На вопрос: на какие этапы делится жизнь человеческая, любой из нас без особого труда ответит: «Детство, юность, зрелые годы, старость, ну и все остальное...» Для нынешних поколений это само собой разумеется, но для тех, кто пережил Великую Отечественную, этапы жизненного пути имеют совершенно иную градацию: довоенное время, военное и послевоенное.
Для десятков миллионов, переживших довоенные 30-е и начало 40-х, к сожалению, послевоенное время так и не наступило. Для кого-то из этих почти 30 миллионов не наступила зрелость, для кого-то – старость, а кто-то навсегда остался в юности или детстве. Военное лихолетье уносило жизни не только солдат на фронте. Оно обрывало жизни их матерей и жен, сестер и детей, обреченных на смерть от рук оккупантов или голодное угасание в прифронтовой полосе или блокадном Ленинграде.
И хотя прямые боевые действия и серьезный голод обошли Ненецкий округ стороной, все равно его жители понесли невосполнимые утраты, потеряв на фронте близких. И похоронки здесь, как и по всему СССР, были самыми страшными посланиями, получать которые люди боялись, до конца войны надеясь, что в документы просто вкралась ошибка, и муж, сын или брат вернутся, пусть покалеченные, но живые. К сожалению, таких историй послевоенного воскрешения в округе нет, каждая похоронка попадала точно в цель. Очень многие пропали без вести, и что с ними стало, и где упокоен их прах, неизвестно и по сей день.
Сегодня в Ненецком округе остался совсем небольшой «отряд» солдат Великой Отечественной, а сколько осталось солдатских вдов, никто сказать не может. Труженики тыла – вот основной контингент живущих сегодня ветеранов, приближавших Победу, работавших ради нее днем и ночью.
Мало кто знает, что знаменитый лозунг «Все для фронта, все для Победы!» изначально звучал иначе – «Все ради фронта, ради обороны», и изменился уже в 1943 году, после коренного перелома в ходе военных действий. Об этом мне довелось узнать от жительницы Нижней Пеши Ольги Николаевны Каменской, которой исполнилось 88 лет.
Довоенное время: округ стал нам родным
– Моя родина – Мезень, и никогда у моих родителей не возникало мысли покинуть родные места, – вспоминает Ольга Николаевна. – Мы всегда жили своим хозяйством, но в 30-е, после продразверсток и коллективизации, народ в нашем зажиточном селе оказался нищим. То, что рабочих рук везде не хватает, я поняла, когда моего отца и других поморов стали уговаривать ехать в богатый рыбой Ненецкий округ, работать в артелях и создавать новые рыболовецкие колхозы.
Время было суровое, но очень интересное, созидательное, нацеленное на будущее. Агитаторы ездили к нам с 1937 года, кто-то соглашался сразу покинуть насиженные места, кто-то, как мои родители, долго и основательно думал. Ведь нам предстояло оставить не только могилы предков, но и перевезти свои дома, разобрав их по бревнышку.
Только к 1939 году наша семья решилась на этот отчаянный шаг. Каменка, Мезень, Нижа, Ручьи и Столбы собрали вместе более 60 семей переселенцев. В списки «желающих» были включены не только взрослые работники и их дети, но и скотина: овцы, коровы и козы, которых эти люди содержали.
Было сразу определено, куда каждая семья решит ехать: одних отправили для создания колхоза имени Полины Осипенко (позднее его центральной базой стало Белушье ), других – в нынешнюю Волонгу, где был создан рыболовецкий колхоз имени Михаила Громова, а позднее из переселенцев в Волоковой был организован еще один колхоз имени Папанина, но уже в деревне Великой, которую люди сами и создали.
Кстати, если сегодня наших современников спросить, что они знают о Михаиле Громове или Полине Осипенко, уверена, мало кто сходу расскажет о них. А в 30-е годы прошлого века имена этих военных и полярных летчиков, Героев Советского Союза, знали все, в их честь назывались корабли, улицы, заводы и колхозы.
