Завершающий материал из командировки в славное село Коткино.
Автор этой заметки добавил немного лирики и неожиданную развязку. Обязательно дочитайте до конца.
Сладка ягода
Сочной полновесной гроздью виноградной расположились по берегам Печоры полноводной и многочисленных её притоков сёла, сельца и деревушки. Многие с времён давних обосновались – основанные мужичками странствующими – пристанищем для люда оборотливого, охочего до перемены мест в поисках доли лучшей – охотой, оленеводством, рыболовством живущими. А укреплялись и ширились, развивались мужичками основательными, с крепкой крестьянской косточкой и себе на уме понятием, занимавшимися исконно крестьянским делом – содержанием крупного рогатого скота, овец, выращиванием солидной огородной овощи и заедков прочих витаминных.
Наливалась сия гроздь поселений крестьянских крепостью да основательностью, от земли и солнышка происходящими – на потребу семей да во славу государства Российского – не суть важно – царского ли или советского, рабоче-крестьянского, или нонешнего – основательный хозяйственный мужик на селе да семейство его, сынов крепких на службу государеву да дочерей баских для решения демографической программы (и слова-то такого не знаючи) исправно поставлявшее – нужны завсегда были. И теперь нужны, хотя и не особо в то верится, на карту с пометками «нежил.» подле множества бывших деревенек, стойбищ, ставков охотничьих да рыбачьих избушек, со слезою горючей на карту глядючи…
А продолжая описание неожиданно пришедшего на ум, возможно, и неуместного на севере диком сравнения с гроздью виноградной, скажете вы, – позволю себе заметить всё ж таки: самой красивой, сладкой самой на вид даженьки, самой налитою ягодой желанною во всей грозди пышной является и самый южный, разумеется, плод – село Коткино. А потому что умели выбирать места для поселения тароватые предки ваши, товарищи коткинцы! (Или товарищи коткинчане, вот тут мне подсказывают).
Серёжки у берёзки
И я бы ещё побродил по селу, любуясь видами, да заглянул бы не раз на ферму – к знакомым отпрыскам Лесника, да почитал бы книжки в библиотеке, да подучил бы немножко современный сленг молодёжно-комповый на выставке в фойе Центра культуры имени Савинковой, да не раз бы наведался в столовую посёлка, разумеется. На улицах побеседовал бы неторопко с каждым прохожим – с хозяйкой ли, вышедшей на минутку из двора с ведёрком золы – высыпать, или с мужичком на снегоходе, деловито заправляющим водою из колонки флягу в санях прицепных да присмотревшимся между делом, ненавязчиво к незнакомцу, праздно шатающемуся во время рабочее. А вечерком полюбовался бы фантастическим закатом за Сулою, выйдя за околицу…
Обязательно сходил бы ещё не раз на окраину села, – туда, где не то дома хозяйские да усадьбы вторглись бережно аж в самую чащобу лесную, или это лес так вольготно распространился прямо посередь улиц. А, может статься, заслушался урман здешний песен девичьих сказочными ночками летними, – да и придвинулся поближе, глушня дремучая, чтоб ни слова не пропустить-то:
Подари, берёзка, мне свои серёжки –
На свиданье к милому сходить…
Вот и вбежали берёзки – подростки нетерпеливые – аж едва не в самый центр села – гармониста бравенького да девушек послушать, серёжки им принесли, а гармонисту, знамо дело – цветок лесной лазоревый, светик-семицветик – в картуз его, лихо заломленный. Давненько вбежали-то да так и остались туточки, возросли-возмужали, укрывая улицы от зимних ветров метельных, от жары летней, да одаряя золотом, багряным золотом осенним широкие улицы села, а в каждую весну развешивая по ветвям серёжки, серёжки. А до весны, хотя и неблизко ещё, да всё одно – рукой подать…
Но, увы, командировка закончилась – как и всё хорошее обычно заканчивается чуток раньше, чем хотелось бы. А разобрался ли как следует, откуда есть пошло село Коткино? Да вот не уверен…
На печи подслушано
…И как тут разберёшься, коль не дослушал как след до конца того, с бородою окладистою, в поддёвке новенькой, – ямщика обратного, что опосля ужина о селе энтом баял – да занятно так! О двух мужиках, братьях Коткиных, сельцо это обосновавших, ага. Слушал-слушал да не дослушал – потому как тепло на печке-то, куда меня тятька ловко так упрятал, а за день намёрзся-то – не приведи бог! Замёрз – не замёрз, а терпи, не жалься – сам в помочь напросился – сам-большой, дескать, будешь ныть – так и не возьмут в другой раз. Глазыньки сами-то и слипалися, а я, ей-богу, не виноват… Так бы и проспал всё на свете, тетеря сонная, да вспомнил, что хорошо бы подкинуть сенца Буланке, Серку да Чертяке, особливо коренному, Серку – на ём же основная тягота и держится, Чертяка-то – пристяжной, навой раз и поленится, хитрован, ослабит постромки.
