Каждый раз, когда удается попасть в Санкт-Петербург, считаю долгом посетить свою альма-матер – ФНКС (факультет народов Крайнего Севера) герценовского института, или, как сейчас его называют, ИНС (Институт народов Севера Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена). Кировский район, проспект Стачек, дом 30 – адрес, знакомый сотням наших земляков, которые в разные годы закончили этот уникальный во всех отношениях вуз.
ФНКС начиная с 30-х годов всю свою 85-летнюю историю был кузницей кадров для «северов». Среди его выпускников – не только учителя, но и руководители крупных предприятий и даже главы органов исполнительной власти регионов.
В сентябре мне вновь посчастливилось пройти по коридорам, где когда-то располагалось студенческое общежитие, а затем и учебные кабинеты.
«Кузница» стала ковать равнодушных
Конечно, сейчас здесь все не так, как было раньше. Нет галдящей разновозрастной студенческой братии – все стало чинно и спокойно.
Почему? Студентов в ИНС, к сожалению, катастрофически не хватает. Для того чтобы Институт народов Севера полноценно работал, необходимо ежегодное «вливание» 50 ребят из российских регионов. А набрать их – большая проблема.
Корни ее уходят в тяжелые постперестроечные времена. Сказались и тяжелая экономическая ситуация в стране, и отсутствие поддержки коренных малочисленных народов Севера со стороны государства. Тогда почти всем, в том числе и учебным заведениям, приходилось скорее выживать, чем полноценно жить.
Если раньше, например, в 80-е годы определяющим фактором для поступления на «северный» факультет было знание родного языка или хотя бы прописка абитуриента в том или ином арктическом регионе, не говоря уже о национальной принадлежности, то сейчас все изменилось. Увы, не в лучшую сторону.
Когда 15 сентября я прошлась по коридорам моего уважаемого института до кабинета ненецкого языка, не встретила среди студенческой братии ни одного «северного» лица: молодежь, попадавшаяся на пути, к коренным народам никакого отношения не имела. Как оказалось, из-за нехватки абитуриентов ИНС вынужден принимать на свои факультеты даже ребят из Санкт-Петербурга и Ленинградской области. И это главная боль руководства института.
Высококвалифицированный педагогический коллектив, большая часть которого имеет статус профессоров и доцентов и является авторами учебников, словарей и пособий по языкам коренных народов, вынужден работать «вхолостую», обучая тех, кто никогда не поедет на Крайний Север и не станет работать с детишками где-нибудь в Уэлене, Палане, Игарке, Хатанге или Нельмином Носе. Для многих этих молодых людей главное – получить высшее образование. И не очень важно, какое именно.
Об этом и многом другом во время встречи мы говорили с почетным профессором ИНС, нашей землячкой Марией Бармич.
– Конечно, душа болит за сохранение языка и культуры северных народов, поэтому я, как правило, отказываюсь работать с ребятами, живущими в Питере, – рассказывает Мария Яковлевна. – Понимаю, что для них изучение чужого языка – формальность, а для нас, преподавателей, – пустая трата времени. Представьте, когда к тебе подходит девушка или парень, которому совершенно все равно что изучать, лишь бы считаться студентом, и говорит: «Я хочу изучать нэнэцкий!» И, видя мою реакцию, тут же заявляет: «Не хотите? Ладно, пойдем на эвенкийский или чукотский!» Конечно, им все равно, потому что работать с северными детьми они не собираются, а в Питере знание языка чуванцев или эвенов никому не нужно. Нужен только диплом. Вот такая печальная история.
Обидно, что и наш Ненецкий округ практически перестал «поставлять» в Петербург абитуриентов. Ребята из НАО поступают куда угодно, но в ИНС – крайне мало.
– Конечно, сейчас у северян гораздо больше возможностей для поступления в престижные вузы нежели в 60-е, 70-е или даже 80-е годы, – говорит почетный профессор ИНС. – Помню, в те времена к нам даже был конкурс. Сюда старались попасть студенты отовсюду, а мы выбирали, кого взять, а кого – нет. Сейчас, конечно, все совсем не так. Если выпускник на ЕГЭ заработал приличное количество баллов, у него появляется выбор. И он обычно предпочитает вуз, где его ожидают более светлые перспективы, чем работа учителем в Дудинке или в Нарьян-Маре. А ИНС сейчас все же в большей степени ориентирован именно на подготовку педагогических кадров для «северов».
Я уеду на Канин, в куропачью державу...
– Каждый раз, приезжая в Нарьян-Мар, мечтаю оказаться на Канине, родине моей туманной, но не получается, – с грустью говорит Мария Бармич. – Меня же обычно приглашают на совещания и круглые столы, где время расписано поминутно. Сходить в гости к друзьям и землякам становится проблемой. Командировка – она и есть командировка, ее положено отрабатывать. Как любому человеку, скучающему по родным местам, мне кажется, что на Канине и небо выше, и земля пахнет как-то по-особенному, и деревья, пусть и карликовые, растут пышнее и зеленеют ярче. А если уж говорить о ягодах, тут вообще отдельный сказ! Я очень давно не была на малой родине, поэтому она стала для меня землей обетованной. Хорошо хоть, что ко мне приезжают земляки. Многие знают мою слабость – айбад с родины, поэтому часто привозят или посылают с оказией оленье мясо. Вот и на сей раз Валентина Артемьевна Ханзерова послала мне очередную «порцию радости» – подсоленную оленину и костный мозг. Ничего вкуснее не бывает. После работы теперь спешу домой и растягиваю удовольствие.
