокс

 

– Воспоминания об Андеге для меня всегда связаны с рекой, – рассказывает в своём письме вторая сестра, Ольга, – Ещё маленькими наблюдали с бабулей за ледоходом. Лёд шел, одна льдина неслась за другой. Нам с сестрой жутковато становилось от треска. Весной река разольётся, берега затопит, готова всю деревню слизать, и мы оказывались на некоторое время пленниками реки. Видели, как баню или сарай унесло, то ли из нашей деревни, то ли из другой течением занесло. Из-за половодья до школы переправлялись на лодках. Тогда даже режима ЧС не объявляли. Жители Андега спокойно справлялись с трудностями.

Сколько себя помню, бабушка всегда была с нами. Старость её была спокойная и надёжная. Мы были обласканы заботой с её стороны. И она сама купалась во внимании и уважении. Наш отец называл её ласково – Ивановна.

Бабушка любила смотреть хоккей по телевизору. Говорила: «Канадци такие драчуны». Обожала бокс, у неё самой бойцовский характер. Не пропускала фильмы о войне, «Семнадцать мгновений весны» – её любимый. А фигурное катание мы смотрели всей семьёй, оставив домашние дела.

В семье было заведено так: кровати заправлялись без единой вмятины, подушки укладывались друг на друга пирамидой, сверху накрывали кисеёй. На кровати нельзя было валяться днём. Это бабушкины порядки как в деревенском доме, так и в городской квартире. У неё была перина, которую она часто взбивала, возила с собой в переездах. Бабушка для нас – домашняя староста. Она постоянно приговаривала: «Беда – беда», как бы в помощь домашним делам.

Она любила баню, парилась веником «до одури». Веники были ольховые, бабушка называла «олешник», вязали их сами, сушили в сенях. В баню ходили к бабе Поле Вылка, у неё баня была по-белому, и к бабе Капе – в баню по-чёрному. 

 

Жизнь пролетела как кино

 

– Баба Аня была сильной, смелой, быстрой на подъём, – вспоминает Ольга, – Уже в солидном возрасте она ездила с нами в отпуск по трое с лишним суток в поезде. Она ни на что не жаловалась, чувствовалась северная закалка и выносливость. Движения её отличались лёгкостью, точно были крылья за плечами, казалось, что она не знает усталости. 

И вдруг внезапно бабушка сильно заболела в Андеге, слегла, не могла говорить. Фельдшер Ольга Афанасьевна Колчина (Хабарова), юная, очень внимательная, просидела с бабулей всю ночь. А мы плакали без умолку. Приходили бабушкины подружки. Баба Поля причитала: «Вот не слушались, не берегли её, а теперь плачете». От этих слов ещё сильнее рыдали, особенно я, захлёбывалась от слёз. Скорее всего у бабушки был инсульт, но она справилась, хотя после этого стала сдавать.

Возраст давал о себе знать. Последние годы она жила с нами в Инте, где мы родились. Как она говорила, «жизнь пролетает бешено как в кино».

– Ей шёл уже 81-ый год, – пишет Марина, – Последние дни, как потухающие угольки, которые уже не раздуть, подбирались к зениту. Атаковали воспоминания, мерещились лодки, рыба, лошади, сенокос, пасущиеся коровы. Коромысло с вёдрами, забота «истопЕть печку». Все эти образы и мысли неслись, обгоняя друг друга. Далёкие картины были как наяву. Действительно, по воду ходили с коромыслом, по выходным обязательно топили печь, хотя и было отопление, и готовили на ней. Она говорила «истопЕть печь», поддувало называла «пустодонка». На плите кастрюля с супом из оленины. Топлёное молоко тоже на плите. Обязательно выпечка. Такая андегская традиция. Всё это осталось в памяти как зарубка, сделанная топором. А старческая память так хрупка, так ненадёжна, события смешались. 

...Мама очень тяжело переживала бабушкин уход. Они как будто пуповиной были связаны, всю жизнь вместе. Надломился стержень, а без него выбираться из эмоционального опустошения тяжело.

Наша бабушка – крестьянка, баба Аня. Она была неграмотная, но твёрдо знала: жизнь обязательно всё по полочкам расставит – плохое к плохому, хорошее к хорошему. По справедливости.