– Чего ты, милая, обо мне писать-то собралась? – удивилась Людмила Фёдоровна Артеева. – Я простая работница-крестьянка, не заслуженная, важного ничего не делала, просто жила, детей растила и про жизнь свою тундровую мало что помню, старая, 79 годков исполнилось!

Как же так, подумала я. Из семьи потомственных оленеводов, замужем за оленеводом. Четверо детей, девять внуков и шесть правнуков. Не может быть, чтобы нечего было о таком человеке написать. И не ошиблась.

Лето в этом году у нас жаркое, солнечное, поэтому мы не пошли в дом, а устроились во дворе, за столом, на удобной деревянной скамье. Ее много лет назад смастерил супруг Людмилы Фёдоровны, дед Василий. Ему 86 лет, и уже давненько Василий Федотович не выходит из дому.

– Болеет-то муж мой, – горестно произносит моя собеседница, – ох и болеет, ходить не может, целыми днями молчит, говорить ему лихо.

Она вздыхает и качает головой. Я тоже молчу. Что тут скажешь?

– Меня спрашивают, мол, как живете-поживаете вы с Василь Федотычем? С 58-го года живем, так надоело уж, отвечаю. А про себя думаю, как же мне с мужем-то повезло! Добрый, верный, заботливый, детей нянчил, зарплату до копейки отдавал, пить – не пил, разве что в праздник чуть-чуть себе позволит. А как весна придет, во дворе все подметет, вычистит, выкрасит, подремонтирует, соседи даже удивлялись, – продолжает Людмила Фёдоровна.

Дети их давно выросли и разъехались кто куда, и старшие Артеевы уже много лет живут вдвоем в доме, который купили, когда из тундры переехали в Нарьян-Мар.

– Нам пришлось оставить оленей, когда врачи Василию Федотовичу запретили работать в тундре. Он пастухом работал, вот-вот повысить должны были, бригадира дать, но заболел, и нам пришлось уехать, старшей дочери было тогда семь месяцев от роду. Так что не суждено мне было стать бригадировой женой, – усмехается бабушка Людмила. – Не жалею, конечно, чего жалеть-то? Здоровье ведь ни за какие деньги не купишь. Жизнь тундровая, она тяжелая. Это здесь вода, газ, свет, могу встать, чайку попить и снова лечь, а в тундре ведь работать надо!

Людмила Артеева знает, о чем говорит. Она из потомственных оленеводов. И родители ее, и бабушки-дедушки, и прадеды по материнской и отцовской линиям – все были оленеводами. Она и сама 25 лет, с рождения, прожила в тундре. Сначала в Щелинском оленеводческом колхозе, а потом в Ненецком оленсовхозе.

Вспотеешь, а не замерзнешь

– Родилась я в селе Великовисочном, а спустя месяц положили меня в тундровую люльку, закрутили-завертели и – в чум. Ты, дорогая, знаешь, что такое тундровая люлька? Никакой мороз дитю не страшен! Основание у нее из дерева, внутри – кожа, сверху мех и овчина, да малица и бурки, вспотеешь, а не замерзнешь! – неторопливо продолжает рассказ моя собеседница.

В чуме она росла до школы. Тундровые дети рано становятся самостоятельными, некогда родителям, накормили-напоили малышню и к стаду. А те, что постарше, за мелкими приглядывают.

– В тундре, ведь знаешь, главное богатство – олень. Вся жизнь оленям подчиняется. А как забьют, шкуры выделают так, что мягче нет того материала, и шьют малицы, тобоки, бурки, – вспоминает привычный быт женщины в тундре Людмила Фёдоровна.

Тяжело вздыхает она, когда начинает рассказывать про военные годы, самые тяжелые.

– Отца моего в армию забрали в 42-м. Мама осталась с нами, детьми, беременная, в одиночку ей было в тундре не справиться, и папа отправил нас в деревню. Мы поселились у чужих людей. Это было в декабре, а в феврале младший братик родился, и дедушка нас в чум к себе забрал. Вот жизнь была! Говорю и сама удивляюсь. Мама дрова колет, готовит, стирает, а я новорожденного нянчу. А мне ведь самой только пять исполнилось! – продолжает свою историю Людмила Артеева.

