Завтра, 18 октября, исполняется 100 лет со дня рождения Петра Андреевича Рочева – доктора сельскохозяйственных наук, члена-корреспондента ВАСХНИЛ, заслуженного зоотехника РСФСР, с 1946 по 1988 год возглавлявшего Нарьян-Марскую сельскохозяйственную опытную станцию.
Я помню своего отца с момента, когда жила в Краснодаре у маминой тети, куда меня отправили поднабраться солнышка и витаминов. Там я сломала руку. Отец сразу же прилетел, сидел у моей кровати – вставать мне не разрешалось – и рассказывал сказки про маленького олененка, авку, которые придумывал сам на ходу.
Когда мне разрешили вставать, мы ходили с ним в парк, он выбирал для меня «неопасные» аттракционы и кормил мороженым. Это было самое настоящее детское счастье для четырехлетней девочки.
Второй длительный период общения с отцом был в Ленинграде, когда он писал докторскую диссертацию в одной комнате, а я в другой приобщалась к отнюдь недетской литературе – читала Мопассана, Драйзера, Золя.
Ровно в двенадцать мы шли на обед в столовую Кировского райисполкома, а потом с часу гуляли во дворе нашего дома на Турбинке: я качалась на качелях, отец просматривал свежие газеты. Дальше он опять углуб-лялся в работу, а я – в книжки.
Это было второе счастливое лето, которое я провела с ним наедине и могла близко общаться. Ведь вообще-то все свое время он уделял работе. Понятия «выходной день» для него не существовало. Он и в отпуске не забывал о работе: то «занимался комбикормами» – звонил по инстанциям, в буквальном смысле добывал их, то писал статьи, поскольку заниматься в рабочее время этим было непросто, кабинет постоянно посещали работники ОПХ, научные сотрудники.
Папа очень любил свою семью, но, думаю, работу любил все-таки больше. «Работа» как-то жила у нас дома – это был очень породистый бычок, звали его Ветер, я называла его Ветерком. Отец вез его из Холмогор на «кукурузнике», держал около себя, гладил. Бычок плакал всю дорогу, его тошнило.
Условия телятника не подходили для «дорогой крошки», и он стоял у нас в коридоре в бараке на Зональной, 4, где мы жили тогда. Сейчас этого дома уже нет.
Мне иногда разрешалось угощать бычка, мне это нравилось. А еще мне нравилось давать имена новорожденным телятам. Запомнился год, когда их называли на букву «л», тогда у меня было особенно много «крестников».
Люди не рождаются учеными, они делаются ими путем длительного, упорного и страстного труда. Сделаться ученым, не обладая упорством и любовью к своему делу, нельзя. Крупный успех составляется из множества проработанных мелочей. Если человек с ранних лет усвоил привычку к труду, это залог успеха.
Отцу пришлось трудиться с 13 лет, он был старшим в многодетной семье.
Не будет преувеличением сказать, что отец отдавался науке сердцем и душою. Это было его дело.
Он не чурался и домашнего труда. Вставал утром пораньше, чтобы почистить крыльцо, принести воды, подготовить дрова к топке. С работы приходил к вечерней программе «Время», смот-рел, затем затапливал три печи и садился ужинать. Такой быт кажется сейчас ужасным, но тогда он помогал ему, потому что вынуждал двигаться, это было свое-образной гимнастикой. С отцом долгое время жил кот Кузя, он обожал кота, питался кот на славу, спал в ногах у хозяина.
Конечно, когда была жива мама, распорядок дня был другим, и он бывал дома дольше. В 1983 году мама умерла. Отец очень переживал. Чтобы понять, надо пережить горе. У нас оно было общим. Отец молчал, не хотел меня расстраивать лишний раз. Но я слышала, как он делился своими переживаниями с Егором Пет-ровичем Шубиным, директором ОПХ. Отец говорил при этом сильные слова. В то время он подолгу сидел у телевизора, слушал классическую музыку, видимо, музыка помогала ему.
После смерти мамы отец и вовсе углубился в работу, не интересовался ничем, что окружало его. Исключение составлял внук Максим, с ним они находили темы для разговоров. Однажды в 1982 году отец привез Максиму «Энциклопедический словарь юного натуралиста» с дарственной надписью своего друга академика Е. Сыроечковского, который был главным редактором и автором многих статей словаря. С тех пор у них появилось общее увлечение – они стали разыскивать книги этой серии повсюду, включая книжные рынки. Собрали всю серию.
В быту отец довольствовался малым, подолгу носил одну одежду, равнодушно относился к предметам роскоши того времени. Но очень ценил поздравительные адреса, письма, телеграммы, открытки. Аккуратно складывал их по какой-то своей системе. Письма и открытки шли отовсюду: из Румынии, Болгарии, Молдавии – там отец воевал, освобождал эти места от фашистов.
Родина высоко оценила воинский подвиг отца, его трудовой путь также отмечен множеством наград.
Он отдавал свои силы не только науке, огромная часть времени была посвящена опытно-производственной базе, он думал при этом и о будущем – заложил проектно-сметную документацию на строительство животноводческого комплекса на 400 голов. Наука не должна быть разъединена с жизнью, дело науки служить народу.
Как человек мой отец обладал многими достоинствами. Он был прост и скромен в общении. Его простота не была показной, это была благородная простота, которая исходила изнутри. Когда я приезжала в прошлом году на открытие мемориальной доски, самые хорошие и искренние слова об отце я слышала от простых людей: от Марии Петровны Чупровой, Тамары Лазаревны Ногиной и многих других.
Отец был честен, даже наивен, он терялся перед наглой и нахальной подлостью, с которой ему приходилось сталкиваться. Честного человека можно преследовать, но нельзя обесчестить. Время все расставило на свои места.
Для отца была характерна особая мудрость, он умел приспособиться к обстоятельствам, вопреки внешним грозам, партийным указам умел сохранить главное, поступаясь иногда мелким.
В 1988 году отец вышел на пенсию. Для его деятельной натуры это было нелегким испытанием. Он переехал жить в Ленинград. Знакомых у него там было немного, они изредка звонили ему. В стране шла перестройка, он смотрел заседания съездов по телевизору, переживал, не все принимал, особенно сожалел о надвигающемся распаде СССР, он как-то сразу это понял, хотя при его жизни это еще не свершилось. Как человек, прошедший почти всю войну, он естественно был патриотом, любящим, как сын, свою большую Родину, хотел ее целостности.
Уже будучи в Ленинграде он получил авторское свидетельство на новый внутрипородный тип холмогорской породы крупного рогатого скота (от 1 марта 1991 года). Это воодушевило его, он снова сел за письменный стол, но здоровье становилось слабее, болели ноги. Он попросил положить его в больницу. Ноги болели давно, это было отголоском войны, во время военной операции в Молдавии отцу трое суток пришлось стоять в воде. Он немного рассказывал о войне, но несколько случаев запомнились, в том числе и этот.
Он умер в больнице, где лежали такие же как он участники войны, свой среди своих. Это произошло в 13 часов 55 минут 8 июня 1991 года.
Мы выбрали для памятника военную фотографию, поскольку воевал он честно и мужественно, об этом хорошо написано в книге И. Журавского «Наступление продолжается». Светлая память о нем всегда будет в моем сердце, он заслужил ее всей своей жизнью.
Елена Хорунженко,
дочь П.А. Рочева, г. Ростов-на-Дону
