«А самолетка есть, погодки нет,
Погодка есть – самолетки нет»

Анакуль, эскимос о. Врангеля

Восемьдесят лет назад горожане были изрядно удивлены, увидев в небе над Нарьян-Маром громадные краснокрылые самолеты. На Северный полюс летела эскадра воздушных кораблей АНТ-6 «Авиаарктика»

Год 1937-й вошел в историю не только массовыми репрессиями и громкими процессами, но и рекордными перелетами сталинских соколов Чкалова и Громова. Первым в этом ряду по праву стоит трансарктический перелет пяти могучих самолетов по маршруту Москва – Холмогоры – Нарьян-Мар – Новая Земля – Земля Франца-Иосифа – Северный полюс.
Важной особенностью этого перелета было не только стремление установить очередной рекорд, сколько доставить на макушку планеты научную экспедицию во главе с Иваном Папаниным. Состав экспедиции отбирался тщательно. В высокие широты летели маститые полярные асы, орденоносцы. Флагманский самолет Н-170 вел Герой Советского Союза Михаил Водопьянов, хорошо знакомый горожанам – его четырехмоторный гигант отличался от остальных машин светло-вишневой окраской. Экипаж машины Н-171 возглавлял Герой Советского Союза Василий Молоков – рекордсмен челюскинской эпопеи, вывезший из лагеря Шмидта 39 человек.
За штурвалом АНТ-6 Н-172 сидел опытнейший пилот-краснознаменец Анатолий Алексеев, участвовавший в спасении экспедиции Нобиле еще в 1928 году. Самым молодым из командиров четырехмоторных громадин был 30-летний кавалер ордена Красной Звезды Илья Мазурук (машина Н-169) – но и ему удалось много и успешно полетать над Средней Азией, на Дальнем Востоке и Крайнем Севере.
Разведку погоды на двухмоторном самолете АНТ-7 Н-166 вел лихой летчик-испытатель Павел Головин. Вторыми пилотами были личности не менее легендарные – старейший полярный ас Михаил Бабушкин, ветераны северных трасс Матвей Козлов и Георгий Орлов, рекордсмен парашютного спорта и мастер высшего пилотажа Яков Машковский. Обязанности флагманского штурмана исполнял майор Иван Спирин, флаг-штурман ВВС, а главного синоптика – профессор Борис Дзердзеевский.

