Вы здесь

Брат мой Вовка

Владимир Одегов / Фото предоставлено автором

И когда рядом рухнет

израненный друг,

и над первой потерей ты

взвоешь, скорбя,

и когда ты без кожи останешься

вдруг от того,

что убили его – не тебя….

В. Высоцкий

 

Сегодня, 3 апреля, 40 дней как нет с нами Одегова Владимира Алексеевича. Его памяти я посвящаю эти строки…

Мы прощаемся с братом в ритуальном зале. Жутко, страшно, неловко, обидно и больно. И Володька лежит совсем не похожий на себя. Болезнь иссушила и обезобразила его. Симпатичный, моложавый он превратился в какого-то пожилого чужого мужчину. Рядом фото, где он как будто смеётся над собой. На фотографии он родной, привычный и казалось, что вечный. Невозможно было представить, что он уйдёт от нас. «Мой Вовка!», – со стоном и слезами, как мантру, проговаривала сестра Галинка. А я не сомневалась, что именно так думает про себя каждый, из оставшихся жить.

Мне вспоминается детство, как я вместе с Володькой шагала к нашим друзьям. Я к Нине, он к Саше Спиридоновым. Володька говорил: «Пойдём, Лайка». Мне тогда казалось странным, что он, более старший, а не выговаривает звук «р». В юности – спортивный, подвижный; в зрелости – степенный и неторопливый. Именно Володька принял на себя самый тяжкий груз, когда заболел отец. Мы распределили дежурства и несли свою вахту. Нас пятеро делили дни по очереди, а Володька был в ночь. Видеть беспомощного отца, ухаживать за ним непросто. Но мы возвращались в свои семьи, у нас была психологическая разгрузка, а у Вовки её не было. Конечно, мы старались и отпускали его в отпуск, считая дни до приезда. Но понимали, что ему достаётся больше всех. Наверное, потому что он самый добрый и простой из нас.

Николай – старший брат – опекал Володьку. Когда возникали проблемы, он всегда брал ответственность на себя, видимо старшие дети всегда на порядок выше остальных. Нам нужно учиться у старших. У Николая мужеству и чести. У Володьки – доброте и щедрости. Вспоминается, как, придя на дежурство к отцу, я застала плачущего Вов­ку. Володька сказал, что отец кидается на него с кулаками, а он не может ответить – ведь он отец. «Не могу же я бить отца», – сказал Володька. Тогда я гневно произнесла: «Если ты только тронешь его хоть пальцем, я тебя сама набью, это Вовка добрый, а я – другая. Я такая же, как ты, папа!» Мой папка сел на диван и заплакал. Я понимала, что у папы Альцгеймер. Вспышка агрессии. Но мне было безумно жаль Володьку, а теперь уже и отца. Володька всех любил и жалел.

На поминках в «Севере» собралась вся родня, пришли Володины друзья – те, кто остались от его «старой гвардии» – портовики. Знакомые лица, все жили в одном районе и умели дружить по-настоящему. Не взамен на что-то, не для пользы дела, а от родства души и привязанности сердца. И постаревшие мужчины держались весьма достойно. Помогли своему другу на костылях подняться на второй этаж. Друзья вручили старшему брату Николаю приличную сумму денег для Володьки. Я их всех, конечно, знаю, здороваюсь с ними, чувствую, что нежность по отношению к Вовке они перенесли и на меня. Со мной здороваются тепло и приветливо.

Все мои мысли о Володьке светлые. Никогда я не слышала от него дурного слова. Только забота, любовь, самые нежные чувства. Думая о нём, моём самом лучшем на свете брате Вовке, я плачу, плачу, плачу. Спасибо, что был и есть в моей душе. Буду учиться доброте, щедрости и любви к миру, мой Вовка.