На этой старой фотографии 1932 года изображен удивительный человек, которого с восхищением и уважением до сих пор вспоминают ученики Канинской семилетней школы – Анатолий Петрович Анашкин.

Он был учителем и директором Канинской школы, стоял у истоков её создания в 1930 году, прошёл всю войну и вернулся назад к своим любимым ученикам. Он был прекрасным человеком, пытался понять душу каждого ребенка. Говорил с маленькими тундровиками на их языке, потому что прекрасно владел ненецким и знал, что нужно ребенку, оторванному от родителей.
На фотографии Анатолий Петрович готовит для новой школы вывеску. Она написана латинским шрифтом, именно с него начиналась ненецкая грамматика в 30-е. Латинским шрифтом были напечатаны и учебники для национальных школ. Надпись, которую бережно поправляет Анатолий Петрович Анашкин, гласит: «Канинская ненецкая школа первой ступени». Эту вывеску он написал собственными руками, яркие масляные краски долгое время радовали всех учеников новой школы. Он был мастером на все руки. Вот как вспоминает о любимом учителе ветеран педагогического труда, заслуженный учитель школы РСФСР, отличник народного просвещения, выпускница Канинской школы Валентина Артемьевна Ханзерова.

Мы звали его нисява’’
Мы в Шойне. Встретил нас на берегу высокий стройный русский мужчина. На лице улыбка, облик – располагающий. Со взрослыми поздоровался за руку, спросил, как доехали, сколько детей привезли. А затем обратился к нам: «Ань дорово, нгацекые!»
Родители представляли своих детей. Кто не первый год, те вели себя довольно независимо, даже кое-кто осмеливался подать руку директору, всем видом показывая новичкам, вот, мол, я какой, запомните на всякий случай. А кто первый раз приехал, пугливо жался к родителю или прятался за него.
Через день-два родители уезжали обратно, на далекий Канин. А мы оставались стоять на берегу реки с глазами, полными слез. Воспитатели, стоявшие тут же, осторожно брали нас за плечи и вели в интернат. Теперь думаю, сколько было в них такта, сочувствия, как они нас понимали!
Так начиналась для нас, детей тундры, совершенно новая, непривычная жизнь. Очень скучали по тундре, чуму, родным. Были слезы отчаяния, безысходная тоска. Когда было особенно тяжело, я открывала свой мешок с домашними вещами, перебирала одежду, пимы, гладила их рукой, прижимала к лицу, а потом быстрее завязывала мешок натуго, чтобы не выветрился домашний тундровый запах. Так, наверное, было у всех.
Но нас оставляли в надежных руках воспитателей, учителей, директора Анатолия Петровича Анашкина. Именно о нем, бывшем директоре Канинской семилетней школы, хочется рассказать особо.
Все мои ровесники, да и те, кто старше или младше, учились у него. И каждый, я уверена, с благодарностью вспоминает Канинскую школу, ее директора, учителей и воспитателей.
После стольких лет учёбы в нашей школе, я стараюсь понять, почему Анатолий Петрович всегда пользовался непревзойдённым авторитетом и доверием родителей и учеников.
– Хари” хибяри – свой человек, – говорили тундровики. Может ли быть что дороже, чем такое признание его как человека и учителя.
Родители были спокойны, оставляя свое дитя почти на год.
Одно совершенно ясно: Анатолий Петрович любил свою работу, знал её, любил детей. Насколько был сплочён и дружен коллектив учителей и воспитателей, не берусь судить, мы были детьми и многого не видели, не знали. Но я уверена, что всё было, как надо. Не помню, чтобы кто-то из учителей или воспитателей кричал на нас или ещё хуже – оскорблял, упрекал в том, что нас кормят и одевают, а мы такие неблагодарные. Они уважали и видели в нас людей, чего подчас не хватает в современных школах. Было полное взаимопонимание между воспитателями и воспитанниками.

Хари’’ хибяри’’
В школе был чёткий распорядок. Здесь заботились о нашем физическом развитии и нравственном воспитании. Педагоги играли с нами на улице после вечерних занятий. Между школой и интернатом стояли нехитрые спортивные снаряжения, качели. А перед сном строем с песнями проходили через посёлок. Все знали – идут интернатские. Анатолий Петрович часто играл с нами, бегал, возился. Но авторитет от этого не становился меньше. После отбоя он обходил спальни, кому подушку поправит, у кого поднимет свесившийся угол одеяла или просто кого-то погладит по голове. Дети любили своего директора, называли его самым дорогим словом нисява – наш отец, хотя тогда у всех были отцы. Если кто-то из окна столовой увидит, что идёт директор, мгновенно, как по эстафете передавалось – нисява” яда (отец идёт). Наступала тишина, все подтягивались, даже самые озорные и непослушные. Я далека от мысли, что детьми руководило чувство страха. Объяснение простое: хотелось быть на высоте в его глазах, не огорчать, сделать ему приятное. И мы старались.
Анатолий Петрович следил за тем, чтобы нас вкусно кормили. Помню такой случай. На ужине почти нетронутой осталась пересоленная пища. У него, вероятно, был крупный разговор с поварами. Как директор он был очень требовательным и строгим, на первом месте всегда были дети. Уже собирались к отбою, вдруг звонок. Все в недоумении. Куда? Оказывается, по распоряжению директора приготовили новый ужин. Нельзя же детей оставлять голодными. Внимательным и заботливым был наш директор.
А какие весёлые вечера были у нас, особенно – Новый год. Досуг тоже надо уметь организовать. Чтобы зажечь других, надо самому гореть, а учителю для этого необходимо уметь многое. Душой вечеров был он сам. Кто устоит на месте, если заиграет на баяне Анатолий Петрович. Он одинаково хорошо пел, плясал, в Новый год почти всегда был Дедом Морозом. Я думаю, все ученики, особенно девочки, были в него немного влюблены: высокий, всегда в форме, подтянутый, весёлый, остроумный. Поистине, ни к кому другому, как к учителю, подходят ставшие крылатыми слова: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Учитель всегда находится под прицелом детских глаз, с головы до ног критически его оценивающих. Для учеников всё важно, как учитель одевается, какова его речь, как ведёт себя, как ходит... А какая была походка у Анатолия Петровича! Лёгкая, неподражаемая.
После школы и института, уже будучи в возрасте, я несколько раз встречалась с Анатолием Петровичем в Шойне, Кие, Архангельске. В разговоре с моим первым директором я никогда не могла перешагнуть дистанцию между учителем и ученицей, терялась, будто снова становилась школьницей. Так бывает, наверное, при глубоком уважении к человеку. Не знаю, может, это не современно…
Говорят, школа славится своими учениками. Конечно, мы не ахти как прославили, но и не опозорили её. Канинская школа многим дала путёвку в жизнь. Среди выпускников есть учителя, врачи, поэты, пастухи-оленеводы и просто хорошие люди, в сердцах которых вечно живёт светлая память об Анатолии Петровиче Анашкине – директоре школы, учителях и воспитателях, которые в несравненно трудных, худших, чем сейчас, условиях с любовью делали из нас людей.