«Ну и аэродром! Простор, красота!»
30 марта 1937 года. На льду реки для встречи экспедиции были выложены посадочные знаки, горели костры. Встречающие яростно терли щеки: мороз стоял минус двадцать, да еще с ветерком. Наконец на фоне голубого неба показались темные точки, вскоре превратившиеся в ширококрылые туполевские самолеты. В вихре снежной пыли на лед Печоры напротив лесозавода садились 25-тонные гиганты АНТ-6, раскрашенные в мандариновый цвет полярной авиации. Такого зрелища жители города еще не видели.
Конечно, самолеты в Нарьян-Мар прилетали, и не раз, но обычно это были небольшие машины типа П-5 или «Сталь-2». С 1935 года работала и авиация окрисполкома – маленькие бипланы У-2. Теперь же в Нарьян-Мар прилетели «летающие крепости» с размахом крыльев 42 метра.
Едва 16 мощных моторов заглушили, как из дюралевых гофрированных фюзеляжей «туполевых» полезли известные на всю страну товарищи – начальник Главсевморпути (или, как его еще именовали тогда, полярный нарком) академик Отто Шмидт, руководитель полярной авиации Марк Шевелёв, начальник экспедиции «Северный полюс-1» Иван Папанин, знаменитый челюскинский радист Эрнст Кренкель. Всего на печорском берегу 30 марта 1937 года высадились 39 человек – летчики, штурманы, бортмеханики, радисты, ученые, журналисты.
Кинооператор Марк Трояновский прибыл на следующий день на пассажирском самолете, специально зафрахтованном редакцией. Летчик Михаил Бабушкин вспоминал о посадке и встрече в Нарьян-Маре: «Ну и аэродром! Простор, красота! Тут можно сразу и взлетать и садиться – места хватит. Идем на посадку. Ветер свежий. Уже коснулись снега. Самолет скользит на лыжах. Водопьянов разворачивается. Ветер шаловливо поддувает под правое крыло, как бы приветствуя нас. Но «приветствие» оказалось довольно коварным: самолет кренится на левое крыло. Все это происходит молниеносно. Водопьянов успевает убрать газ, и самолет выравнивается. Подруливаем к стартовой линии.
Вслед за нами садятся остальные машины. Воздушная эскадра выстраивается в стройный ряд. Представители местных организаций радушно приветствуют участников экспедиции. Руководители советских и партийных организаций Нарьян-Мара несколько переусердствовали в гостеприимстве: печи в отведенных нам помещениях так жарко натоплены, что дышать нечем; всю ночь спали при открытых форточках, накрывшись простынями».
Звездный десант на лошадях отвезли отдыхать в здание Ненецкого совхозуча, временно превращенное в гостиницу. Зачехленные и закрепленные воздушные корабли остались под охраной на Печоре.
При подлете члены экспедиции с интересом рассматривали Красный город. Почти все пилоты уже бывали здесь и знали, что еще несколько лет назад на месте Нарьян-Мара шумел еловый бор. Журналист Лазарь Бронтман бегло записал в дневнике: «На берегу Печоры стоят лесопильный, кожевенный, кирпичный заводы, учебные заведения, поликлиники, радиостанция, кинотеатр, виднеются целые кварталы жилых домов».
Флагманский штурман Иван Спирин описывал первые впечатления о Нарьян-Маре: «Городок очень маленький. Это окружной полярный центр, где сейчас жизнь бьет ключом. Здесь есть радиостанция, телеграф, маленький кинотеатр. Город связан воздушной линией с Архангельском». Правильные ряды желтеньких чистеньких домов отметил в своем дневнике и папанинец Евгений Фёдоров.
Деревянные дома к прибытию экспедиции были украшены флагами, все население высыпало на улицы. Безусловно, это было важное событие для горожан. Приехали люди, имена которых гремели по всей стране – знаменитый академик Шмидт, легендарные летчики Водопьянов и Молоков, многие герои челюскинской эпопеи.

Экспедиция на крышу мира
Прыжок на полюс готовили всей страной почти год. Построили четыре огромных самолета конструкции Туполева. Моторы водяного охлаждения АМ-34 оснастили противообледенительными системами и устройствами для быстрого запуска в морозную погоду. Для сообщения между членами экипажа установили пневмопочту: о приходе патрончика с запиской извещал красный глазок сигнальной лампочки. По инициативе Водопьянова в хвос-товой части фюзеляжей впервые установили тормозные парашюты, значительно сокращавшие пробег при посадке. Все было высшего качества – оборудование, одежда, продукты.

По заданию Папанина разработали и изготовили пищевые концентраты для полюсной экспедиции – борщ, щи, мясные и куриные котлеты, каши. Для их выработки использовали 50 говяжьих туш, 5 500 кур и 3 тонны отборных овощей. Даже такое несложное сооружение, как нарты, разрабатывали специально.
Завод им. Каракозова в Ленинграде, изучив коллекцию Академии наук СССР, построил легкие, разборные нарты из ясеня, весившие всего 20 кг. Даже экспедиционная палатка создавалась по специальному проекту. «Наше обиталище – палатка – прямо шедевр. На ее каркас надеваются различные чехлы. Первая покрышка сделана из легкой водонепроницаемой парусины. Затем идет шелковый чехол голубого цвета. Это своего рода огромное стеганое одеяло на гагачьем пуху. Таких чехлов два. Работниц артели, которые шили чехлы, потрясло общее количество гагачьего пуха (17 килограмм). Четвертым и последним идет чехол из крепкой, выкрашенной в черный цвет парусины», – указывал радист Эрнст Кренкель. Общий вес экспедиционного оборудования СП-1 составлял 9 тонн.

