Людмила Пешкова уверена – честность и трудолюбие всегда в тренде

Этот выпуск «Линии жизни» создан благодаря швейной машинке «Зингер». Строчка к строчке ровными линиями выводим линию жизни нашей новой героини – ветерана Печорского лесозавода и эксперта народной моды Людмилы Пешковой. О верной почитательнице нашей газеты мы писали в год 74-летия Победы («Судьба, вместившая в себя эпоху» «НВ» № 50 от 25 мая 2019 года).
И вот новая встреча – после выхода публикации о кинофестивале «Северный характер» в Мурманске.
– Мы жили в посёлке Тюва-Губа (бывший населённый пункт на берегу Кольского залива) в Мурманской области, – поясняет женщина, поправляя на столе тарелочки с нехитрым угощением. – Отца друг туда сманил, мол, в Мурманске вольнее и сытнее, он и поехал с семьёй. Хорошо помню, какая среди камней росла голубика – с мой кулачок величиной. Я ж маленькая была, к земле близко.

Военная мода

Что было модно носить в Мурманске образца тридцатых годов, уже мало кто расскажет. В семье потомственного помора Аркадия Яковлевича и Екатерины Васильевны Дьячковых фотографий того времени не сохранилось. В марте 1941 года маленькой Люде было всего два года, младшему братику Георгию – года не исполнилось.
– Отца призвали на фронт, – вспоминает женщина. – Немец сразу в наступление пошёл, город с землёй ровнял. Когда мама уходила на работу и оставляла нас с братиком одних, то придвигала кровать к большой железной печке – мы там прятались.
Мурманск, в который Дьячковы переехали незадолго до войны, в июне 1942 года оказался разрушенным почти дотла – от жилых микрорайонов после авиабомбардировок осталось пепелище. В 2017 году в честь мужества и стойкости мурманчан был открыт памятник печной трубе – это всё, что оставалось от мирной жизни после страшных бомбёжек и пожаров.
– К маме прибежал папин друг, – говорит женщина. – Мол, быстро собирайтесь, готовят к отправке последний поезд в Архангельск, Мурманск сдадут. Мама взяла чемоданчик толокна, то есть растолчённой муки, схватила нас в охапку и чудом успела. В пути не раз попадали под бомбёжку, но нам повезло уцелеть. Потом оказалось, что поезд с ранеными, где был отец, выехал в Архангельск ненамного раньше. Их немцы почему-то не тронули. В нашем поезде были, в основном, женщины и дети. Хоронили погибших под бомбёжками в лесу возле путей и двигались дальше.
Судьба оказалась милостивой к молодой женщине с двумя малышами. Удалось без потерь добраться до Архангельска, затем до маминой малой родины – села Верколы в Пинежском районе.

Стильные шаровары

– Бабушка Анна, мамина мама, была очень мудрой женщиной, – говорит Людмила Аркадьевна. – Выходила нас с помощью сметаны и зелёного лука, говорила, что там все витамины и питательные вещества. А ещё научила меня ведать травы и ягоды. Может поэтому я ещё на ногах и в добром здравии, несмотря на свои 80 с хвостиком? А может порода такая – родители без малого сто лет прожили.
Стильной приметой военного и послевоенного времени стали самошитые шаровары. Их тогда вся страна носила, независимо от пола и возраста. В этих небаских штанах юная школьница Люда на уроках уму-разуму набиралась, на лыжах бойко бегала, по хозяйству родителям помогала и ставила агрорекорды.
– Зря отказываешься, своя картошка, своя капустка, – нахваливает домашнюю снедь хозяйка, а я боюсь, что новогоднее платье к празднику предательски подчеркнёт все последствия журналистских гостеваний. – В школе тогда все овощи выращивали: капусту, лук, морковь, свёклу, огурцы. На третий год наше звено попросили вырастить огурцы. Сначала не ели непривычную еду мезенцы, потом в очереди за свежими огурцами стояли. Даже кукурузу мне удалось вырастить до восковой спелости. Заказала семена тёте в Николаев, корпела над ними как над малыми детьми. За хороший урожай меня наградили отрезом ситца на платье. Второй отрез – 12 метров штапельной ткани – дали в колхозе, я же с 14 лет там работала.

