Многие уголки нашей большой Отчизны не слышали грохота бомбёжек Великой Отечественной, но это не значит, что страшная война обошла эти земли стороной

Война не прошла бесследно, мужчин забрала под пули и взрывы оружий.

Дома… далеко на полуострове Канин остались женщины, дети и старики, взвалив на свои плечи двойную ношу.

О тех тяжёлых временах мне поведала моя мама из рассказов своей свекрови, нашей бабушки, Ефросиньи Петровны Латышевой (Канюковой). Вот что я узнала.

«…Мужчин на войну стали призывать, как только она началась. Повестки оленеводам вручал ездивший по Канинской тундре уполномоченный. Мой муж Алексей отправился на фронт. Вместе с ним призывались Спиридон Иванович, прямо со школьной скамьи ушёл воевать Иван Прокопьевич, ушли Иван Макарович, Иван Степанович и много других мужчин-пастухов. В Шойну (тогда она называлась «база») призванные на фронт оленеводы приехали кто как мог: на оленях, пешком, кто-то на лодках. Русской одежды у них не было, уходили на фронт в тобоках и малицах. Пришло судно в Шойну, и всех призывников увезли.

Когда началась война, у меня было трое детей: Василий, Шура и Платон. Платон родился накануне войны, 6 июня 1941 года, отца он так и не увидел больше. Муж Алексей погиб на фронте. Да и во многих семьях тогда были маленькие или новорождённые дети. Дети находились всегда рядом с мамами, чем бы те ни занимались. Я ни разу не слышала про случаи, что чей-то ребёнок тогда умер от голода, болезни или недогляда. Жить без мужей было тяжело, не хватало мужской поддержки.

Воевали оленеводы на разных фронтах. Местные жители рассказывали, что одно судно с призывниками так никуда и не ушло. Его вражеские самолёты разбомбили недалеко от Шойны.

В тундре остались женщины, дети и старики. На их плечи легла вся тундровая работа. Сколько забот, и это всё на плечах женщин: чум, дети и всё, что раньше делали мужчины. Помощи ждать было неоткуда, да и не ждали, всё делали сами. Главная забота – это сохранность оленей. Кочевали от побережья Баренцева моря до лесов Архангельской области. До войны и во время войны это были маленькие колхозы – колхоз имени Ленина, колхоз имени Чкалова. Это потом уже после войны их объединили в колхоз «Северный полюс», потому что много мужчин не вернулось с фронта, а жить и работать всем вместе было легче.

Подростки – и мальчики, и девочки – под руководством стариков следили за ездовыми оленями, стадами. Во время войны в тундре было много волков. Чтобы спугнуть их от оленей, вокруг стада разводили костры.

Важнее всего для быстрой и сильной упряжки – передовой олень, без надёжного передового просто беда. Его надо было обучить. В отсутствие мужчин-пастухов таких оленей учили сами. Делали упряжь (за образец брали старую мужнину), ремонтировали её по необходимости. Учили оленей тянуть возы. Для этого вязали им на шею длинные веревки и так отпускали на волю покормиться. После того, как ездовых оленей загоняли в загон – карсак, олени с такой перевязью вылавливались в первую очередь. Женщины хватали конец верёвки, затем перетягивали через копыл воза, к которому хотели привязать оленя, тихонечко гнали его сзади, дотягивая до нужного места. И так делали животное послушным, смирным, учили тянуть возы или сани.

В 1942 году весной в пору кочёвки из лесов случился большой падёж оленей. Часть людей ушли с аргишами, а часть привезли по Белому морю из Мезени до Шойны на ботах. В Шойне ждали, когда придут аргиши с оленями. Тогда там не было песка, как сейчас. Была настоящая моховая земля, по-ненецки – ярэй я. Чумы ставили между русскими домами. Кушать было нечего. Ставили силки на куропаток. Молились на восток, чтобы хоть одна птица попалась. Если дичь попадалась, то её меняли на хлеб у проживающих в посёлке сезонников с рыбзавода. Часто были случаи, когда просто отдавали еду, потому что понимали, что они голодают больше, чем мы. В начале лета дети ходили по шоинской лайде, собирали, измельчали и солили дикий лук, а другой еды порой не было. Лук на берегу моря был высокий и густо рос. Его потом в чумах чистили и измельчали топориками. Соли на пристани в Шойне было много. Очень большая пристань уходила далеко в море. Солили в деревянные бочки, «семерки». Ели лук долго, потом появлялась рыба.

