В окружной столице прошли встречи спикеров Российского общества «Знание» с молодыми северянами – НАО присоединился к марафону «Знание. Первые»

Знаковое просветительское событие прошло сразу в нескольких регионах России и охватило более 25 тысяч участников из разных стран.

Одной из площадок стал открытый диалог с героями сегодняшних дней – военным корреспондентом, поэтом Анной Долгаревой и участником СВО, победителем кадровой программы «Сэр``Варк. Белый медведь» Владимиром Абрамовым.

Чем глубже тьма, тем ярче виден свет

Оба спикера узнали о том, что такое война, на собственном опыте. Владимир до того, как принять решение пойти и защищать свободу и права людей с оружием в руках, выезжал в зону проведения СВО с гуманитарными миссиями.

– В первый раз я приехал в Мариуполь, увидел разрушенные дома, общался с людьми, мы помогали их эвакуировать, увозить от этого ужаса, – рассказал участник СВО. – Потом была Луганская Народная Республика. И снова люди, потерявшие всё, жившие в подвалах… Мы организовывали для них места временного размещения, а ещё много общались с молодёжью, детьми, помогали им проводить досуг, возвращаться к мирной жизни. Я видел, что пережитое очень сильно повлияло на них…

Среди детишек был восьмилетний Серёжа, ровесник сына Владимира. После бомбёжек мальчишка три месяца жил с родителями в подвале. В тёмном подвале, где люди старались не погибнуть от холода и голода. Не было даже воды. Её добывал маленький Серёжа, он один мог незаметно выбраться через крошечную форточку на улицу и перебежками передвигаться по оккупированному городу, пока не найдёт, где наполнить заветную «полторашку».

– И вот он мне рассказал, как в одну из своих вылазок на него наткнулся БТР с иностранными наёмниками, – рассказал Владимир. – Они просто для забавы стреляли ребёнку по ногам. Это, наверное, и был тот самый момент, когда я понял, что должен быть здесь и сделать всё, чтобы это остановить…

Анна Долгарева, автор пронзительных стихов и честных репортажей, говорит, что война стала значительной частью её жизни уже более десяти лет назад. Девушка не рвалась на войну, не знала, что ей придётся испытать. За неё решила сама судьба.

– На СВО погиб мой любимый человек, я два года не могла прийти в себя, но как-то мне удалось это пережить, после его смерти я поехала на войну, – говорит военкор. – Потом я даже вышла замуж, но и муж мой погиб. Меня часто спрашивают: как вы с ума не сходите? Наверное, это от того, что чем глубже тьма, тем ярче она оттеняет свет. Я вижу в каждом бойце столько света, столько доброго, тёплого в человеческих историях. Я ведь на войну приехала в 2015 году очень эгоистичной девочкой, самовлюблённой, замороченной на собственных каких-то переживаниях, мне было 26 лет. А там очень повзрослела, когда увидела людей, которые с улыбкой преодолевают невероятные страдания, ещё и меня в моём горе утешают, ведь я после смерти парня приехала туда. Это невероятное мужество жителей Донбасса, добровольцев из России. Я училась у этих людей иному восприятию мира, какой-то невероятной доброте. Сейчас понимаю, что без света, без любви, без доброты мы не выживем.

...По просьбе одиннадцатиклассника Романа Саидова Анна поделилась историями своих боевых друзей, которые после ранений, ампутаций не только продолжают воевать, но и создают семьи, продолжая жить полной жизнью, несмотря ни на что.

– Я не представляю, какая сила духа должна быть, чтобы после всех этих испытаний у человека осталась сила, осталось желание – и он снова шёл в бой. Это потрясающий пример невероятного упрямства, равного которому не часто встретишь.

Честные ответы на непростые вопросы

Очень важно, что встреча с молодёжью была выстроена не как лекция, а именно как диалог. В любой момент желающие могли поднять руку, получить от волонтёра микрофон и задать волнующий в данный момент вопрос.

Этот открытый разговор ещё раз напомнил всем взрослым, присутствующим в зале, что школьники и студенты отнюдь не остаются в стороне от информационной повестки общества, а, напротив, со всей прямотой и бескомпромиссностью юности пытаются разобраться в том, что происходит сейчас в мире.

