Ярким солнечным днём мы со Славкой сидим под угором, у болотца. Могли бы играть и во дворе нашей новой деревянной двухэтажки на улице Рыбников, но нам во двор нельзя.

Во-первых, подходит время, когда Кисляковы из третьего подъезда выпускают из сарайки свою свинью с поросятами, а та – зверь страшный!

Огромная, жуткая махина однажды загнала меня на железную горку, пришлось там сидеть, пока дядька не загнал её назад. Но прячемся мы не от свиней.

«Баашка» – история молчаливого героизма

Гулять одних нас вообще-то никто не отпускал. Только мы уже большие: мне скоро будет пять, а Славке, хоть и меньше, но он приходится двоюродником моей маме, а значит, и вовсе мой дядька! Этого забавного факта я в силу возраста не осознаю, но и дома сидеть, как маленькая, – не желаю.

А вот и она – та, от кого мы прячемся. Небольшого росточка даже по сравнению с нами, голова крепко повязана неброским платочком «в огурчик», юбка длинная, в руке – голИк. Наша прабабушка Анна Павловна точно знает, где искать сорванцов и, минуя двор, довольно ловко приближается к нашему укрытию.

Когда она уже совсем близко, мы в весёлом ужасе выскакиваем прямо перед ней и убегаем, дразнясь:

– БА-А-ШКА! БА-А-ШКА!

Так её называли все в доме. И нам почему-то это казалось очень забавным, во всяком случае убегать, выкрикивая это нисколько не обидное домашнее прозвище, было весело.

– А-ать! – хлёсткий голик всё же достал меня царапучим пальцем.

Я притворно валюсь на спину с громким рёвом. Славка смотрит на меня и тоже начинает голосить, надувая кнопкой носа пузыри.

– Да будет, будет…

Баашка мягко поднимает меня, фартуком утирает мордашку Славке и ведёт домой. Там на столе уже стоит «стекляшка» с пряниками, по чашкам налит чай с молоком и обязательно – с кусочком сливочного масла. Так тогда «чайпили». Да, именно в одно слово: пойдём «почайпьём», я ещё не «чайпила»…

Вот мы, уже умытые под алюминиевым умывальником, сидим за столом и ждём. Баашка выходит из своей маленькой комнатки и несёт небольшую жестяную коробочку. Там она хранит самые вкусные на свете конфеты – подушечки, обсыпанные сахаром. Мне достаётся один квадратик, а Славке – два крепко слипшихся комочка. Я ничего не говорю, но под столом крепко пинаю его в толстую коленку. Он предательски ревёт, разинув рот, и обличительно тычет в меня уже липким пальцем.

Баашка обнимает его, успокаивая. А мне протягивает ВСЮ коробочку с леденцами, но брать оттуда почему-то ничего не хочется…

Только сына дождалась с войны

В том далёком 1982 году Анна Павловна Канюкова для всех нас была бабушкой. Хотя, строго говоря, бабушкой-то она была моей маме, тёте Галине, и вот этому малолетнему дядьке Славке, а мне – уже прабабушкой. Я застала её в раннем своём детстве, а историю её трагической судьбы осмыслила уже во взрослом возрасте.

Сейчас не скажу точно, скольких они с прадедом Иваном Степановичем вырастили детей. Она была удостоена медали «Материнская слава», значит, их было точно больше тех двоих, о которых я знаю. Яркую, всегда нарядную работницу мехпошива тетю Зину я застала, а родного моего деда, Спиридона Ивановича, увидеть так и не довелось.

Почти в самом начале Великой Отечественной войны ряды бойцов-северян пополнили два воина из семьи Канюковых: Иван Степанович и его сын Спиридон Иванович. При мысли о том, каково в тот момент было жене и матери, хрупкой и маленькой Аннушке, мне и сейчас не по себе. Но в те времена было не принято долго раздумывать и уж тем более жалеть себя – Родина нуждалась в защите.