Тринадцать суток в Нарьян-Маре
Первоначально предполагалось провести в нашем городе всего два-три дня для подготовки следующего «прыжка» в сердце Арктики – на Землю Франца-Иосифа (ЗФИ). Однако вместо этого первая полюсная экспедиция пробыла в гостях у нарьянмарцев 13 суток. Циклоны шли «в затылок» друг за другом, над Новой Землей и Землей Франца-Иосифа бушевали 10–12-балльные ураганы. Изнывая в ожидании погоды, Шмидт, летчики и папанинцы встречались со школьниками и коллективами предприятий города, участвовали в различных мероприятиях. Почетный гражданин города Нарьян-Мара А.П. Дресвянкин вспоминал о визите полярников:
«В один из вечеров к нам, учащимся 5-7 классов средней школы, пришли по приглашению нашего классного руководителя Л.Д. Ивановой и пионервожатой Отто Юльевич Шмидт, Михаил Васильевич Водопьянов и еще несколько участников экспедиции. Они рассказывали нам о своем перелете, целях экспедиции, а мы показали концерт и специально подготовленную инсценировку стихотворения Самуила Маршака «Льдина-холодина», опубликованного в те дни в «Пионерской правде».
А «королю московских журналистов» Лазарю Бронтману запомнился концерт самодеятельного хора ненцев. Экипажи проводили техническое обслуживание воздушных кораблей. Механики, пилоты и радисты эскадры безвылазно торчали на аэродроме, устраняя мельчайшие дефекты оборудования, вникая во все хитроумные тонкости огромного и сложного самолетного хозяйства.
Из дневника Л. Бронтмана: «31 марта 1937 года. Вечером в гости к школьникам пришел Водопьянов и Молоков. Радости было без конца.
Утром, когда мы стояли на крыльце, к нам подошла целая делегация ребятишек и довольно твердыми от волнения голосами попросили Водопьянова придти.
– У нас есть схематическая модель самолета, скоро будем делать фюзеляжную.
– А вы Молокова пригласите.
– Да мы его не знаем.
Водопьянов лукаво скосил глаза в сторону. Вся банда набросилась на Василия Сергеевича…»
Четверка папанинцев училась вместе с механиками чехлить моторы, домкратить лыжи, помогала разогревать двигатели. Флаг-штурман Спирин спустя годы с теплотой вспоминал о днях, проведенных в Нарьян-Маре:
«Нарьян-марские товарищи были очень гостеприимны и заботливы, угощали нас разнообразными и питательными блюдами. Особенно всем по вкусу нам пришлись печорская рыба и котлеты из оленины. По вечерам для нас устраивали спектакли, концерты, показывали нам кинокартины. Любители домино затеяли турнир: он длился на протяжении всей экспедиции. Потом Водопьянов подсчитал, что сыграл 500 партий».
Неугомонный Иван Папанин попросил Бронтмана сходить в местный отдел НКВД: «Только тихо, чтобы никто не знал. Закажи печать «п/о Северный Полюс». Будем ставить на письма. К сожалению, гравера в Нарьян-Маре не нашлось».
Апрельская погода устроила экспедиции первое испытание. Лазарь Бронтман записал в дневнике: «Забавная тут погода. Утром – ясное небо, солнце. Вчера вечером – слабое северное сияние. Впечатление такое, будто кто-то мазанул пепельно-серебристой краской по небу. Оно быстро разгоралось и затухало. А в час дня разразилась снежная метель со штормовым ветром. У-ух! Длилась часа два. А затем – снова солнце. Чудно!»
Шторма и вьюги крепко держали самолеты «на привязи». Каждое утро экипажи собирались для подготовки к вылету: отгребали снег, отбивали кувалдами примерзшие за ночь лыжи. Но главный синоптик, профессор Борис Дзердзеевский был непреклонен, заявляя летчикам: «Вылет не рекомендую. Погода по трассе плохая».
Из дневника Л. Бронтмана: «6 апреля. Погода на трассе все время отвратная. На Рудольфе – штормит, на Новой Земле – фронт и обледенение. Жуков уже предложил ночью пришибить Дзердзеевского консервной банкой с вишней.
– Это самая большая ошибка, что Вас взяли в экспедицию, – говорил он».