– Всех нас со скарбом в августе 1939-го погрузили на судно «Михаил Громов», и мы отправились в неизвестность. По морю плыли очень долго. У Каниного Носа, где сходятся Белое и Баренцево моря, судно попало в шторм – многометровые волны бросали его из стороны в сторону. А судно тяжелое, груженое нашими разобранными домами и скотиной.
Картина была невеселая: все лежат плашмя, у всех морская болезнь. Скотина в трюмах ревом ревет, тоже катается по палубе. Овцы, бедные, вверх ногами, коровы на боку лежат, едва живые. «Михаил Громов», чтобы переждать шторм и ураганный ветер, встал на якорь неподалеку от берега. Женщины и дети лежали как трупы в каютах, а нашим мужчинам-поморам, хоть бы что, сидят, в карты играют.
Помню, капитан «Михаила Громова» обратился за помощью к нашим отцам, говорит, что его команда вся слегла от морской болезни, а судно без команды «жить» не может, вот и сформировал он тогда бригаду поморскую для того чтобы дежурили на вахте днем и ночью. Через несколько дней шторм стих, и мы пошли дальше уже по Баренцеву морю. Подходим, берег высокий, незнакомый. Начали разгружаться, и тут приезжает нарочный из Пеши и говорит, что всех детей школьного возраста нужно срочно отправить на учебу, кого в Нижнюю Пешу, а кого в Волоковую. Нас, детей, набралось около 30, всех погрузили на проходивший мимо бот «Канин» и повезли в школу. Родители оставались с малышами, кто в Белушье, кто в Волонге, кто в Великой, точнее на тех местах, где нам предстояло жить и работать дальше.
Школа здесь тогда уже была та самая, двухэтажная, которую недавно снесли. Тут и интернат был, куда всех поселили: ребят много, все разновозрастные, все разных национальностей, в общем, не интернат, а интернационал. Жили очень дружно, учителя были прекрасные, я и сегодня, в свои годы, помню их имена: Геннадий Георгиевич Шмаков, Василий Васильевич Романов, Александр Николаевич Сухих – потом все они погибли на войне. Учили нас и известные в Ненецком округе педагоги, чьи имена и по сей день на слуху – Сергей Николаевич Лавдовский и Николай Степанович Карпов.
В этой школе мы проучились два года, без дела ни дня не сидели: то уборка территории, то совместная рыбалка, то соревнования по бегу, игра в футбол или волейбол. Учителя старались, чтобы мы не очень скучали по родителям.
Мы очень завидовали тем ребятам, чьи родители выбрали для жизни Белушье – они были ближе всех от Пеши, и зимой каждые выходные бегали домой. А мои мама и папа выбрали Великую, и добраться до них с двумя малолетними братьями не было никакой возможности.
Но тут мы узнали от знакомых, что в деревне Таратинское зимой начали делать поморские карбасы. И сразу смекнули: а кто их будет и сможет делать, как не наши отцы, а кто их смолить и конопатить будет, как не наши матери? И сбежали зимой в Таратинское – и там действительно встретились с родителями, радости не было конца. И с тех пор всю зиму до весны 1940 года бегали по выходным в соседнее село.
Сегодня ни деревни Таратинское, ни Великой уже нет, живы они только в памяти.
Время военное: плач первых месяцев
Когда началась война, всем было очень страшно – каждый день из репродуктора сводки с фронтов: люди гибнут, города разрушаются, фашисты зверствуют на нашей земле. Воспоминания о первых месяцах войны ограничиваются одним словом – плач. Женщины, дети, старики плакали, провожая сыновей, отцов, братьев на войну, люди плакали, получая похоронки. Почтальоны в те годы были фигурами очень неоднозначными: кто знает, что тетя Маша принесет в своей почтовой сумке: письмо от родного, похоронку или сообщение о том, что сын, муж или брат пропали без вести.