Женщины няпоями возили плавник для пирамидок для обозначения квадратов военных полигонов. Во время войны они делались из плавника – брёвен, свободно дрейфующих в море. Женщины вместе с детьми летом собирали и поднимали с берега напитанные морской водой стволы, по первым заморозкам грузили на возы и развозили в обозначенные места. Вначале таскали на одно место. Ставили там чум, ставили знаки. Потом переходили на другое. По очереди сторожили ездовых оленей.

Самый тяжёлый – 1943 год. Был голод. Зимой в мезенских лесах меняли у зажиточных жителей деревень замороженные внутренности забитого оленя на картошку, лук, морковь, репу. Летом вместо чая собирали и сушили иван-чай, морошковые чашелистики и листья, чагу. Женщины друг другу всегда помогали. Одна из них, оставшаяся в чумах, пока остальные на работе, кормила и следила за всеми детьми. В сложные моменты жизни женщины объединялись, сплачивались. На обиды и дрязги совершенно не было времени – жили насущными проблемами и мыслями о скорой победе над врагом и о возвращении мужей. Похоронки приходили, иногда не сразу их получали. В основном только тогда, когда приходили с чумами к населённым пунктам. Вместе плакали, поддерживали женщин, к которым в чум постучалась беда в виде казённой бумажки.

В любую погоду – снег, метель, дождь, жара, комары, гнус – всё надо было делать самим: дрова заготовь сама, за стадом смотри сама, за ездовыми оленями приглядывай, детей кормить, чем сможешь, одежду им сшей.... Никогда, ни при каких условиях женщины не жаловались на усталость, на болезни. Выживали как могли.

С Иваном Макаровичем мы поженились в 1954 году. Первая жена его, Анисья, умерла от болезни. После смерти первой жены он остался с двумя детьми – Поликарпом и Мишей. Жили мы тогда в одной бригаде колхоза имени Чкалова. Он вдовец, с двумя детьми на руках, и я вдова с тремя детьми. Чтобы облегчить быт, стали жить вместе. В совместном браке родились ещё два ребёнка – Нина и Фёдор. С мужем в чуме стало легче жить. Работу уже делили на двоих. Дети жили мирно, старшие следили за младшими. В чуме всегда был порядок, муж и дети опрятные, прибранные. У самой тоже была хорошая одежда, но берегла её, понапрасну не носила. На работу выходила в хорце – паны без единой шерстинки, одна только няра. Под ней ядыка, тоже совсем без шерсти. Все женщины в тундре так делали. В ней легче было работать».

…Нашей бабушки не стало 24 октября 1981 года, случился инсульт, не успела долететь до больницы, её не стало в самолёте. Похоронена она в деревне Вижас.

Слушая рассказы о жизни в военные годы в тундре, я восхищаюсь трудом и выносливостью не только бабушки Ефросиньи, но и всеми женщинами Канинской тундры. Через годы хочется поклониться каждой из них и сказать, что я преклоняюсь перед их самоотверженностью, упорством в стремлении приблизить Победу над фашисткой Германией, взяв на себя все тяготы работы в тылу.

Прошло 80 лет с окончания Великой Отечественной войны, но мы, потомки, обязаны помнить, какой ценой досталась Победа. Великая страна ценой огромных усилий, через большие человеческие потери не дала распространиться фашизму по всему миру. Очень важно не забывать про это, чтобы история из-за нашего незнания не переписывалась заново в угоду чьих-то амбиций.

Наталья Латышева, с. Несь