«Именно с Нарьян-Мара начинается наша экспедиция»
Тем временем теплые фронты достигли Нарьян-Мара. Днем с крыш звонко капало, снег на реке угрожающе посинел – ранняя весна стучалась в Заполярье. Страшновато было за самолеты. «Лед гнулся под нашими огромными машинами», – вспоминал Василий Молоков. Наконец, 7 апреля Дзердзеевский разрешил вылет. Первым ушел на север разведчик погоды Н-166. Вторым по размокшему снегу с трудом покатился флагманский Н-170, за штурвалом которого сидел легендарный Водопьянов. Мучительно долго 25-тонный самолет взлетал со льда Печоры. Целых 85 секунд понадобилось многоопытному пилоту, чтобы оторвать его от липкого снега.
Сделав несколько кругов, Водопьянов совершил посадку, так как самолет-разведчик сообщил, что в устье Печоры идут мощные снежные заряды. На следующий день Шмидт и Шевелёв устроили разбор полетов. Дело в том, что при подготовке к вылету произошло несколько маленьких ЧП: лыжи алексеевского Н-172 намертво примерзли ко льду, у молоковского самолета при разогреве загорелся мотор и т. д. «Полярный нарком» Шмидт, строго глядя на пилотов, сказал: «Именно с Нарьян-Мара начинается наша экспедиция».
Из дневника Л. Бронтмана:
«9 апреля.
– Кстати, – спросил Папанин, – а как поставлена охрана самолетов?
– А давайте проверим.
Сказано – сделано. Часа в 2 ночи мы вчетвером поехали на аэродром. Вышел навстречу из будочки человек в тулупе.
– Куда? – спросил он лениво.
– Посмотреть на самолеты.
– Ага!
Поехали вдоль фронта эскадры. Вышел еще один часовой. Не останавливаясь, ответили то же и поехали дальше. Подъехали к последней машине, вышли, подошли под крыло. Вяло подошел третий часовой, держа винтовку небрежно под мышкой. Делай что хочешь! Разоружай охрану, порть самолеты.
– Ну что ты будешь делать, если увидишь – идут люди к самолету? – спросил Спирин.
– Окликну.
– Ну а они идут.
– Не знаю…»
Журналист Лазарь Бронтман запомнил тягостное чувство ожидания вылета: «Уже много дней мы гостим в Нарьян-Маре – центре Ненецкого национального округа. Наши самолеты стоят на широком приволье могучей Печоры и чуть серебрятся весенним инеем. Весна преследует нас. Она бежит по нашим следам на север. Мы еле-еле успели выскочить из подтаявшего Архангельска, и сейчас здесь снова ощущаем могучее дыхание тепла, влажного воздуха и ласкового, однако не радующего нас солнца. Аэродром раскисает на глазах, снег становится мокрым, липким, рыхлым. Погода каждый день меняется, на трассе висит низкая хмурая облачность. Все самолеты уже давно готовы к старту на остров Рудольфа. Мы каждый день прощаемся с материком, с надеждой выходим на берег реки и хмурые возвращаемся обратно в город. Нам кажется, что даже гостеприимные жители этого далекого заполярного города начинают относиться к нам с некоторым пренебрежением, как бы косясь на нас за беспомощность перед циклонами и метеорологическими фронтами, в изобилии обрушивающимися на наш дальнейший путь».
Эрнст Кренкель также отмечал в дневнике: «4-12 апреля. Великое сидение в Нарьян-Маре. Дни похожи один на другой: сегодня – как вчера, завтра – как сегодня. В Нарьян-Маре запомнилось наше житье в оленсовхозе, кормежка в столовой, бесконечное писание прощальных писем, посещение бани. Развлечений в Нарьян-Маре было мало. Подолгу сидели в столовой. Свежая рыба и сметана не сходили со стола».
Скучающие полярные асы даже мыслить начали синоптически: неудачное блюдо называли окклюзией, вкусное – «антициклон».

