Ксения Просвирина

В зимнюю пору нам нужен уют,

Ласковый плед, да кот на окне,

Чай с чабрецом и душевный приют,

Шаль поцелуев нежной жене.

Капля философии в морозный вечерок

Не помешает о жизни помыслить,

И накатать из ошибок клубок,

Ну и победы свои похвалить.

Зимой так чудно создавать уют

И философствовать себе во благо,

Творить добро, и знать, что ждут,

И распускать шаль поцелуев взглядом...

* * *

Там хорошо, где нас нет,

Где вечное лето передаст нам привет,

Где ласково море обнимет причал,

Там будто и места совсем нет печалям…

А мы в суете ежедневной

Живем с тревогой душевной,

Торопимся, мечтаем, ошибаемся…

Назло невзгодам улыбаться стараемся,

Чтоб стало хорошо нам, где мы есть!

Лидия Сядейская

Метель

Рассказ

Зимой ночи длинные и холодные. Хоть мама и топила печь по два раза на день, утром и вечером, в доме всегда было холодно, особенно на полу. Щитовые домики, в народе их еще называли времянками, строились как временное жилье. Хозяева сами утепляли его. Ветер проникал во все щели, и, казалось, дом не выдержит такого напора и развалится, или его унесет ветром. Тепло было только на русской печи. Детьми мы часто там играли. Устроившись удобно в уголке, мы делали себе домики. Здесь было уютно, а главное, мы могли сверху наблюдать за взрослыми. Здесь же мы и спали.

В ту ночь я проснулась от сильного завывания ветра за стенами дома. Ветер то усиливался, и тогда казалось, что стая волков воет у самого дома, то стихал, мирно постукивая по стенам. Открыв глаза, я заметила полоску света и выглянула из-за занавески. За столом сидел отец и подшивал валенки. Лампа стояла перед ним, и яркий огонек слегка покачивался за стеклом.

– Чего не спишь? Ночь на дворе.

– Мне страшно. Там волки воют, они не заберутся к нам?

– Не бойся, это ветер, пурга разыгралась. Завтра не пройти будет, все дороги заметет.

Словно услышав его слова, пурга вновь разыгралась и, завывая, набросилась на ставни. Неукрепленные ставни окон стучали по стене, отчего становилось еще страшней. Я вжалась в теплые кирпичи и закрылась одеялом, но сон не шел.

– Папа, а можно мне посидеть с тобой?

– Сиди, коль охота, и мне веселей, хоть сон может не так морить будет.

Отец начал делать дратву.* Взяв нитку, согнул ее в несколько рядов и начал скручивать, скатывая нитку ладонью по колену. У него это получалось легко и быстро. Крученая нитка извивалась в его руках как змейка. Я с интересом наблюдала за ней. Затем отец взял кусок черной смолы и крепко натер ею нитку. Смоляную нитку он смазал мылом.

– Папа, а почему ты мажешь смолой и мылом нитку?

– Смола – чтобы нитка была крепче, а мыло нужно для того, чтобы она легче скользи-ла, когда протягиваю ее через подошву.

Отец отвечал на все мои вопросы, что случалось не часто. Видно, темная ночь и одиночество – все уже давно спали – способствовали этому. Я была счастлива, папа разговаривал со мной как со взрослой, хоть мне и было семь лет.

– А кому ты валенки подшиваешь?

– Тебе, кому же еще? Вон дыры какие. Небось, опять на валенках каталась?

– Каталась.

Я честно отвечала, видя, что у отца хорошее настроение и он не будет ругаться. Действительно, все ребята катаются на чем могут, не у всех же есть коньки. Кто-то катается и на санках по льду, и на ледянках, а я любила на валенках.

– Пап, а ты еще долго будешь сидеть?

– Да посижу еще, немного осталось, а потом и чаю попьем вместе.