Сапоги-самоходы

Судьба оказалась благосклонной к незлобивому и трудолюбивому семейству. Отец вернулся с фронта с тяжёлыми ранениями, но живым. По тем временам несказанное счастье.
– Его спас оленевод, подобрал тяжелораненого и довёз до медчасти в Мурманске, – говорит Людмила Аркадьевна. – У него была прострелена рука, а под коленом до конца жизни сидел осколок. После того, как мама привезла отца из архангельского госпиталя, его тоже определили на работу – поручили точить пилы для женщин, которые валили лес. Мы с братом эти пилы держали, а он точил их здоровой рукой.
После Великой Победы семья вернулась в мезенскую деревню Лампожня. Как рассказывает моя героиня, когда-то в Мезени было три зажиточных рода: Ружниковы, Шевкуненко и Мельниковы.
– В семье отца было семь коров, пять коней, семь детей и большое хозяйство, которое надо было обихаживать, – вспоминает женщина. – Деда раскулачили, но на зону не послали. Дело в том, что он когда-то вместе с Шевкуненко в бочке вывез Ворошилова в Архангельск – тот сбежал из ссылки в 1907 году. Мало кто сейчас знает, что Клим Ворошилов и Инесса Арманд отбывали срок на зоне в бывшей Архангельской губернии. Когда началась коллективизация, мужики написали Ворошилову письмо, а он за них заступился, мол, этих не трогать. Только к Шевкуненко письмо чуть запоздало – он повесился…
После войны у четы Дьячковых родилось ещё четверо сыновей. Ребятишек обшивали на машинке «Зингер». Она жива до сих пор и стоит у Людмилы Аркадьевны на самом видном месте. На металлической детали легендарного «Зингера» надпись на латинице – «Патент 1886».
– Это мамино приданое, – оглаживает её черный глянцевый бок моя собеседница. – Хотя машинке больше ста лет, отлично работает. Все сапоги и туфли папа шил на ней, а мы с мамой – платья. Отец выучился в артели инвалидов сначала валенки катать, потом сапожному делу. Я в Нарьян-Мар приехала в папиных сапожках ручной работы. До сих пор на чердаке в отчем доме хранится хром, оставленный мне на туфли. Шпильки для туфель из берёзы делали. А мама научила вязать, шить и вышивать. У нас овцы были, мы шерсть напрядём, носки навяжем, отец валенки накатает – зиму мы в тепле.

Платье этого года

На этой машинке и было сшито платье, в котором юная Люда приехала в Нарьян-Мар. На Печорском лесозаводе она проработала 40 лет жизни.
– Все в ту пору носили юбки-шестиклинки, а мне мама двенадцатиклинку сшила – всем на зависть, – улыбается моя собеседница. – Перед отъездом в Нарьян-Мар также сшила четыре бюстгальтера, ведь в магазинах ничего не было. И выкройку с собой дала, мало ли пригодится. Мы с подружкой Людой Клинцевой из Мезени приехали самые нарядные. Нам не надо было краситься, всё своё было, натуральное. Нас с подружкой так и звали: Люда без кос и Люда с косами. Техничка тётя Таня в лесозаводском общежитии специально для нас золу из печки выгребала, и мы причёски намывали золой и хозяйственным мылом – вот и весь уход! А потом мы с мамой за ночь сшили мне свадебное платье из креп-жоржета с модными тогда бантовыми складками и скромными рукавами-фонариками.
Трудовая биография моей собеседницы теперь хранится в большом пакете, куда сложены все документы и награды. Газетной полосы не хватит, чтобы человеческие заслуги описать.
Тренд 2020 года – защитные маски. Их тоже шили на легендарном «Зингере». Может и новое платье Людмиле Аркадьевне удастся сварганить к Новому году. Руки, приученные к труду, сами тянутся смастерить что-нибудь дельное.
– Про платье я подумаю, – смеётся моя собеседница. – Может, и правда, в новом наряде старый год проводить? Может новый радостнее будет?