К помпам встали все
Ранним утром 12 апреля многие горожане проснулись от рева двигателей на Печоре – это техники запустили 18 мощных М-34. Полюсная эскадра готовилась к вылету. На аэродром прибыли провожающие. Папанинцы тихо ходили по полю и незаметно садились в самолеты, все время внося какие-то вещи и свертки.
– Рыба, – удивленно принюхивался техник к одному из свертков.
Кроме белой рыбы, хозяйственный «папаша» Папанин загрузил на самолеты нарьян-марские подарки: несколько мешков свежего хлеба и оленьи шкуры. Академик Шмидт тепло попрощался с руководителями Ненецкого округа – Проурзиным, Тайбареем, Евсюгиным, Капачинским. Вспоминает Аркадий Евсюгин: «Перед вылетом Отто Юльевич Шмидт достал блокнот с грифом Северной полярной экспедиции и написал благодарность окружкому партии и окрисполкому за хорошее гостеприимство».
Первым взлетел двухмоторный разведчик Головина, через полчаса стрельнувший радиограмму о хорошей погоде по курсу. Водопьяновский флагман, разбрызгивая ледяную кашу, пошел на взлет. Но, докатившись до конца полосы, встал: перегруженный самолет не желал взлетать. Шесть раз могучая машина выходила на старт, но лыжи не желали отрываться от раскисшего снега. Экстренно собрались на лыже Н-170 и приняли решение – слить по 14 бочек бензина.
К ручным помпам встали все – от Героев Советского Союза до техников, от Шмидта до Бронтмана. С каждой машины экстренно слили по две с лишним тонны бензина. Наконец в 10.27, дав форсаж четырем моторам, Михаил Водопьянов оторвал АНТ-6 от печорского льда. Вслед за ним стартовали Мазурук, Молоков и Алексеев. Курс был взят на ЗФИ – трамплин для штурма Северного полюса.