Приятно было наблюдать за работой отца. У него всегда рядом, на столе, лежал инструмент для работы. Чего там только и не было: шило, капроновые нитки, кусочек черной смолы, кусок хозяйственного мыла и игла с большим ушком, и острый нож. Рядом с моими валенками на полу лежали разрезанные старые валенки, из них отец вырезал заготовки для подшивки подошв. Я любила перебирать его инструменты, но сегодня не хотелось слезать с печи. За окном все еще завывала и свистела вьюга. Страха уже не было, папа был рядом. И огонек лампы тихо колыхался за стеклом. Большая тень отца скользила по потолку, стенам, иногда заглядывала на занавеску. Когда отец наклонялся за очередной заготовкой, тень скользила за ним и двигалась по полу.

Отец шилом прокалывал подошву, затем в проколотую дырочку пропихивал толстую иголку с черной ниткой внутрь валенка. Нащупывал стальной конец и вытягивал её наружу. Накручивал нитку на руку и крепко дергал два-три раза. Потом снова делал прокол шилом и вводил иголку с ниткой уже внутрь валенка, вытягивая ее из подошвы. Ухватив ее, отец вновь натягивал нитку.

Размеренные действия усыпляли, и меня опять стал одолевать сон. Тень начала расплываться и, приблизившись ко мне, накрыла легким платком, мягким и пушистым как у бабушки. «Спи», – тихо прошептала она, и я поплыла в мир грез. Это отец, увидев, что засыпаю, накрыл меня ватным одеяльцем. Сам же продолжил занятие.

Утром я проснулась поздно. Отца дома уже не было.

– Мама, а где папа?

– У него выходной сегодня. Пошел мужиков созывать, медведь в деревне объявился.

– А мне можно посмотреть медведя?

– Отец велел всем дома сидеть.

– А валенки он мне подшил?

– Подшил. Вон стоят.

Мать показала на валенки. Они стояли на приступке печи. Толстая крепкая подошва, прошитая черными нитками, сразу напомнила мне о прошедшей ночи. Как отец подшивал валенки, и свет лампы падал на занавеску, а темная тень отца скользила по комнате.

Утром уже всего этого не было, солнце светило в окно и яркий свет слепил глаза. Метель закончилась. Огромные сугробы, наметенные за ночь, словно горы возвышались у стен дома.

–––––––––––––––––––––––––

* Дратва – смоляная нитка, изготовленная особым способом, для подшивки валенок.

Елена Сахарова

Здравствуй, реченька-река

Здравствуй, реченька-река,

Голуба и широка,

Берега твои круты,

Солнце прячется вдали.

Прошепчу тебе, река,

Что люблю я казака,

Он так весел и хорош,

Лучше в жизни не найдешь!

Ты казак мой молодой,

У реки со мной постой,

Буду я тебя ласкать,

Буду крепко целовать!

Но ушел казак лихой

Воевать за дом родной,

За родную мать-землю

И за милую свою.

Буду ждать тебя домой

И молиться всей душой.

Встречу-встречу у реки

И прижму тебя к груди.

Будем вместе мы с тобой,

Друг мой верный, дорогой,

Будем на земле мы жить,

Будем счастьем дорожить.

Иван Рочев

* * *

Добрая тихая Родина…

Ивы стоят над рекой,

Зреет за рощей смородина

Тишь, благодать и покой.

Неба синий потолок

Над родным порогом,

Не забытый уголок,

А подарен Богом!

Словно из сказки – деревни,

Тундра глядит с высоты,

Край заполярный и древний –

Столько кругом красоты!

Там, за озерами дальними,

Чудо жар-птица живет,

Сердце ночами печальными

Теплого солнышка ждет.

Слова Ларисы Чупровой 

Музыка Владимира Чупрова

Снег кружится

Песня

Снег кружится как пух тополиный,

Укрывая все белой фатой.

Вдалеке заиграла гармошка,

Уводя всех подруг за собой.

Запорошило нашу тропинку,

Где гуляли мы с милым вдвоем,

Видно, сердце его охладело,

А мое – полыхает огнем.

А метель все кружит и смеется,

И обидное хочет сказать,

Только я, несмотря на погоду,

Все равно буду милого ждать.

Ты не жди, говорят мне снежинки,

Все равно милый твой не придет,

У него есть другая девчонка,

И она его так же все ждет.

Снег кружится как пух тополиный,

Укрывая все белой фатой.

В той дали замолкает гармошка,

Увела всех подруг за собой…