Отрывок из произведения Ника Хаданцева. Посвящается памяти известного якутского предпринимателя и мецената Никифорова Гаврила Васильевича – Манньыаттаах уола. Номинация «Проза. Открытие».
Мех соболя являлся одной из основных статей дохода царской казны. В иные годы четверть всего годового дохода Российского государства составляли поступления от продажи пушнины.
Пушнина стала тем локомотивом, который двигал ватагами русских казаков и вёл к открытию сибирских земель. Он заставлял казачьи отряды продвигаться всё дальше на север и дальше на восток. И в Якутии основным видом дохода узкого круга купцов стал промысел и продажа ценного меха – в основном меха соболя.
Неисследованные пространства между реками Индигиркой и Колымой были огромным белым пятном на картах Российского государства до конца девятнадцатого века. Во время освоения северо-восточных окраин Якутии маршруты первопроходцев лежали в стороне. Они проходили из Якутска в верховья реки Яна, пересекали великие Верхоянские горы и шли в низовья реки Колымы на Нижнеколымск и далее на Чукотку.
Риск заблудиться и навсегда затеряться в этих неизведанных просторах для экспедиции якутского купца Никифорова- Манньыаттаах уола был очень велик. Но Гаврил уже для себя всё решил: он пойдёт туда, далеко на Север. Он снарядит экспедицию, пойдет сам с ней. Он готов идти пешком, на лыжах, на собачьих упряжках. Взбираться на горные перевалы, прорубать дорогу в глухой тайге, плыть по порожистым горным рекам, чтобы достичь чего он возжелал: стать достойным сыном своего рода. Чтобы слава его имени шла впереди него и осталась жить через века.
Экспедиция, снаряжённая Никифоровым на Колыму, ставила своей целью закуп пушнины, установление справедливых условий обмена, авансирование будущих поставок пушнины и самое главное – создание сети факторий в этом отдалённом районе…
По огромной снежной долине медленно, но верно продвигался караван, состоящий из упряжек ездовых собак и нарт. Накатанная дорога уже давно осталась позади и каюрам приходилось прокладывать дорогу по целине из глубокого снега.
Уже две недели караван был в пути. За это время Гаврил Никифоров сдружился со всеми пятнадцатью каюрами, ведущими упряжки каравана. Спокойный и рассудительный Никифоров быстро нашел общий язык с каюрами, с которыми теперь разделял все тяготы этого похода.
Он упорно осваивал все навыки управления собачьей упряжкой. И если раньше его собаки рвались и путали постромки, вызывая смех у бывалых северных людей, то вскоре Гаврил научился как заправский каюр расставлять в необходимом порядке собак и лихо управляться с остолом – тяжёлой деревянной палкой, кованной железом, необходимой для торможения упряжки.
Вёл караван Ерофей – жилистый камчадал, которого Никифоров нанял в Якутске. Ерофей – потомок камчадалов, русских переселенцев на Камчатке – волею судеб оказавшийся в Якутске. Он сразу же понравился Никифорову своей расторопностью и смекалкой. Дитя природы и бывалый каюр, Ерофей большую часть своей жизни провёл под открытым небом, развозя на своей собачьей упряжке по безбрежным просторам Якутии коммерческие грузы или государеву почту.
Когда солнце пошло на закат, глазам путников открывалась величественная панорама: впереди высились горы, сквозь которые ползли облака. Воздух был настолько прозрачен и чист, что горы казались близкими. Хотя до них оставалось ещё не менее 25 километров. Мороз щипал лицо.
Ерофей собрал каюров и, обращаясь главным образом к Никифорову, сказал, указывая на гряду горного перевала:
– Если хотим благополучно добраться – то надо успеть в кратчайшие сроки перелезть через этот перевал, а потом спуститься в долину. Иначе после пурги снегом заметёт так, что ни на собаках, ни на оленях преодолеть его не удастся!
После короткого совещания путники разошлись по своим упряжкам и командами подняли собак.
До перевала путь проходил по замёрзшей небольшой речке, которая петляла по предгорью, делая крутые виражи и каравану приходилось повторять её изгибы. Лес становился все реже и скоро закончился, и только редкие кустарники одиноко стояли вдоль берегов – верный признак того, что жестокий к путникам якутский север становился всё ближе.
Вскоре Никифорову стал отчётливо виден высокий гребень хребта. Перевал был закрыт густым туманом. Ощутимо стало тяжелее подниматься, и каюры периодически спрыгивали с нарт, толкая их вперёд.
Собаки в упряжке Гаврила тяжело дышали, высунув свои длинные алые языки. Устал и вожак упряжки – умный белый пёс Чолбон, который время от времени бросал свой взгляд на Никифорова, словно говоря: «Может быть уже встать на привал, хозяин?».
Путники преодолевали присыпанные снегом каменные останцы, которые образовали здесь целые каменные города. Природа за миллионы лет создала это великолепие: причудливые нагромождения камней, которые здесь на вершине перемежались со множеством наледей – тарынов. Попадающиеся на пути упряжек эти россыпи камней ещё больше замедляли движение каравана и забирали силы собак. Люди уже не садились в нарты, а из последних сил толкали их, помогая изнемождённым собакам.
Гаврил Никифоров почувствовал, что нижнее бельё прилипло к его вспотевшему телу. Он смотрел на верх перевала, который не был виден и только надрывное дыхание людей и собак подсказывало, что вершина близка. Дыхания стало не хватать – разреженный горный воздух не насыщал лёгкие кислородом.
Наконец ожидаемая вершина перевала была достигнута. Люди и собаки обессилено повалились на снег и тяжело дышали, восстанавливая дыхание.
Когда усталость немного прошла, Гаврил окинул взглядом по сторонам и его изумлённому взору открылся вид ослепительно белых гор, которые как мощные волны огромного каменного океана простирались до самого горизонта. Он вдруг отчётливо понял, что этот момент он будет помнить всегда.
Эту безмолвную мощь суровых гор, стоящих веками и дающих понять человеку – как он мал. Насколько он ничтожен с его устремлениями, желанием властвовать, копить богатства и попытками продлить свой век на этой земле.
Каюры и собаки вскоре приободрились, взобравшись на вершину, поняв, что самая трудная часть пути позади. Но любоваться пейзажем и медлить было нельзя. Ерофей зычно прикрикнул и махнул рукавицей вниз по склону, дав понять, что надо продолжать движение. Гаврил с восхищением ещё раз кинул взор на уходящие вдаль горы и скомандовал Чолбону: «Вперёд, дорогой!». Собаки напряглись и тяжело гружёные нарты снова начали скользить вниз по укатанному ветрами снегу.