Не-е, пойду, пожалуй, пока на конюшне малой подмастерье смотрителя валандается, с коим встренулись надысь – Митрошка. Да не много и старше моего-то, а поперва-то закочевряжился, загордился как! «Да чего там Серко твой тянет-то, – говорит, – больно мелок конёк-то!».
Ага, говорю, не смотри, что мелок – Серко у нас породы самой что ни на есть мезенской, дедко сказывал: от тех самых коников народился, которые с первыми заселенцами сюды пришли – тягущой да жилистой, тятька на ём до самого аж Архангельска бегал, вот! И меня посулил в ямщики определить, дай срок!
Хорошо, однако, в ямщиках-то – и мир да добрых людей повидаешь, уваженье опять же, а в ямской избе и занятно – особливо когда угомонятся все, с лошадьми управятся, ушицы либо щей набуцкаются – и ну побывальщинки да сказы баять – уши тока разворачивай! А на печке и того кучерявее – тепло, как у Христа за пазушкой, онучами, правду сказать, тянет шибко чувствительно, да тока чего уж – привыкай теперче, паря…
А ничего Митрошка, не вредной – коли так, зачерпни ещё навильничек, говорит, для Серка свово, пока хозяин не видит. Пошибче, однако, сбегать надобно на конюшню – лошадок проведать да сон прогнать, вона, дедок с белою бородищей слушат-слушат того, в поддёвке новенькой, да ухмыляется чего-то больно сумнительно, небось, дослушает тока из уважения – да и расскажет, как оно на сам-деле было-то, как оно, село Коткино, образовалось по правде истинной…
Позвольте откланяться
Ну да, да, – сон рассказываю, а вы чего подумали? Имею право – командировочка в село Коткино завершилась. Стало быть, пора и рассказ о нём заканчивать. Хотелось бы, как говорится, на высокой ноте закончить. Например, словами неизвестного поэта из поэмы большой да душещипательной, что читали мне ребята вдохновённые со слезою в голосе:
Заварю я чаю, покурю бычки.
А писать кончаю – шлёпнулись очки.
Разумеется, особо интеллигентные слова здесь пришлось заменить на цензурные, но вы, конечно, поняли. Делать нечего – пойду покемарю, покуда очки и в сам-деле не шлёпнулись с устатку. И пусть мне приснится (нет, не крейсер «Аврора») – ямская изба порой вечернею, где дух ядрёный самосадный успешно конкурирует с не менее ядрёным исконным нашим духом, где в цене ломоть ржаной, «кусочек с коровий носочек» да с луковицей и сальцом, – да не менее в цене и слово ядрёное, побывальщинка знатная, сказка затейливая да мудрёная.
И – чего же не случается порой такою – во сне оно куды как способно – войдут в избу чинно и с достоинством, отряхнув прежде от снегу шапки большеухие да на ходу разболакиваясь от одёжек меху оленьего братья Коткины – Фёдор да Василий. Тоже, небось, свой брат-ямщик, да только оленьи у них были упряжки-то поперва, ага.
Сядут братья на места почётные да и обскажут всё, как на духу, как оно было во времена далёкие, откуда есть пошло село Коткино, что на Суле-реке. А мы послушаем. Чай, не баре.