Так, Дмитрий Сафонов попросил разъяснить, каковы главные цели СВО:

– Вокруг нас сейчас очень много разной информации, не знаешь, чему верить. Телевизор говорит одно, интернет другое. Хотелось бы услышать от вас, зачем всё это надо?

Владимир Абрамов честно признался, что испытывал схожие чувства, не зная, что происходит на самом деле. И его участие в гуманитарных миссиях было как раз попыткой увидеть всё собственными глазами и сделать свои выводы.

– Когда я туда приехал, то понял, что мы воюем за суверенитет. А что означает это понятие? Мы воюем за тех людей, которые там находятся, говорят на русском языке, – ответил он. – Я увидел то, что они пережили, понял, что против них воевали внутри своей же страны, подвергали их геноциду. Когда они не могли больше этого выносить, то попросили помощи у нашего президента, нашей страны, у тех, кого они считают братьями. А позже я понял больше. Мы воюем не только за них, но и за себя, за каждого из вас. Вся эта разруха, идеологическая грязь, была нацелена распространиться у нас, в России. Уже начинали какие-то непонятные силы поднимать головы на митингах не где-нибудь, а в Москве, Санкт-Петербурге. И всё это надо было остановить.

Анна Долгарева ответила как человек, для которого война началась не в 2022 году, а в 2014-м. В то время она была на Донбассе и своими глазами видела то, что оставило в душе раны, которые не заживают и сейчас. Обо всём этом она впоследствии выпустит книгу «Я здесь не женщина, а фотоаппарат».

– Убивали стариков, убивали детей, – глаза Анны от воспоминаний наполняются слезами. – Сколько таких бабушек несчастных я видела в Донбассе за эти 8 лет. Просто входишь в маленький уютный частный домик, а там бабушка как вязала, так и завалилась на кроватку с панцирной сеткой. Сын её приезжает, его трясёт, он плачет –здоровый такой мужик в кожаной куртке. Сестра у него тоже погибла в 2014-м при обстреле с дочкой, теперь мать.

Потом со своим фотоаппаратом Анна ехала на автобусе от Луганска в Кировск, там стоял батальон «Призрак». Его командир Лёша сказал, что на трассе в гражданскую машину снаряд прилетел. Поехали туда.

– Машина была одного дедушки, он постоянно ездил сына на ней встречать. Прекрасно видно, старенькая машинка, гражданская. И вот лежит этот дедушка убитый, весь обугленный, всё выворочено наружу. А потом явилась миссия ОБСЕ, следом за нами, и я видела их доклад: произошло возгорание машины по неустановленным причинам.

Анна рассказывает, сколько их было, этих опрятных старушек в чистых домиках с иконками, кружевными салфеточками… Всё в доме уцелело, а от неё один маленький тапочек остался, с капелькой крови.

– И вот я смотрю на этот синий тапочек и понимаю, что что-то у меня порвалось в этот момент в душе, – говорит она. – Это был 2018 год, я тогда поняла, что мне надо хотя бы на время уехать в Питер, что я больше не могу, всё.

Вместе с чёрной дырой отчаяния пришло чёткое понимание, что без помощи России эта череда смертей не прекратится.

– Единственное спасение, единственный вариант прекратить этот ужас без конца для Донбасса – приход России. Когда признали республики, я поняла, что Россия вступит в эту войну. И мы все очень этого ждали. Украина такое государство, которое при нынешней украинской власти, при нынешних сложившихся украинских элитах, не успокоилось бы. Эта война закончится только в тот момент, когда Украина лишится возможности вести боевые действия.

Военкор не имеет права на ошибку

Одиннадцатиклассник Олег Хромцов рассказал, что делает первые шаги в журналистике и поинтересовался у Анны Долгаревой, есть ли какие-то особенности в работе именно военного корреспондента.

В ответ военкор призналась, что непосредственно филологического и журналистского образования у неё нет, но иметь опыт, приступая к ведению военных хроник, желательно.

