Вы здесь

Люблю возвращаться домой

Нарьянмарцы в течение двух недель с замиранием сердца наблюдали, как над тихим северным городом выписывали пируэты и барражировали необычные вертолеты. Оказалось, в Ненецком округе проходили летные испытания двух новых российских многофункциональных вертолетов авиаконструкторского бюро «Камов».

По заданию редакции я шла на встречу с летчиком-испытателем полковником запаса Виталием Лебедевым и рисовала себе сурового и неразговорчивого мужчину в годах. Виталий Викторович оказался улыбчивым, обаятельным, скромным и очень симпатичным собеседником. Мы проговорили с ним три часа подряд!

Я долго думала, как бы мне построить статью о нем, а потом решила – не надо ничего изобретать. Он сам о себе и о своей работе все рассказал.

Мы – дети военных, как будто цыгане

Я родился на Камчатке, и мы переезжали с места на место. Я ведь сын военнослужащего, соответственно, приходилось менять и школы. Впрочем, это было привычно. Я же всегда учился среди детей военных. Мама попала на Камчатку по распределению после окончания гидрометеорологического техникума. Ее назначили начальником крохотной метеостанции. Там, на Камчатке, они и познакомились с отцом.

Когда мои дети мне говорят, что у нас в Советском Союзе было черно-белое детство, я с ними не соглашаюсь. Наоборот, у нас оно было цветное! В школе я учился хотя и прилежно, но был очень «шебутной». Как и все мальчишки маленького роста, наверное.

Родители воспитывали меня строго, не сюсюкались, и я им сейчас за это очень благодарен. Они воспитали во мне трудолюбие и ответственность. Если что-то нужно сделать, а ты не успеваешь, значит, сиди ночами, можешь не спать совсем, но сделать обязан.

Маме было уже 39 лет, когда родилась сестренка. Сестра моложе меня на 17 лет. И я рад, что у меня есть такая замечательная сестра – друг. Она работает на РЖД, недавно родила сына, который по возрасту, пожалуй, годится мне во внуки, а он – мой племянник.

Я, как и все мальчишки, наверное, сначала мечтал стать пожарным, затем космонавтом, а позднее даже разведчиком. Лет в шесть представлял себя военным летчиком. А потом мне вдруг захотелось стать учителем истории. Но в 7-м классе я твердо решил – пойду в летное училище. И сам себе дал установку: к 28 годам я должен стать летчиком первого класса, в звании капитана, у меня должна быть красавица жена, два сына, квартира и машина.

Так и случилось, даже чуть раньше. А потом появилась программа максимум: в 35 лет я должен быть полковником и летчиком-испытателем первого класса. Так, практически, все и получилось.

О личном – в двух словах...

После окончания десяти классов я поступил в Сызранское высшее военное авиационное училище. Поступил, в общем, легко. Сдавал физику, математику, литературу и... что-то четвертое, не помню. По здоровью и психотбору тоже сразу прошел. А потом десять лет провел на Дальнем Востоке, служил в авиа-ции военно-морского флота.

Женился, когда только еще начинал карьеру военного летчика вертолетно-корабельной авиации. Это произошло на Украине, в городе Николаеве, где находился Центр переучивания морской авиации.

Моя будущая супруга как раз в то время окончила институт, она библиограф по профессии. Когда мы вместе служили на Дальнем Востоке, она заведовала гарнизонной библиотекой.

Наша встреча с Жанной... Это была любовь с первого взгляда. В августе встретились, в декабре поженились.

Кстати, свадьбу решили сыг-рать 28 декабря, в среду, чтобы успеть сделать это в 1983 году, потому что 1984 год был високосным! (Тут Виталий Викторович смеется. – Ред.) А потом из своей солнечной Украины она поехала за мной на Дальний Восток.

Оказывается, она тоже хотела иметь двух сыновей и даже сказала, какие у них будут имена: Никита и Семён. Так оно и есть! Они очень привязаны друг к другу. Учились в одной школе, затем в университете окончили один факультет – туризма и сервиса. Теперь живут рядом, и оба занимаются строительным бизнесом.

