Международная выставка-форум «Россия» в Москве – большая страна в миниатюре

В павильон № 75 легендарной ВДНХ, где разместились стенды всех 89 регионов страны, не зарастает народная тропа. Самый искушённый гость найдёт здесь чему удивиться, чем вдохновиться.

Вместе с самодеятельными артистами, музейщиками, туроператорами, дизайнерами, журналистами 19 декабря минувшего года мне довелось представлять на выставке родной Ненецкий округ. В тот важный суетный день было не до экскурсий, но первое, что сделала назавтра – выдвинулась в поход по масштабной российской панораме.

Я его вечерами вязала

– Не тяжело на таких каблуках весь день стоять? – спрашиваю у юной модели на высоченных шпильках в диковинном белом наряде с нежными вставками из пуховой паутины.

Девушка украшает собой стенд Оренбургской области, демонстрирует традиционное ремесло, воспетое композитором Григорием Пономаренко и поэтом Виктором Боковым.

– Да нет, привыкла, – улыбается больше не губами, а миндалевидными глазами трогательная дива. – Стою с десяти утра до восьми вечера с перерывом на обед.

– Ну, конечно, – подыгрываю я собеседнице, – пустяки, дело-то житейское! Всего с десяти до восьми, да ещё и с обедом.

Карина Мухаметова учится в Оренбургском государственном колледже на дизайнера. Пока только рисует модели одежды, но скоро будет конструировать. Эксклюзив студенткам помогает создавать завотделением дизайна, ученица Вячеслава Зайцева – Татьяна Костогриз.

– На мне – дипломная работа выпускницы колледжа под названием «Паутина нити», – поясняет стойкая модель.

Прошу Карину повернуться, разглядываю каждую деталь сказочного наряда. Кружевные рукава и жабо с брошкой, лёгкие клинья на юбке, вязаная роза на голове и кольца таких же вязаных серёг. Чисто невеста!

Накидываю на плечи легендарный платок. Невесомый, изящный, согревающий плечи и душу. Вяжут такие платки из пуховой пряжи, которую получают из самой тонкой и мягкой в мире шерсти оренбургской козы.

Говорят, французы и австралийцы пытались вырастить такую породу у себя на родине, но в тёплом иноземном климате животные переродились в обычных коз с грубым толстым пухом.

Мне кажется, дело вовсе не в климате. Оренбургские козы скучали по родине и загрубели в знак протеста. Где родился – там и распушился!

Ты чья, тухья?

Шестиметровый шатёр в виде чувашского девичьего головного убора виден издалека. Тухья – так называется узорная шапочка, которую красавицы носят до замужества.

А что потом? Ничего трагичного! Прелестную тухью меняют на не менее чудесную хушпу. У последней конус немного усечён, что понятно – веди себя прилично, не высовывайся, тебя уже заметили, в жёны взяли, дай другим судьбу устроить.

Как сорока на блестящее иду на броскую красоту. Много бисера, много красного и жёлтого, много звонких монеток. Встречает мастерица в налобной повязке.

– Это масмак, – женщина поворачивается туда-сюда, чтобы я рассмотрела подробней белую полоску ткани с вышитыми подвесками по бокам. – Масмак надевают на сурпан.

Переспрашиваю. Слишком много незнакомых названий.

– Сурпан – женское головное покрывало в виде полосы белого тонкого холста с украшенными краями и концами, – уточняет нарядная собеседница.

– Тухья, хушпу, масмак, сурпан, – повторяю старательно под одобрительные кивки новой знакомой. – Сурпан… А у нас судор! – радуюсь фонетическому сходству головных украшений женщин, что живут ну очень далеко друг от друга.

В бисерной повязке с лаконичным тундровым узором женская часть «Хаяра» на сцену выходит. Показываю фото со вчерашнего выступления.

– Точно! Похоже! – соглашается мастерица и приглашает облачиться в чувашское платье. – На голову надень тухью и встань под тухью – будет тебе счастье, – советует она.

Наряд будто на меня шит. И замшевая мини-тучейка с меховыми оленьими орнаментами от нарьян-марской умелицы Людмилы Кустышевой совсем по-чувашски с ним смотрится!

Встаю между двумя юными красавицами, надеваю бисерную тухью, смотрю вверх на купол шестиметровой её же, загадываю желание, потом ещё одно и ещё два – тухья большая, исполнит!

Выходил на поля молодой агроном

У стенда Тамбовской области поют частушки. По бумажке, в микрофон, за приятный приз.

– А если сам сочинишь и споёшь? – корыстно спрашиваю я.

– Тогда два приза, – частушечные заводилы приветливо улыбаются, но по глазам видно, не очень-то верят, ведь у них про Тамбов несколько листочков мелкими шрифтом, куда ещё?!

– Чем славится ваша область? Накидайте темы, – беру карандаш, поворачиваю листок с частушками чистой стороной.

– Тамбовский волк, семечки, мичуринские яблоки... – загибают пальцы ответчики.

Ухожу в сторонку для чистоты эксперимента, мысленно заряжаюсь двойным призом. Возвращаюсь с готовым натурпродуктом, по-хозяйски беру микрофон, пою.

Мне тамбовский волк – товарищ,

Он пушистый и нестарый,

Крепко я его люблю.

И в обиду не даю.

У Мичурина в саду

Ящик яблок наберу,

На оленях из Тамбова

Прямо в тундру увезу.

Прилетайте в Нарьян-Мар

Посмотреть сияние,

В чуме семечек погрызть –

Замечательная жиСТь!