– Я до того уже пять лет работала журналистом и имела понятие как писать, – рассказала Анна. – Очень редко хороший военный корреспондент получается из человека, который до этого не был журналистом. Снимать, в принципе, на войне можно научиться, а писать не научишься, если до этого не умел. Но это на моём опыте. Лучше и снимать уметь, конечно. Но главное даже не это. Ты должен понимать момент уместности. Не должен подставлять бойцов, с которыми работаешь. Не должен им мешать. Потому что, условно, ты включаешь камеру, она светится красным огоньком, этот красный огонёк выцеливает снайпер. Потом делаешь фото, снимаешь видео, они дают привязку к местности, по этому месту прилетают «хаймерсы». Ну… ты убил людей. Такое неоднократно, к сожалению, бывало. Я очень аккуратно работаю, но далеко не все журналисты таковы.

Ещё девушка рассказала, что больше всего не переносит постановочные кадры. Военная хроника потому так и называется, что бесстрастно отражает всё как есть, без парадных мундиров и красивых поз.

– Понятно, что очень хочется иллюстрировать свои статьи, а в бой со штурмовиками не пойдёшь. Хотя есть военкоры-легенды, такие как Клим Поплавский, Андрей Филатов, которые участвовали в реальных боевых действиях. Но это знаковые фигуры в военной журналистике. То, как они этого добились, это невероятно сложно, это люди с огромным опытом. Для кого-то нормально снимать на полигоне, например, но я этого не люблю. Как я буду заставлять бойцов изображать беготню, боевые действия? Поэтому считаю, что такого надо избегать.

Учиться жить заново

Когда разговор уже завершался, юные северяне узнали, что пришлось пережить их собеседникам: вопрос о том, как это отразилось на сегодняшней мирной жизни просто висел в воздухе и девятиклассница Екатерина озвучила его.

– Владимир, как вы отходили от постоянного состояния опасности после окончания службы? Остались какие-то последствия?

Помолчав, адресат вопроса признался, что после четырёх контрактов, службы в должности оператора, старшего оператора, потом командира роты, в которой служили 120 человек, закрывавшие всё Донецкое направление, он не мог остаться прежним.

– Я в первый месяц мирной жизни поймал себя на том, что когда гулял с собакой, и она побежала в высокую траву, с силой дёрнул её за поводок. Остался рефлекс: нельзя в высокую траву заходить. Все сто процентов нельзя. Если поле не вспахано, туда тоже не надо ходить. Самые опасные моменты у нас были, когда дрон летел обратно на посадку, выкидывал парашют и опускался. Его ветром подхватывало и уносило в поле с высокой травой. У нас с ребятами даже очередь была, кто пойдёт в поле забирать «птицу», а её надо было забрать обязательно.

Как признался Владимир Абрамов, самым сложным был первый мирный месяц. В памяти постоянно оживали картинки пережитого. Снились сны: как складываются от удара «хаймерсов» многоэтажки, как идёшь с одним автоматом в руках, а на тебя движется танк противника, как вновь возвращаешься в первое место дислокации – Волноваху.

Да ещё постоянно волнуется мама. Стоит ей узнать, что сын куда-то едет, в глазах немой вопрос: а вдруг сын вновь поехал на войну?..

Анна Долгарева в заключение беседы поделилась своим новым стихотворением, посвящённым нашему городу. Поэтесса уже не впервые в Нарьян-Маре и свою вторую встречу с жемчужиной Арктики описала в поэтических строчках:

Здесь дома невысокие – словно росли из земли.

И деревья такие же – в тундру вцепившись корнями.

Изогнулись от ветра. Полярными долгими днями

негде скрыться от взгляда кого-то чужого вдали.

А листва тут недавно почти облетела – за день:

Стало холодно, за ночь деревья тогда пожелтели

И опали на мох и траву – не прошло и недели.

Вот и стой теперь голый, как пень.

И темнеет под северным небом конца сентября

Деревянная церковь, где молятся молча старухи

И по праздникам ходят печальные местные духи,

Что едва ли всерьёз уже верят и сами в себя.

Хорошо здесь бродить, забывая себя и других,

И не думать, и крепкое лить в воспалённую глотку.

На речном берегу задремала рыбацкая лодка,

Покидают зайчата зайчих.

Приглушаются краски листвы, отдаляется шум,

Тундра пахнет землёй, в семи водах осенних мочёна.

И лениво несёт свою воду на север Печора,

Вспоминая, как ехал сюда в кандалах Аввакум.