Рядовой пехоты Иван Степанович даже повоевать как следует не успел. Служил рядовым ручного пулемёта 160-го стрелкового полка 244-й стрелковой дивизии 14-й армии и погиб 26 января 1943 года. Анна Павловна овдовела, а место его захоронения нашли много позже, через полвека с лишним после Победы. Но судьба пощадила Анну в тот раз, и хотя бы сына, Спиридона, мать дождалась. Он ушёл на фронт семнадцатилетним парнем, участвовал в обороне Севастополя. В боях был тяжело ранен и после контузии – комиссован в 1944 году.

Евдокия – горькие утраты и новое счастье

Родной моей бабушкой была Евдокия Филипповна. Как рассказывала мне её племянница, женщина она была яркая, сильная, со взрывным характером. В детской памяти Анастасии Кирилловны сохранилось, как они кочевали во время войны. У Евдокии муж был на фронте, и с ней от кочевья к кочевью ямдали двое детей. Старшая девочка всё время была в люльке, хоть и большая совсем, но, видимо, из-за проблем со здоровьем не могла ходить.

Военные годы были тяжёлыми не только на передовой. Всё мясо и рыбу кочевники отправляли на фронт, пастухов не хватало, все боеспособные мужчины уходили на защиту Родины, в стойбищах оставались женщины, старики и дети. Даже те мужчины, у которых была бронь, стремились присоединиться к войскам.

Евдокии не удалось сохранить детей, они стали жертвами военного голода и холода. Она ничего не говорила, не жаловалась, но в любой удобный момент норовила ухватить маленькую племянницу и пересадить в свой опустевший аргиш, чтобы хоть на миг ощутить тепло детского тельца на своих осиротевших руках.

…Они познакомились после войны, когда красноармеец работал в колхозе счетоводом. Бойкая и смелая женщина, необычно для ненки русоволосая, сразу приглянулась бывшему разведчику, и даже то, что избранница была постарше, не остановило деда. В 1955 году в их семье появилась дочка Валентина, моя будущая мама.

Войну прошёл, а море – не сумел

Вернувшись с войны, Спиридон пошёл работать в родной колхоз «Северный полюс» в селе Несь, где трудилась и его мама Анна Павловна, удостоенная медали «Материнская слава».

К несчастью, долго пожить бойцу Красной армии не пришлось. Моей маме было всего два года, когда дедушка и бабушка попали в шторм и утонули. Хотя мне приходилось слышать, что не было в тот день никакого шторма, а контуженный Спиридон повздорил прямо на шатком борту с председателем колхозной администрации, и потасовка стала причиной трагедии.

Как бы то ни было, у дедушки с бабушкой уже было двое детей, когда они с другими жителями становища перевернулись на доре и попали в бурные морские волны. Во время моих поездок по деревням судьба не раз дарила неожиданные встречи с людьми, которые помнят и этот шторм, и эту дору.

…Люди рассказывают: Евдокию поначалу вытащил какой-то мужчина, но она кинулась обратно, туда, где уносили жестокие воды деревянную зыбку с семимесячным малышом. Обняла пустую уже люльку и с ней пошла ко дну...

А свою двухлетнюю дочку Валю они в тот день оставили на берегу. Мать Спиридона, Анна Павловна, взяла её к себе и растила как дочку. Несколько лет девочка кочевала с ней по Канину, а потом пошла в шоинскую школу-интернат. Бабушка и дальше поддерживала внучку. Неграмотная Анна Павловна, выросшая в тундре, особенно радовалась, что мама получила образование геофизика и была одной из лучших на курсе.

Память – горькое священное наследство

…Перебирая семейные фотоальбомы, я часто думаю о всех моих родных, которые давно уже по ту сторону земной жизни. И очень хорошо понимаю, что для нашей семьи история Победы – это никакое не прошлое, не параграф из учебников, который легко можно переписать в угоду каким-нибудь новым политическим веяниям.

Память о Великой Победе нашего народа над фашистами всего мира – наше священное наследство, и каждый из нас обязан передать его своим детям. Мамино сиротство, отчаянная боль Евдокии по умершим детям, жизнь прадеда и кровь деда и, наконец, неуёмное молчаливое горе Анны Павловны – это та цена, которую моя семья заплатила за Победу. И никто не вправе умалять её значение, переписывать историю этой войны и врать нашим детям и внукам о Победителях. Великую Победу одержали Великие Люди, и мы обязаны хранить право и честь называться их потомками. С Днём Великой Победы!