Русские высадились на макушке планеты
Потом началась знаменитая операция по высадке на полюс. Первым до макушки мира добрался экипаж Павла Головина. До этого подобный подвиг удался лишь аэронавтам на дирижаб-лях «Норвегия» и «Италия» да американскому пилоту Ричарду Берду на самолете «Джозефина Форд».
К перелету серьезно подготовились. Типовое обмундирование состояло из шерстяного белья, толстого свитера, мехового комбинезона и рубашки, шерстяных носков, собачьих чулок, нерпичьих торбазов, шерстяных перчаток, просторных меховых варежек и мехового шлема. Так как кабины летчика и штурмана сильно продувались, они, кроме прочего, имели пыжиковые меховые маски для лица, очки и огромные меховые шубы. В передней кромке крыла были оборудованы грузовые отсеки, куда складывались наиболее тяжелые вещи. За моторами были уложены палатка, складные нарты, пять пар лыж, 20 кг шоколада «Кола», рюкзаки с личными вещами, запас белья, одиночный комплект частей к мотору, наиболее тяжелые инструменты, спальные мешки.
Конечно, это было рискованное предприятие – на двухмоторном Р-6 долететь до полюса. Радист Николай Стромилов рассказывал о борте Н-166: «Что сказать о нашем самолете? Серийный Р-6, немного устаревший даже для своего времени. Не было в нем стремительности и изящества, отличающих современные туполевские лайнеры. Был самолет даже как-то угловат и неуклюж. Не поражал воображение скоростью – она не превышала 160 километров в час…». Утром 5 мая 1937 года головинский экипаж взял курс на полюс. Впереди – сотни и сотни ледяных полей, разводий, торосов, айсбергов – причудливый мир льда, снега и холодной воды.
И вот, наконец, штурман Волков сообщил запиской – «Мы над полюсом!» Озорной пилот над пучком меридианов сбросил масленку – «для смазки оси мира», как он шутил потом. Механик Николай Львович Кекушев тоже не растерялся: «Лезу в рюкзак, достаю коробочку с нитками и иголками, вытаскиваю из нее трех целлулоидных куколок, подаренных мне сестрой в Москве на счастье, и сбрасываю. Первые обитатели полюса – белый, желтый, черный человечки».
11-часовой перелет закончился благополучной посадкой на аэродроме с гулкими от пустоты баками. Головин доложил, что на полюсе и прилегающей территории имеется большое количество ледяных полей, вполне пригодных для посадки.
С ледяного купола острова Рудольфа 21-22 мая 1937 года четыре советских самолета совершили блестящий перелет на Северный полюс. Все газеты мира вышли в те дни с сенсационным сообщением – русские высадились на макушке планеты!
Здесь возник целый городок с улицами Советской и Самолетной, над которыми реяли сразу три алых полотнища – государственный флаг СССР с серпом и молотом, стяг СП-1 со сталинским профилем и вымпел Главного управления Северного морского пути с «бородой» Шмидта. Быстрыми темпами возводился лагерь папанинцев: установили знаменитую красную палатку, из снежных блоков построили радиорубку Кренкеля, складские помещения и хозяйственный блок. Пол жилища СП-1 выстлали оленьими шкурами, снова добрым словом помянув Нарьян-Мар.
Вспоминал снова о нашем городе и журналист Бронтман, который вел подробный дневник экспедиции. В начале июня он записал: «На обед – коньяк, суп гороховый со шкварками, котлеты куриные, какао со сдобными сухарями. К обеду – нарьян-марский хлеб (отлично сохранился, ибо замерз)». Так что ржаные буханки наших пекарей уплетали за обе щеки полярные герои, закусывая на Северном полюсе.

Место назначения – Амдерма
6 июня 1937 года, после официального открытия станции СП-1, самолеты водопьяновской эскадры вылетели на аэродром ЗФИ. Теперь полярных асов ждала триумфальная встреча в Москве. Правда, было одно «но»: при перелете колесные шасси сняли и оставили их в Архангельске, а ледокол с ними ожидался лишь через месяц-полтора. Снежный покров везде уже давно растаял, лишь в Амдерме дали добро на перелет. 15 июня из Амдермы радировали: «Аэродром тает ежечасно. Прилагаем все усилия, чтобы, подвозя снег из окрестностей, сохранить его еще на 13-14 часов».
16 июня четыре оранжевых самолета с размашистыми надписями «Авиаарктика» появились над Амдермой. С 800-метровой высоты летчики увидели белую ниточку – тоненькую снежную полосу. Три дня и три ночи все жители поселка выходили на строительство рукотворной посадочной «дорожки». Грузовиками, санями, тачками и носилками из распадков возили снег, расширяли, удлиняли, трамбовали покрытие, норовившее растаять под солнечными лучами. Благодаря маленькому подвигу амдерминцев все самолеты совершили благополучную посадку.
Лазарь Бронтман сохранил колоритную зарисовку: «Молоков ударил сапогом по снежному насту: его толщина не превышала 2-3 сантиметров, под ним был каменистый грунт».
Через четыре дня, выждав благоприятный момент, по кромке отлива песчаной косы могучие АНТ-6, уже сменившие «валенки» на «ботинки», взяли курс на Архангельск и затем – на Москву.
27 июня 1937 года постановлением ЦИК СССР восемь человек (Шмидт, Шевелёв, Папанин, Алексеев, Мазурук, Головин, Спирин и Бабушкин) получили звание Героя Советского Союза, а все остальные участники перелета были награждены орденами. Ныне о тех эпохальных событиях напоминает только гранитная мемориальная доска с бронзовыми барельефами героев, установленная на здании УМВД по Ненецкому автономному округу.