В этом году исполняется 30 лет, как мы с Жанной вместе. Сколько вынужденных разлук было за эти годы... Ей часто приходилось оставаться одной с детьми, когда они были маленькими. Все домашние дела, все заботы ложились на ее плечи. Однажды мы сели и посчитали: оказывается, за первые десять лет супружеской жизни мы только пять провели вместе! Зато я всегда любил возвращаться домой. И люблю до сих пор!

Я ни разу не спрашивал Жанну, но знаю: она волнуется, когда улетаю. А вида не подает, уважает мою работу. По-моему, у меня идеальная жена...

О профессии

Иногда меня спрашивают: вот, у вас такая экстремальная профессия, вы не опасаетесь за себя, вам не страшно бывает в полете?

Честно говоря, я этого не понимаю. Ходить тоже, бывает, опасно, и ездить по льду опасно! Я ничего не опасаюсь. У меня нет никаких фобий. Я не оптимист и не пессимист, я обычный средний человек. Я не несу впереди себя плакат: «Все будет хорошо!» – но я уверен, что и плохо тоже не будет. Все будет нормально!

Если по какой-то причине мне приходится подолгу не летать, у меня начинают болеть спина, голова. А как только вертолет завибрирует на запуске двигателей, и начинается полет, настроение сразу повышается, здоровье улучшается, и все отлично!

К сожалению, среди нас сегодня много людей, которые занимаются нелюбимым делом. Мне повезло. Я занимаюсь своим делом. И оно мне приносит удовлетворение.

Вы спрашиваете, что я сделал для вооруженных сил и для гражданского вертолетостроения? Какую лепту внес? Это слишком высокопарно звучит.

Принимал участие в испытаниях ночных прицельных систем для вертолетов, применения оружия с различных типов машин.

В военных конфликтах я не участвовал. И в Афганистане не был. Служил в морской авиации, которая не принимала участие в этом конфликте.

Цель работы испытателя – выявить у машины недостатки, чтобы их устранить, и выдать вертолет тому, кто его будет использовать, отвечающим тем требованиям, которые к нему предъявляются. То есть, если машина должна стрелять, то должна стрелять точно, быть живучей на поле боя и уметь обороняться.

Я останусь где-то рядом

Сейчас я принимаю участие в испытаниях вертолета, который, в первую очередь, предназначен для военных нужд, а также используется как учебный вертолет для курсантов училищ.

Кроме того, он может транспортировать грузы, использоваться для разведки, для перевозки людей, их поиска и спасения.

Во время службы на Дальнем Востоке мне не раз приходилось участвовать в спасательных операциях. Запомнился один случай, о котором, кстати, когда-то писали в газетах.

Я был командиром экипажа. Мы летели на поиски пропавшего школьника.

Расскажу подробнее: два пятнадцатилетних мальчишки в заливе в марте месяце ловили гребешков, перебираясь со льдины на льдину. Лед тронулся. Один успел вернуться на берег, а другой не смог. Его утащило за двое суток практически в открытое море.

Мы его искали очень долго. Спускались к каждой тени на льдинах, но все время обманывались – оказывалось, что это – тюлени.

После множества неудачных попыток прозвучала команда: «Поиск завершить».

У нас был лимит и по топливу, и по времени, надо было возвращаться обратно. Но мы с экипажем посоветовались и решили, что еще несколько раз обойдем вокруг.

Никаких подвигов! Просто, когда садишься на спасательный вертолет, психология меняется: ты должен спасти.

И мы нашли его на последней льдине, дальше было открытое море. Ребята-водолазы подняли мальчика на борт без сознания, мы сразу передали его врачам, но, к сожалению, в больнице ему ампутировали обе ноги, они были обморожены. Потом мы всем экипажем навещали его в больнице.

А позднее один из корреспондентов местной газеты написал, что экипаж якобы требовал с родственников спасенного ребенка денежное вознаграждение. Было очень обидно и противно.

…Настанет время, когда я перестану летать. Морально я готов к этому. Потому что у нас многое зависит от здоровья. А здоровье, как известно, не купишь. Значит, буду «пенсионерить». Но, если честно, я хотел бы оставаться где-то рядом – возле авиации. Пусть, на земле, но где-то рядом.