Признаться, я не верю в специфический «русский мир»: считаю его свежей пропагандистской выдумкой. А вот в «новгородский мир» – верю.
Существует множество свидетельств его существования. Например, карта Новгородской земли до XV века. Согласно этой карте, заполярные земли до самого Урала осваивались новгородцами. Правда, недоосвоили в результате московского нашествия, положившего конец этому миру.
И в Ненецкий автономный округ я летел прежде всего для того, чтобы посмотреть, чем живет сегодня эта северная оконечность «новгородского мира».
Солнечная тундра
Открыл утром глаза – и ужаснулся. Собирался позавтракать пораньше, чтобы до форума походить по городу, посмотреть, как люди живут, а гостиничный номер залит полуденным светом, и, похоже, уже обедать пора. Проспал!
Подошел к окну – так и есть: свет неяркий, как и в новгородском марте, но ровный. Вот только на улице почему-то не то, что людей – ни собак, ни даже машин.
Посмотрел на часы: так ведь раннее же утро, десять минут пятого. Ничего себе рассвет!..
А полдень был совсем другой: ослепительный. Яркое солнце, яркий снег. И, от солнца налево, вполне отчетливый, хоть и подтаявший понизу, кругляшок пятнистой луны.
Вы, небось, уже забыли, как звучит хрестоматийный хруст снега под ногами. А я его на днях слушал.
Слушал и наслушаться не мог. Нарочно прошелся обратно по особо музыкальному отрезку тротуара. И еще раз. И еще.
Хотя бы ради этого стоило долететь до Нарьян-Мара.
Под электрическими яблонями
Говорят, солнечных дней здесь – чуть ли не триста в году. Солнечных – не значит теп-лых. До 240 дней температура не поднимается выше нуля. В оставшиеся втиснуты и весна, и лето, и осень. Так что межсезонья – короткие. Зато очень красивые. Под тощими березками, будто извивающимися в танце живота, расцветают сотни цветов. Потом просторы желтеют от морошки. Потом поднимаются из мхов и встают вровень с кустиками белые грибы и чернеет в россыпи своей алой тисненой листвы ягода вороника. Но этого надо еще дождаться.
А зима – это всегда гравюра. Только игла гравера здесь тоньше, чем в наших широтах. Если смотреть с неба – мелким штрихом прорисованы кое-где худосочные заросли на обширных белых полях. Поди отличи издали ледяную реку от зимника – разве что по синим колеям. Но вот замелькали под крылом самолета дома – желтые, зеленые, лазурные, под яркими малиновыми крышами: город.
Точнее, городок. Как в старой песне поется – «не велик и не мал». Столица округа и сейчас размером с хороший райцентр.
Оказавшись на ее улицах, обнаруживаешь, что домики веселеньких расцветок – это, собственно, «постройки барачного типа». Что вполне естественно для бывшего рабочего поселка, который городом стал в 30-х годах прошлого века. Здесь и власть-то расположилась в дощатой «постройке барачного вида», хотя бы и более прихотливой архитектуры, за которую здание прозвали «красным чумом». Сегодня стены из вагонки, которые облезают и сереют, сколько ни крась, обшивают стойким сайдингом веселеньких расцветок. Красота, конечно, ни фига не спасет мир, но от депрессивного однообразия зимней картинки – уберечь может.
Тут в моде, например, цветущие деревья. И цветут они круглый год, потому что железные, а в каждом цветке – светодиод. Днем их можно принять за яблони, но по вечерам они становятся чудом селекции, когда вспыхивают электрическими огнями от синего до пурпурного.
Фонтана городу тоже хочется – и он тоже светодиодный. Спасибо новым технологиям. И финансовому благополучию.
Здесь разведано 83 месторождения углеводородного сырья, «Лукойл» вовсю качает нефть, и округ занимает I место в стране по объему валового регионального продукта на душу населения, благо всего населения в округе – 43 тысячи, по 0,25 человека на квадратный километр. Губернатор Игорь Кошин с особой гордостью говорил о том, что все и всяческие кружки и секции для местных жителей, их детей – бесплатно, то есть за счет бюджета. Недавно к многомесячным природным льдам добавили лед искусственный, для спортсменов, – и на дрожжах бесплатности уже вырастили первых фигуристов-разрядников.
При этом средняя зарплата северянина – 53 тысячи руб-лей. Понятно, что и расходы у него больше, но потребительская корзина оценена в 12 тысяч рублей на человека (сравните с тем, сколько «корзин» влезает в доход новгородца). Квадратный метр жилья кажется очень дорогим – более 50 тысяч рублей, но в сравнении с зарплатой – выйдет даже дешевле нашего. Так что многоэтажки – строятся.