Трудное у нее было детство. Современным детям даже представить невозможно. С ностальгией вспоминает она мамины пироги с ягодами, которые дети уплетали за обе щеки. Про конфеты и не слышали, только сахар вприкуску. Мама наломает кусочками и выдает по одному.

Потом время пришло Людочке в школу идти, первоклассницей стала она в деревне Щелино, жила у родственников, учила азбуку, папу с войны ждала. И – слава Богу! Вернулся отец с фронта, и Люду в Коткинскую школу перевез.

– Читать и считать у меня хорошо получалось, но вот беда, писала с ошибками, все время буквы путала, по русскому отметки неважные были. Вот такая беспутая! – сокрушается моя героиня, и кажется, что до сих пор ей как-то неловко. Хотела ли она дальше учиться? Может и хотела, но не стала, родителям надо было помогать.

– Раньше нам так и говорили: «Чего тебе учиться? Тебе работать надо!» Вот я и пошла работать, так неграмотной и осталась, – махнув рукой, заключает Людмила Фёдоровна.

Замуж вышла за тундровика

С будущим мужем Василием Людмила жила в одном совхозе, а потом и в одном чуме жить стали.

– Чумы у нас большими были, просторными, по четыре семьи вмещалось, у всех свои балаганы, – вспоминает моя собеседница.

На мою просьбу рассказать о свадьбе, Людмила Фёдоровна отвечает:

– Бывают всякие свадьбы, богатые и не очень. У нас была скромная, народу немного, музыки не было, два чума соединили, в одном гуляли, в другом спали. Фотографий нет, раньше моды не было такой – фотографировать. Корреспонденты приезжали к нам, но они ведь нам карточек не давали.

Василий Федотович Артеев на работу пастухом поступил, когда ему едва 12 лет исполнилось. Время такое было, мужики на войну ушли, заменили их мальчишки. Так и Людмила Фёдоровна с ранних лет работу чумработницы выполняла добросовестно, вплоть до переезда в город. Однако в трудовой книжке записи об этом нет.

– Работать – работала, а оформлять – не оформляли. В те года так было принято, несколько женщин работает, а оформлена и платят одной. Так и делили между собой одну зарплату, – объясняет она.

Когда Артеевы переехали в Нарьян-Мар, Василий Федотович поначалу устроился на ферму, а потом на стройку перешел плотником. Но таилась в душе у него, бывшего оленевода, мечта – выучиться на водителя.

– Пришел однажды муж с работы выпивши и говорит, ты меня разбуди в семь утра, пойду учиться. А я рассердилась на него, что выпил, и не разбудила. Он проснулся – обиделся. Но все равно пошел и поступил! И с пятью классами образования на шофера выучился. И работал дальше за рулем всю жизнь – на сельхозстанции, в Хорей-Верской экспедиции и других конторах, – рассказывает о муже Людмила Артеева, и по голосу ее я понимаю, что она гордится мужем.

Сама она тоже работы не боялась, тот, кто в тундре жил, разве труда боится? То истопником работала, то строителем, то кухонным работником, а то и поваром в детском саду.

– Только в доярки идти отказалась. Меня позвали, а я говорю, ни за что к коровам не подойду, боюсь! Вот в чум к оленям бы поехала, – смеясь, вспоминает она.

По тундре первое время Артеевы очень тосковали. Все никак привыкнуть не могли к жизни городской. А потом – ничего, свыклись.

Провожая меня, Людмила Фёдоровна, произносит:

– Меня иногда спрашивают, мол, расскажите, как в чуме вы жили? Мол, что там необычного? Очень хорошо жили, отвечаю. Уютно, тепло, мы ведь даже босиком ходили, хорошенько утеплим чум, печку истопим, и жарче, чем в доме! И все как у людей!