Операция

Рассказ

Тридцать лет назад мне и в голову не пришло бы удалять эту самую гигрому, если бы у меня не онемел большой палец левой руки. Видимо, она давила на какой-то нерв. Сама по себе опухоль жить не мешала, но вот деревянный палец раздражал.

В нашей компании начинающих литераторов был молодой хирург. Писал стихи, кстати, очень неплохие. Большой рыжий хохотун. Допустим, Сашка.

Как-то он увидел, что я безуспешно пытаюсь взять со стола мелкий предмет, и наметанным глазом медика сразу засек проблему. Пришлось протянуть ему руку.

Сашка с видимым удовольствием помял шишечку на моем запястье – было до тошноты неприятно, лапища у этого верзилы была та еще, произнес незнакомое для меня доселе слово гигрома и предложил избавить от этой напасти в ближайшее его ночное дежурство:

– Плевое дело.

Я согласилась.

Дома, разумеется, соврала. Не помню, что сказала на этот раз, но обычно я уезжала в какую-нибудь командировку.

Под командировками могло крыться все, что угодно, – от ночи с любимым мужчиной до поездки в военный Таджикистан или раздираемую межэтническим конфликтом Ферганскую долину. В моих устах это был безобидный форум в Алма-Ате или Самарканде.

Зачем пугать родных? И сейчас не раскаиваюсь, что врала. Они до сих пор и малой толики моих приключений не знают. И слава-то Богу! Как говаривает моя старинная приятельница, жизнь надо прожить так, чтобы было что вспомнить, а рассказать нельзя.

Медлить не стали ни я, ни Сашка. И через несколько дней я уже сидела после вечернего обхода в его ординаторской. Нас было трое – я, он и смазливая сестричка, явно для Сашки не просто медсестра. Больные расползлись по палатам и угомонились. Все необходимые процедуры и уколы были им сделаны.

По телевизору разливалась модная в те годы Алла Пугачева, на стеклянном столике стояли дорогущий армянский коньяк, коробка шоколадных конфет – из неоскудевающих больничных запасов, которые пополнялись благодарными больными и их родственниками.

Сашка готовил мне руку и травил жуткие байки из жизни медиков. Как, например, в бытность свою практикантом сельской больницы закапывал ночью на деревенской околице ампутированную ступню. Система утилизации биологических отходов в больнице отсутствовала, и если аппендиксы и прочую несущественную мелочь там просто выбрасывали в мусорный бачок, то разобраться с ногой было сложнее.

– Я дико боялся, что меня застукают, решат, что я кого-нибудь убил и расчленил, – вспоминал, похохатывая, Сашка, что-то там делая с моей рукой. Смотреть в его сторону он мне запретил.

Я в ответ рассказывала о недавней поездке в лепрозорий в район Аральского моря. Мне тоже было чем попугать слушателей.

Минут через двадцать Сашка разрешил повернуться. Рука моя была аккуратно забинтована.

– Вот и все, – произнес Сашка. – Жить будешь.

Я встаю и… Собственно, больше я ничего не помню. На меня навалились духота и темнота.

Первое ощущение через не пойми какое время – страшный холод. Первый звук – кто-то надо мной рыдает.

Пытаюсь вздохнуть поглубже – получается с трудом, очень болят ребра, как потом выяснилось, одно было сломано.

Постепенно прихожу в себя, открываю глаза и осматриваюсь.

Я лежу на полу в луже, насквозь мокрая – это меня обильно поливали водой, пытаясь привести в сознание.

Окно распахнуто настежь – таким образом мне обеспечивали приток свежего зимнего воздуха.

Кофточка разорвана. Это Сашка делал мне искусственное дыхание.

Надо мной склонился он сам, с побелевшими от ужаса глазами. За ним мечется и рыдает сестричка.

– Ожила… Она ожила, какое счастье, нас не посадят и не расстреляют, – шепчет он.

О том, что я, оказывается, умерла, Сашка рассказал мне позже. Когда я, закутанная в несколько одеял, с грелкой в ногах, напоенная горячим сладким чаем, лежала на диванчике все в той же ординаторской.

Сашка взял с меня тогда страшную клятву, что я никогда в жизни и словом не обмолвлюсь о случившемся. Время было советское, суровое, и чуть не умершая после левой операции на дежурстве молодого хирурга женщина вполне могла обернуться для него лесоповалом.