Правда, пока по старой привычке большим новостройкам местные жители присваивают имена собственные: милая примета провинциального быта, которая может потеряться, лишь когда весь городок «окаменеет».
Невыдуманные духи
Кошин возглавил административный округ лишь в прошлом году, когда ему не было и сорока. Через несколько месяцев пошел на губернаторские выборы и набрал 77% голосов. Я, конечно, не женщина, но должен признать: красавец-мужчина. Демократичен (во всяком случае, с журналистами), спортивен, энергичен – и ищет, к чему эту энергию применить. Иначе сидел бы в своем кресле ровно и пользовался возможностями счастливо складывающегося бюджета.
Но Кошина, предполагаю, гложут отчетливые сомнения о завтрашнем дне доверившего ему населения. Четверть человечка на квадратный километр просторов – и так не много, а миграцию никто не отменял, и воспитанники кружков и секций, готов поручиться, с готовностью променяют родное Заполярье на другие веси, где полученным бесплатно умениям найдут лучшее применение. «Нефтянка» дает округу денег все же больше, чем рабочих мест. В наше время самая «человекоемкая» область – обслуживание. А кого тут обслуживать-то?
…Сидим в чуме. В дымовое отверстие, где сходятся пучком жерди (не пересчитывал, но должно быть их сорок), полагается, говорят, заглядывать месяцу, а заглядывает просто синяя тьма. Вместо центрального (и сакрального) шеста в небо упирается труба буржуйки, успешно заменившей ненцам открытый очаг. На печке бормочут кастрюля с бульоном из оленины и чайник. Синева над головой только пугает холодом: ей не пробиться сквозь пробку теплого воздуха, заткнувшую ход в небо. А выпил, присоливши, кружку крутого бульона, закусил горячей олениной, – и вовсе спина взмокла.
Сидим в чуме, и губернатор вещает: «Север притягивает человека, который попал в эти широты хотя бы один раз, потом уже не отпускает». Как бы намекает...
– Туризм может превратиться в важную отрасль арк-тических регионов, – прямо говорит Любовь Совершаева, заместитель президентского полпреда в СЗФО. – И здесь на одно из главных мест выходит информационная составляющая…
Да мы и так уже поняли, Любовь Павловна, зачем мы тут. И мы согласны: солнечно-лунный полдень зимы, осенняя охота и «грибалка», ловля сига, краски тундры – много чем можно завлечь в этот край человека, любящего природу и настроенного романтически. Человека, который не понимает, зачем надо пролететь тысячи километров, чтобы лежание на собственном диване сменить на такое же лежание, но на песке у экзотического моря. «Активный отдых» – это, конечно, не участие в идиотских играх под разухабистые крики аниматора… «Делайте ставку на крутых мужиков», – советует мой питерский коллега.
Соглашаюсь с Любовью Павловной: да, ресурс у Заполярья есть, и большой. Оно опоздало к отжившим видам туризма, зато открыто для нарождающихся.
Сейчас много говорят о туризме гастрономическом, так вот у ненецкой земли тут огромное преимущество. Дие-тическую оленину, стопроцентно «экологическую», выращенную на природных кормах, а не на добавках и препаратах, без которых дорогой рибай не обойдется, тут подаются в стольких видах!.. Не говоря уж о парном мясе прямо на стойбище, о сырой печенке и горячей оленьей крови, попробовать которые смелый гурмэ, пожалуй, решился бы. А строганина из мороженой рыбы? А ягода с куста?
С туризмом этнографическим тут тоже куда благополучней, чем в других местах.
Чум, в котором мы сидим, – не жилой, а специально для гос-тей. Поставлен он в нескольких километрах от города, рядом с Туристическим культурным центром, на строительство которого не пожалели денег, несмотря на дефицит туристов. Объект напоминает нашу «славянскую деревню» в Любытине. С той разницей, что все мы понимаем: никаких «древних славян» уже не существует, все это – игра, та же «анимация». А идолы и священные деревья нарьян-марского Центра, если и ушли из повседневной жизни большинства ненцев, для кого-нибудь из них, возможно, все еще имеют прежнее значение.
Может, вполне уже светский абориген в прежних духов и не верит, но природа, с которой он неразделен в своих пастушеских странствиях, преисполнена своих «духов» – речной свежести и травяной терпкости. Несмотря на буржуйки и даже спутниковые тарелки, которые семьи возят с собой на нартах, от природы ненец не мог далеко оторваться. И не оторвался. До сих пор его дети, как свидетельствуют горожане, ею, матушкой, наделены от рождения острым изобразительным даром – только дайте карандаш.