Как говорится, что еще нам, ненцам, нужно? Чтобы родная тундра жила, олени были здоровы, морошка росла в изобилии, очаг родного чума грел и не гас, а все близкие были рядом.
«Родина, родина – тропы оленьи…»
Эти строчки ненецкого поэта Алексея Пичкова (ее земляка, одноклассника по канинской школе, а затем и однокашника по нарьян-марскому педучилищу и институту им. А.И. Герцена) напоминают Марии Бармич о многом – о родных местах, седом Канине, о юности и встречах с удивительными людьми.
Как говорит Мария Яковлевна, известные на севере сподвижники, собиратели самодийского эпоса – Наталья Терещенко, Зинаида Куприянова, Людмила Хомич – стали для нее вдохновителями для работы над книгами и учебниками. Поначалу ей было непонятно, почему за сохранение ненецкого языка бьются люди от него далекие, а сами ненцы проявляют к этому относительное равнодушие. Позднее, повзрослев, она оценила вклад этих уникальных людей в сохранение ненецкого языка и ненецкого эпоса. И решила стать последовательницей.
Как результат, сначала преподавательская деятельность в Игарке (там Бармич вплотную занялась изучением методики преподавания ненецкого языка), а затем почти 50-летняя деятельность в институте, позднее в университете имени Герцена, звание почетного профессора ИНС. За этот период Мария Яковлевна выпустила в свет более 20 различных учебников и пособий по ненецкому языку, предназначенных как для самых юных («Епцотако»), так и для студентов вузов и педагогических училищ.
Почему ненецкий умирает?
Этот вопрос не раз поднимался во время круглых столов, посвященных ненецкой письменности. О том, насколько остро стоит проблема с ненецким языком в НАО, мы тоже поговорили с Марией Яковлевной. И вот к какому выводу пришли: и закон о ненецком языке, и многочисленные мероприятия, проводимые в рамках сохранения родного языка, создание фильмов и мультфильмов, открытие выставок малоэффективны, если большая часть коренного населения НАО на своем языке не разговаривает.
Сегодня даже среди 40-летних ненцев трудно найти тех, кто бы свободно владел языком предков. Кто-кто, а мы, журналисты, в этом убеждаемся постоянно.
Недавно я, как редактор национального отдела газеты «Няръяна вындер», решила вспомнить всех, кто знает ненецкий язык и постоянно живет в окружной столице. Цифра получилась удручающая: всего около 30 человек, причем шестерым – чуть более 40 лет, а остальным за 50.
Причин, по мнению Марии Бармич, тут несколько. Во-первых, отсутствие языковой среды в ненецких семьях. Родители, прошедшие через школы-интернаты, предпочитают общаться с детьми на русском языке, так легче. Во-вторых, язык в ненецких семьях стал исчезать в конце 50-х, с переходом оленеводческих семей на сменный выпас, когда пастух в тундре, а семья в поселке.
В-третьих, в округе перестали готовить учителей ненецкого языка на базе колледжа. Готовят кого угодно, но не тех, кто должен нес-ти языковую культуру в национальные школы и детские сады. Тревогу вызывает тот факт, что большинство учителей ненецкого языка, работающие в образовательных учреждениях НАО, пенсионного возраста. Когда они уйдут, кто придет на смену?
В-четвертых, печатание книг и пособий по языку, ненецкому фольклору в округе идет с большим скрипом. Центр издательской индустрии, печатающий книги на ненецком языке, сегодня находится в Салехарде. Это, хотя и соседний, но другой регион, и у них много своих авторов. Как с горечью подчеркивает Мария Бармич, издания книги «Епцотако» для детей младшего возраста она ждала более 10 лет, за это время внучка успела вырасти и пойти в школу. Более пяти лет лежали в «загашниках» окружных управлений ее Словарь канинского диалекта ненецкого языка, Словарь географических названий Валентины Ханзеровой.
– Слава Нуму, – говорит Мария Яковлевна, – что удалось издать в прошлом году.
В общем, получается, что ненецкий язык будет сохраняться, скорее всего, за счет зауральских ненцев, потому что именно там проживает основная часть российских самодийцев и именно там особое отношение к культуре и языку титульной нации.
Конечно, в НАО власти стараются создавать условия для обучения детей ненецкому языку. На данный момент его как предмет изучают в 13 школах и 7 детских садах. Правда, практически везде его преподают на уровне иностранного, так как дети, живущие даже в национальных поселках региона, языком не владеют. Как, впрочем, и в большинстве своем студенты, обучающиеся нынче в Институте народов Севера в Санкт-Петербурге. А это, по мнению сподвижников, трагедия.
– Страшно, когда язык – нем! – говорит Мария Яковлевна.
И сложно с ней не согласиться.