Страны той уже нет. Я живу на другом конце географии. Про Сашку слышала лет десять назад, что он обосновался в Бразилии, занимается строительным бизнесом. Про сестричку не знаю ничего. Так что рассказать об удалении злополучной гигромы теперь могу, не боясь кого-то подвести под монастырь.

О чем этот рассказ? Наверное, все-таки о молодости. Только в молодые годы одному можно легко и беззаботно согласиться на операцию под песни Пугачевой и коньяк, а другому сделать ее.

Помню, уже провожая меня на такси утром домой, Сашка вдруг, краснея и смущаясь, неловко поинтересовался:

– Как оно там?

– Где – там? – не поняла я.

– Ну – там, с той стороны… где ты была. Говорят, там коридор, свет…

– Не верь, Сашка, все врут! – убежденно ответила я. – Нет там ничего! Тут надо жить.

Людмила Моржеедова

К 70-летию Победы

Пусть правит мир в огромном мире,

Не бал войны, а к жизни зов!

Достойно чести и мундиров

Геройство дедов и отцов.

Нельзя историю калечить,

Страницы все перевернув.

Солдатам раны кто излечит,

Чтоб матери смогли заснуть?

Под дулом пушек гибли братья,

Взлетали голуби к богам -

Просили людям благ и счастья,

Чтоб все прислушались к сердцам.

Земля прекрасна и богата,

Дает дары во благо всем.

И слово Родина так свято!

И не сравнить ее ни с чем.

Душа жива у обелиска!

Спасибо павшим говорим,

Наклоним голову мы низко.

Отвагу, веру вашу чтим.

Вновь зазвенят ручьи весною

В честь Дня Победы дорогой!

И расцветут гвоздики снова

Не гаснет Вечный где огонь!

К юбилею города

Красот земных и здесь немало,

Здесь судьбы многие сплелись.

Я тридцать лет как в Нарьян-Маре,

Мы с ним характером сошлись...

Хоть годы разные бывали,

И грусть, и радость на двоих.

Дома высотные вставали

Под крики чаек озорных.

Я боль твою всем сердцем слышу,

Твои невзгоды познаю.

Уходят дни, и ради жизни

Как мать, я этот край люблю.

Седеют тундровые тропы,

Печора матушка-река

Вздыхает, пенится вдоль поля

В надежде выжить, как и я.

И есть мечты, и есть проблемы,

Нам сохранить природу-мать,

Чтоб близким был наш

Крайний Север,

Чтобы в мае птиц опять встречать.

Свети огнями, Заполярье!

Открой по новому пути!

И, в современный век вступая,

Счастливой поступью иди!

* * *

Огнями светится дорога,

Встречает всех аэропорт.

Того, кто не был дома долго,

Кто в Нарьян-Маре не живет.

А город стал еще богаче,

Как терема, растут дома.

Желает Север всем удачи,

Смягчится долгая зима.

Теплом согреются и души,

В просторы тундра позовет.

Полярный зов снегов послушать,

И как весной ломает лед.

Метель уносит вдаль тревоги,

Нельзя сбиваться нам с пути.

Был рейс на Норд совсем недолгим.

К друзьям на встречу прилетишь.

Посвящается Году литературы

Не искала клад богатый,

Не купила «Мерседес».

Жизнь свою в стихах слагаю,

Я такая, как и есть.

Не ждала добра в ответ я,

Берегла свои мечты.

То зима в душе, то лето...

Мои радуют цветы.

Не живу на зависть людям,

У меня своя судьба.

Есть и праздники и будни,

Мне никто не ставил балл.

Поборюсь еще с годами,

У подруг свое возьму.

Не носила в сердце камень,

Выбирая свет, не тьму.

Где-то музыка играет,

У меня играет кровь.

Ангел близких охраняет,

А его – моя любовь!

Писатель и журналист Ольга Крупенье второй год подряд стала лауреатом национальной литературной премии «Писатель года». Она снова заняла первое место в номинации «Романтика», на этот раз с рассказом «На случай, если он придет».

Премия вручалась 21 марта – в Международный день поэзии - в Доме правительства Москвы. Там же состоялась презентация книг лауреатов конкурса прошлого года. В числе других была представлена и книга прозы Ольги Крупенье «Ах, любовь!..», которая недавно вышла в московском издательстве «Авторская книга».

Победителям Всероссийского литературного конкурса 2014 года вручили дипломы, статуэтки – перо на подставке из минералов и контракт на издание книги.

Надо отметить, что в истории конкурса это первый случай, когда писатель становится победителем в одной из номинаций дважды.