В 1941-м я узнала о героической гибели Алексея Калинина, ушедшего в Красную армию весной 1939 года. Когда он погиб, все село как будто онемело, мы реально ощутили, что война не где-то там далеко, а совсем рядом и в любой момент может забрать наших близких. Знаю, что родные Алексея до последнего не верили в его гибель и ждали его до самой своей смерти.
Страшнее всего так ждать, но люди ждали и надеялись до конца. Посмотрите на памятник в Нижней Пеше, здесь каждое имя знакомо, каждый человек как родной. Каждый раз, глядя на печальные списки на обелиске, вижу фамилии своих одноклассников – Николая Мутовкина и Володи Калинина. И такие обелиски по всему округу…
В августе 41-го одного за другим начали призывать на фронт наших односельчан. Центром Канино-Тиманского района в те годы была Нижняя Пеша, именно сюда привозили будущих солдат из Шойны и Кии, Омы и Неси, Чижи и Вижаса, двух Пеш, Волонги, Великой, Таратинского, Белушья, Индиги и всех тундровых стойбищ. Мужчины, призванные в июле и августе, еще успели на морские суда до Архангельска. Призванные осенью, добирались до сборных пунктов пешком.
Брат Ольги Каменской, Александр Маслов, был призван в армию осенью 1941 года, 18 лет ему исполнилось лишь по дороге на фронт.
– Младшего брата мобилизовали в осенний призыв, – продолжает Ольга Николаевна. – Помню до мелочей, как в Нижней Пеше собрали огромный обоз из всех деревень и тундр: рыбаки наши местные и оленеводы со всего Канина и Тимана – им, бедным, нужно было идти пешком до Архангельска. У кого была более-менее теплая одежда, хорошо, но большинство будущих солдат были легко одеты, а идти по зимнему тракту предстояло около трех недель. Взятые с собой съестные припасы закончились очень быстро, и людям предстояла дорога от одной голодной деревни до другой.
Когда они дошли до Мезени, где жила наша тетя, она не сразу узнала своего племянника, настолько он был худой и измученный переходом. Позднее тетя рассказывала, что плакала, когда увидела эту колонну будущих воинов. Дала им картошки, на которую призывники накинулись и съели почти всю сразу. Хотя и считается, что у нас здесь не было голода, в прямом смысле этого слова, как по всей стране, но все равно карточная система была. Хлеб, соль, мыло, промышленная продукция отпускались только по карточкам. Например, служащим давали 400 граммов хлеба, детям по 200 граммов, а колхозники вообще ничего не получали. Так что особо надеяться на помощь родных было бессмысленно, они и сами еле сводили концы с концами.
А в тылу среди нас, подростков, бросают клич – помочь взрослым, под лозунгом «Все для фронта, все для обороны». Были готовы даже ребята семи – десяти лет, они просились на любые работы, лишь бы поддержать на фронте своих отцов и братьев. С 1942 года я и мои сверстники работали на заготовке сельди, наваги и сайки в Белушье и Волонге. Заготовленная рыба отправлялась на фронт.
Послевоенное время: горжусь братьями и земляками
…Брат труженицы тыла Ольги Николаевны, Саша, остался живым на войне. Правда, в Пешу не вернулся, а после победы поступил учиться, стал офицером, летчиком, женился и остался в Москве. Горжусь своими брать-ями Александром и Алексеем, который живет сейчас во Владивостоке – он самый младший из нас, 1933 года рождения. На Дальний Восток младший брат уехал после армейской службы и там более 30 лет проработал на угольных шахтах.
Мой муж, Елисей Нестерович Каменский, тоже прошел войну и вернулся живым. После войны всю жизнь проработал в Нижней Пеше, был мастером на все руки, не было работы, которая ему была бы незнакома. Мы прожили с ним все послевоенные годы в мире и согласии, вырастили детей. Лучшей судьбы я для себя даже и не желала.