Срываю аплодисменты зрителей, дарю листок с новоделом хозяевам, выбираю подарки: очищенные семечки – два красиво оформленных пакета. Нахожу укромный уголок с мягкими пуфами, плюхаюсь на один из них и, в предвкушении вкушения, достаю заработанный стихотворчеством пакетик.

Кидаю в рот горсть содержимого, и зубы трещат, будто собираюсь разгрызть камни. Что за ерунда? Читаю надпись на этикетке: «Тамбовское зерно. Посади и почувствуй себя агрономом!»

С бубном шамана в иные миры

Выражение «дать в бубен» жители Ненецкого округа понимают буквально, без подтекста: берут в руки бубен и уверенно ударяют по нему колотушкой. В ансамбле «Хаяр» даже танец есть специальный, где компания молодых тундровиков бубнит так, что земля дрожит.

В старину с помощью верного друга, «крылатого оленя», шаман входил в транс, камлал, путешествовал по Верхнему (небо), Среднему (земля) и Нижнему (подземелье) мирам. В XXI веке сакральный атрибут сохранил традиционную конструкцию. Деревянную обечайку-обруч обтягивают кожей оленя или телёнка, на внутренней стороне приспосабливают ручку, с помощью выступов-резонаторов обеспечивают характерный звук.

На выставке «Россия» бубнов на целый оркестр наберётся. Самый большой в стране, диаметром 90 см, конечно, у НАО. Изготовил его мастер Валерий Гудырев. Звонкие, расписные, загадочные – у Таймыра, Ямала, Югры, Чукотки.

Останавливаюсь у якутского тунгюра (алт., шаманский бубен) необычной овальной формы, спрашиваю разрешения потрогать. Главный стендист Владимир Мишуков охотно соглашается. Слово за слово – выясняется, что человек-то наш!

– Мой папа Артемий Артемьевич и бабушка Василиса Прокопьевна родом из села Ома. Мама училась в Нарьян-Маре на ветеринара. На практике в Оме познакомилась с папой. Поженились, приехали в Якутию и там меня сделали, – собеседник улыбается на последнем слове и продолжает. – Пока бабушка была жива, лето часто в Оме проводил.

Так Владимир с младых лет проникся культурой трёх народов – русского, ненецкого, якутского. В жизненных исканиях выучился на авиамеханика, соцпедагога, юриста и даже начальником управления культуры поработал.

С начала открытия выставки – бессменный хозяин стенда Республики Саха (Якутия). На бубен многие гости заглядываются, пробуют на звук.

Каплевидный бубен, похожий на якутский, хранится в Ненецком краеведческом музее. Принадлежал он шаману Ванюшке, или Ңэбт Ямб Ваню (нен. – длинноволосый) из посёлка Красное, в миру шамана звали Иван Петрович Ледков. Искусный хлебопёк и портной, лучший «нянька» для младенцев стойбища предсказывал будущее, излечивал земляков от болезней. В 1932 году попал в лагерь «за антисоветскую агитацию с использованием шаманизма», три года провёл в заключении, хотя, по уверениям охранников, мог запросто выйти из камеры без ключа.

Якутский тюнгур беру с осторожностью, ударяю обёрнутой замшей колотушкой по гулкому кругу, запеваю хаяровскую «Песню шамана» на мотив и слова поэта Василия Ледкова.

И...эх! Лечу в иные миры! Главное – вернуться обратно.

Если с ним подружился в Москве

– Пааадхааади, красавица, танцевать научу! – у стенда Адыгеи жгучий брюнет в спортивном костюме проводит мастер-класс по лезгинке. – Голову подними, взгляд опусти, мизинец в сторону отведи, лопатки вместе сведи, спину выпрями и плыви...

Нет, и кролем, и брассом я очень даже умею, но чтоб сразу голова, мизинец, лопатки и спина! Стараюсь, плыву. Партнёр хвалит, зовёт в Адыгею. Обещает жениться сразу, как только обучит танцевать всех красавиц, что выстроились к нему в очередь.

Обнимаюсь с Йушто Кугызы и Лумудыр – марийскими Дедом Морозом и Снегурочкой. Заряжаю телефон энергией Ямала, выясняю, что там давно не психуют на путаницу между НАО и ЯНАО. Слушаю голос алтайской природы в дупле огромного дерева, «оживляю» югорского мамонта. Кузбасский динозавр, курский соловей, живой Енисей… Шум, гам, песни, разноязыкий говор. Но где родной ненецкий чум?!

– Девушка, я родину потеряла! – взываю к юной особе в красочной форме волонтёра с указателем в руках.

– А где ваша родина? – ласково, как врач-психиатр пациента при обострении, трогает она меня за плечо и заглядывает в глаза.

– Ненецкий автономный округ. Земля белого. Там чум, бубен и ягель, – сбивчиво обрисовываю приметы утерянной отчизны и тут же горячо добавляю, – Но это не Ямало-Ненецкий округ!

– Понятно, – собеседница подбадривает улыбкой, дескать, и вас вылечим. – Это соседний зал, там весь север. Идите вперёд к зелёной табличке «выход», дальше по переходу.

Паника проходит, киваю головой, показываю полное понимание сложного маршрута и решительно шагаю в сторону тундры.

– Если что, – кричит вдогонку милый «психиатр», – там тоже есть волонтёры, они доведут до места.

Каждый раз убеждаюсь, что самое ценное в перемещениях по миру – не карты, не навигаторы, не прочие бездушные гаджеты, а живые люди. Именно они – главное достояние и вдохновение России. Будете на выставке – сами убедитесь.