Пустите «крутого мужика» к ним, людям природы – в этой среде и пусть проверит свою «крутизну».
Живая диалектика
Жизнь ненца проходит до сих пор в борьбе с природой и единении с ней. Такая диалектика, однако.
Как и в те времена, когда досюда дошли в первопроходческом раже новгородцы, северный олень аборигена возит, кормит и одевает. Недаром на их языке «олень» и «жизнь» обозначаются одним словом.
У многих семей – по 500 оленей и больше. Рогатое стадо дает не только мясо и шкуру, но и чай-сахар-хлеб. Каждый олень приносит доход в 8 тысяч рублей. Так что в пору забоя можно разом заработать миллиона два. А на покупную провизию семье достаточно 50 тысяч в год.
– Встречаю знакомого ненца, спрашиваю, как дела, – рассказывает директор Туристического культурного центра Матвей Чупров, депутат Архангельского областного Собрания. – «Хорошо дела, – отвечает. – Видишь же – на оленях приехал, не на «Буране».
Оно и верно. Как бы хорош ни был мотор, но топливо для него возить с собой надо. А олень для себя топливо сам ищет, под ногами берет – ягеля в тундре хватает. И убиться в ДТП на оленьей упряжке еще никому, кажется, не доводилось. Даже выпивши.
Сам Матвей – из коми-ижемцев. Коми научились у ненцев оленеводству и сменили оседлый образ жизни на кочевой. Не удивительно, что бакалавр экономики Чупров руководил фермерским хозяйством. Хотя отношения между коми и ненцами – не самые простые. «Как между русскими и евреями», – говорит Матвей. В том смысле, что ненцы считают – коми себе на уме. Особенно когда дело доходит до той самой выпивки…
– Говорят, ненцы много пьют. Есть немножко. Но если бы они пили столько, как о них говорят, – как бы они оленей держали? – смягчает стойкую легенду Матвей. И добавляет: – От женщины много зависит…
Ну, это и у всех так…
В жизни ненцев хватает другого своеобразия, настоящего.
Имена у них православные, только звучат в обыденной речи эти имена по-своему. Впереди ставится отчество или прозвище. Например, Мишь-Вась – Василий Михайлович, стало быть.
Такое у меня ощущение, что, овладев русским языком, ненцы естественным лингвистическим чутьем не могли смириться с тем, что мужское уменьшительное имя заканчивается, как и женское, на гласную – и подправили несправедливость слегка. И то: жизнь в тундре требует твердости.
Прозвище же дается по приметному событию. Вез Мишь от вертолета сухари на стойбище, заглянул в мешок – порченые сухари, все в червячках, да и бросил их. Соплеменники подобрали – хорошие сухари, просто с маком, которого Мишь раньше не видал. И стал он с тех пор – Сухарь Мишь. Или вот, рассказывает Матвей, пришел солдат из армии, мать руками всплеснула: «Господи, Коль вернулся!» – и стал он навсегда Господин Коль. А теперь уж и детей его кличут Господинчиками…
Словом, народ в основном крещеный. Так что русскому туристу особо приспосабливаться не придется. Единственно, что с обрядностью православной у кочевого ненца есть проблемы: в тундре пост держать затруднительно, если основная еда – мясо да рыба. На одном чае далеко по воргам – оленьим тропам – не уйдешь.
Да и некоторые обычаи некрещеных вындер – тундровик – предпочитает далеко от себя не отпускать. На всякий случай. Все-таки духи тундры – они не выдуманные, вдруг пересечешься с ними?
На традиционном празднике «Буран-Дей», где ненцы на снегоходах бьются за призы, учрежденные знаменитым полярником Чилингаровым, вдоль трассы деловито прохаживался маленький длинноволосый человек с бубном. Местный епископ недовольно нашептал Чупрову: это зачем здесь язычник-шаман?
Но из толпы шамана окликали, жали руки – многие его знают.
Если на то пошло, Север, да еще туристический, без шамана – как свадьба без баяна.
Шаман из «Артека»
Между тем, Шаман Коль недавно стал большой знаменитостью.
Поехал он в Санкт-Петербург. И один депутат ЗАКСа (коммунист, между прочим) привел его в Законодательное собрание. Коля раскурил здесь вывезенную с международного съезда своих коллег в Норвегии «трубку мира» («чтобы сохранить холод на Земле как важную часть экосистемы планеты»), обошел Мариинский дворец со своим магическим бубном – и обнаружил непрощенного духа, обитающего здесь с тех времен, когда Пётр Великий еще и город не построил. Духа он обещал заманить в бубен и упокоить на заполярном острове Вайгач, откуда духи не возвращаются. А попутно отметил, что в кресле, где иногда сидит актриса-депутат Анастасия Мельникова, вредно пребывать женщинам, а человека, сидящего в кресле Виталия Милонова, «одолевает ревность».
Анекдотически знаменитого Милонова, видимо, и впрямь «одолела ревность». «Почему во время Великого поста у нас здесь проходят бесовские шаманские пляски? Я не потерплю здесь наличия колдунов и еретиков!» – раскричался рыжий депутат на пленарном заседании.
Хорошо, что хоть за курение трубки шаману не попало…
До того Коля и в Москве был, и даже в Китае – но такой рекламы в прессе еще не получал.
Не выпуская из рук девятиконечного бубна, Шаман Коль прочел нам в чуме эзотерическую лекцию – о сглазе, о природе порчи, о взаимоотношениях мужчины и женщины.
Сам потомственный шаман, впрочем, еще не женат: говорит, людям его профессии до 50 – нельзя. Олени у него есть, 200 голов, а детей нет. («Откуда же тогда берутся потомственные шаманы?» – озадачилась вслух одна из журналисток).
Впрочем, Николай Талеев не сразу вспомнил, что он – потомственный. Сначала Коля, бывший пионер-артековец, лечил людей травами. А потом уже объявил себя «белым шаманом», то есть – исключительно «причиняющим добро». И носителем тысячелетних знаний. (В Китае, как он утверждает, разговаривал с местными «на древнекитайском языке – он такой же, как и древнененецкий»).
Коля, конечно, малость демагог, пользующийся людским остолбенением перед сверхъестественным. Но человек, сопровождавший его в Китае, поделился наблюдением: может, Коля враль и хитрец, понахватавшийся замысловатых слов, «но попробуйте с ним в бильярд сыграть – у него шарик к лузе по дуге катится; что-то в нем есть этакое…».
Да и другими способностями он не обделен. Даря моему хорошему товарищу книжку восточных премудростей, шаман написал: «На память Игору» – и пояснил: «Это я нарочно так… Твое же имя – от слова «гора»?». Мы с Игорем улыбнулись этой маленькой хитрости, а потом я призадумался: да ведь рядом с Колей, в котором, поди, сорок кило с бубном вмес-те, полуторацентнеровый высокий Игорь – и правда, человек-гора… Метко схвачено!
Есть у меня, к эзотерике глухого, подозрение, что в новой профессии Талеева утвердил все-таки Матвей. Коля и трудоустроен у Матвея в Цент-ре – шаманом, естественно. Так что пенсию себе заработает, хоть и нет в официальном перечне профессий колдунов, пусть и «белых».
Я к чему так подробно про шамана, вышедшего из пионеров? К тому, что он как раз работает «туристическим объектом».
Развитие этнографического туризма без таких живых объектов невозможно.
При Центре есть семейно-родовая община «Нерденя» («Вожак»), где и об обычаях гостю расскажут, и с маленьким оленьим стадом познакомят. Но все это – тоже совсем недалеко от города. А вот станет ли кто-то из настоящих кочевников терять время на туриста-экстремала, желающего показать свою «крутизну»?
В Америке есть те, кто «работает индейцем». Много ли найдется желающих «поработать ненцем» вдали от окружного центра, куда гостей поманит жажда приключений?
Мы поедем, мы помчимся: если...
«Моду на Арктику надо возродить!» – призвал губернатор Игорь Кошин. Мы не против моды. Не против даже помочь. Но говорили мы возле бурчащей печурки с ним и Любовью Совершаевой и о трудной проблеме, которую журналисту не решить: нужна инфраструктура, в том числе транспортная.
Лететь до Нарьян-Мара от обеих российских столиц – недолго, новгородцы в тринадцатом-то веке дольше туда добирались. Нет, недолго – но дорого. Почти так же дорого, как на Цейлон. Получается уже проверка не твоей «крутизны», а «крутизны» твоего кошелька.
Если Россия хочет по-настоящему утвердиться в Арктике, Заполярье действительно надо рассматривать не просто как далекую кладовую, битком набитую углеводородами, но и как «край нашенский». А «нашенское» должно быть нам всем более доступно.
Тогда, глядишь, можно и за грибочками за полярный круг смотаться. Или просто снегом похрустеть под двойным присмотром Солнца и Луны.
Сергей Брутман,
главный редактор «Новой новгородской газеты»
Нарьян-Мар – Великий Новгород
Фото автора
